Богачи - Юна-Мари Паркер

— Я не видел газету. Мне позвонила мама.

— Любимый, прости меня! Я хотела во всем признаться тебе сама, но не смогла. Мне нужно многое объяснить тебе, но не теперь, позже… Я действительно…

— Уходи, — прошептал он.

— Но, Гарри…

— Уходи. Оставь меня, — упрямо повторил он, поджав губы. — Убирайся вон!

В течение последующих десяти дней Гарри имел предостаточно времени для раздумий. Морган продолжала бывать у него ежедневно, но он ее демонстративно игнорировал. Стоило ей завести речь о Дэвиде, повинуясь желанию оправдаться в его глазах, как Гарри прерывал ее неизменно одной и той же фразой: «Нам не о чем говорить, Морган».

Тогда она попыталась приласкать его, окружить заботой и нежностью, возродить отношения любовного подтрунивания и трогательной восхищенности друг другом, которые некогда их связывали. Морган приносила ему подарки, развлекала последними светскими сплетнями, самыми свежими журналами, купила ему новые наушники для плеера. Раньше любое из этих проявлений внимания вызвало бы благодарную улыбку на его лице и поток изъявлений в любви. Теперь же Гарри оставался холодным и равнодушным. Казалось, их разделила высокая каменная стена, преодолеть которую невозможно. Со стороны они выглядели как чужие, не имеющие друг с другом ничего общего люди.

Доктора утешали Морган тем, что Гарри еще не вполне оправился от шока: «Дайте ему время, не торопите. Он выпишется из клиники, окажется дома, и все встанет на свои места. Главное, терпение и понимание. Как только он окрепнет физически, к нему вернутся и душевные силы». Морган ничего не оставалось делать, как надеяться на лучшее.

Персонал клиники между тем с интересом следил за газетными публикациями и жарко обсуждал вопрос о том, останется ли Гарри после всего, что произошло, мужем хитроумной американки.

Морган ни с кем не виделась и не разговаривала. Только отцу она звонила ежедневно, притворяясь, что считает своим долгом сообщать ему о состоянии Гарри, хотя на самом деле просто искала его любви и поддержки. Джо держался отстраненно и был немногословен. Во время последнего телефонного разговора он прямо заявил, что у него куча дел, и теперь, когда Гарри пошел на поправку, ей незачем так часто звонить.

Удивленная и расстроенная, Морган попыталась связаться с Тиффани, но та, по словам Глории, снова отправилась в поездку по стране. Таким образом, Морган оказалась в полном одиночестве. Никто не желал иметь с ней дела, даже количество приглашений от старых верных друзей заметно уменьшилось.

Гарри, напротив, буквально засыпали телеграммами, визитными карточками, цветами и пожеланиями скорейшего выздоровления. Друзья присылали ему ящики шампанского, бренди, корзины с экзотическими фруктами и шоколадом от «Шарбонель и Уокер», банки белужьей икры. От матери он получил открытку с видом Девона, где она по-прежнему оставалась, и краткое послание: «Рада слышать, что тебе лучше. Здесь великолепная погода. Лавиния Ломонд». Эндрю Фландерс не приписал к этому ни строчки.

Однажды утром медсестра внесла в палату к Гарри огромный букет прекрасных алых роз и передала ему записку: «Милый Гарри, я молилась о твоем выздоровлении и счастлива, что молитвы мои услышаны. Надеюсь, что скоро мы снова будем вместе. С преданной любовью, Элизабет».

Гарри спрятал записку в тумбочку, а когда Морган пришла и поинтересовалась, от кого эти розы, небрежно ответил:

— От двоюродной сестры отца. Очень мило с ее стороны, правда? Ведь мы не виделись целую вечность.

В тот день Морган оставалась у него недолго, и Гарри был рад этому. Ему о многом хотелось подумать. Прежде чем он выйдет за пределы больничных стен, необходимо самому себе сказать правду и на что-то решиться.

Заявление для прессы, которое сделал Джо Калвин, было встречено с изрядной долей скептицизма и получило слабое освещение на страницах газет. Однако эта история вызвала широкий интерес в обществе к проблеме искусственного зачатия. На телеэкраны Англии вышла целая серия документальных передач, посвященных этой теме. Писатели и публицисты занялись исследованием ее морально-этических аспектов. Агентства, предоставляющие такого рода услуги, были взяты под строгий государственный контроль. В палате общин состоялись прения, следствием которых стало изменение в законодательстве.

Морган с ожесточением воспринимала появление каждой новой газетной статьи, любое упоминание о том, что произошло. Теперь она молилась лишь о том, чтобы к моменту, когда Гарри выпишется из клиники, скандал, разгоревшийся вокруг нее, забылся, страсти утихли, а пресса нашла очередную жертву и принялась бы ее терзать на потеху публике.

Она уволила миссис Монро с выходным пособием в размере трехмесячного жалованья и наняла вместо нее приветливую молодую особу, овдовевшую всего год назад. Мак-Гилливери и няня Дэвида сразу нашли с ней общий язык, да и остальные слуги приняли ее без труда. Теперь в замке царила не такая мрачная атмосфера, как при прежней экономке. Морган решительнее, чем когда бы то ни было, настроилась на сохранение своего домашнего очага.

Тиффани сидела одна в полумраке гостиной в квартире родителей и ждала возвращения Джо. Часы пробили полночь. Слуги давно легли спать, и в доме было тихо, если не считать отдаленного шума городского транспорта, доносящегося через приоткрытое окно. Время от времени взвывала полицейская сирена, или на бешеной скорости проносился мотоцикл без глушителя. Ночь была тихая и звездная, как будто созданная для любви.

Тиффани не плакала, слезы давно высохли на ее щеках. Но в груди то и дело поднималась волна горечи, накатывающая на готовое разорваться от боли сердце. Было далеко за полночь, когда она услышала, как Джо отпирает входную дверь своим ключом.

— Папа…

— Тиффани! — воскликнул он в крайнем изумлении, щелкнув выключателем. Яркий свет хрустальной люстры залил гостиную и ослепил Тиффани. Ее покрасневшие от слез глаза не сразу к нему привыкли и первое время беспомощно моргали. — Что ты здесь делаешь? Ты что, общалась с Сигом?

— Нет, Сиг тут ни при чем. Мне пришлось уйти из дома… — ее голос дрогнул.

— Боже, что стряслось? Нет, не говори. Сперва тебе необходимо выпить. — Джо достал из бара два бокала и бутылку виски. Тиффани как нарочно сегодня целый день не шла у него из головы. — А теперь рассказывай. Ты что, поссорилась с Акселом? — спросил он, протягивая ей бокал.

— Мы не ссорились, папа. Я просто велела ему собрать вещи и уйти. Можно я останусь у тебя на ночь? Я не могу вернуться к себе, пока не буду уверена в том, что его там уже нет.