Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика) - Жюль Верн

Глава XXII

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА КАПИТАНА НЕМО

Вслед за этим страшным видением ставни затворились, но салон не осветился. Внутри «Наутилуса» царили мрак и тишина. Он покидал это место разорения и отчаяния в ста футах под водой с поразительной быстротой. Куда он шел? На север или на юг? Куда бежал этот человек после такого ужасного мщения?

Я вошел в свою комнату, где Нед и Консель сидели молча. Я чувствовал неопределенный ужас к капитану Немо. Если ему и пришлось страдать от людей, он все-таки не имел права так им мстить. Он сделал меня если не соучастником, то свидетелем своей мести. Это было уже слишком.

В одиннадцать часов брызнул электрический свет. Я направился в салон. Он был пуст. Я стал справляться с показаниями различных инструментов: «Наутилус» шел в направлении на север со скоростью двадцать пять миль в час то по поверхности моря, то под водой на глубине тридцати футов.

Определив место на карте, я узнал, что мы проходим пролив Ла-Манш и направляемся к северным морям с поразительной скоростью.

Ввиду быстрого хода судна я едва мог уловить общие очертания животных, посещающих эти воды: акул с длинными носами, акул-молотов, морских собак, больших морских орлов, тучи морских коней, похожих на мохнатых коней, множество угрей, извивавшихся, словно фейерверочные огненные змеи; армии крабов, которые убегали в различных направлениях, скрещивая свои клешни над своим карапасом [16], наконец, морских свинок, которые соперничали быстротой своего плавания с «Наутилусом».

О том, чтобы изучать, классифицировать, и думать не приходилось.

К вечеру мы прошли двести миль в Атлантическом океане. Стемнело, и море покрылось мраком до восхода солнца.

Я отправился в свою комнату. Спать я не мог.

Меня душили кошмары. Ужасная сцена разрушения не выходила у меня из головы.

С этого дня кто бы мог сказать, куда в этом северном бассейне Атлантического океана увлечет нас «Наутилус». Все время та же поразительная скорость хода. Все время среди северных туманов! Приблизится ли он к Шпицбергену, к крутым берегам Новой Земли? Проходит ли он по мало исследованным морям, Карскому, Обской губе, архипелагу Ляхова и близ совсем неизвестных североазиатских берегов? Не могу сказать, сколько прошло времени, я его не считал. Казалось, что день и ночь не чередовались правильно, как это наблюдается в полярных странах. Я чувствовал себя увлеченным в ту область чудесного, где такой простор встречает надорванное воображение Эдгара По. Каждую минуту я ожидал увидеть, подобно баснословному Гордону Пиму, «эту одетую в покрывало человеческую фигуру, ростом значительно превосходящую человеческий, лежащую поперек водопада, который заградит доступ к полюсу»!

Я полагаю, может быть, и ошибаюсь, но я полагаю, что этот авантюрный рейс «Наутилуса» продолжался от пятнадцати до двадцати дней, и я не знаю, как долго он мог бы продолжаться, если бы не случилась катастрофа, положившая конец этому путешествию. О капитане Немо уже не было вопроса. Тем более о его помощнике. Ни один человек из экипажа не показывался ни на одну секунду. «Наутилус» почти все время шел под водой. Когда он поднимался на поверхность для возобновления запаса воздуха, подъемные двери отворялись и запирались автоматически. На планисфере местонахождение судна уже не отмечалось. Я не знал, где мы находимся.

Скажу также, что канадец, истощив все силы и всякое терпение, больше не показывался. Консель не мог вырвать у него ни одного слова и боялся, чтобы с ним, под влиянием сильной тоски, не случился припадок бешенства, который мог закончиться самоубийством. Он следил за ним каждую минуту.

Понятно, что в таких условиях положение наше стало невыносимым.

Однажды утром, которого числа — не сумею сказать, я забылся в первые утренние часы тяжелым и болезненным сном. Когда я пробудился, то увидел Неда Ленда, склонившегося надо мной, и услышал его тихий голос.

— Мы бежим! — сказал он.

Я выпрямился.

— Когда же мы бежим? — спросил я.

— Сегодня ночью. Всякая бдительность на «Наутилусе» уже исчезла. Можно сказать, на борту царит столбняк. Вы будете готовы?

— Да. Где мы теперь находимся?

— В виду земли, которую мне удалось рассмотреть сегодня утром среди густого тумана. Она лежит на востоке, милях в двадцати.

— Какие это земли?

— Не знаю, какие бы они ни были, мы найдем убежище.

— Да, Нед, мы бежим в эту ночь, хоть море и поглотит нас!

— Море бурно, ветер очень свеж, но проплыть в легкой шлюпке «Наутилуса» двадцать миль — меня ничуть не страшит. Я успел сложить в ней немного провизии и несколько бутылок вина. И никто из людей экипажа этого не заметил.

— Я следую за вами.

— К тому же, — добавил канадец, — если меня настигнут, я буду драться насмерть.

— Мы умрем вместе, друг Нед.

Я решился на все. Канадец покинул мою комнату. Я вышел на палубу, на которой мог едва держаться от ударов волн. Небо имело зловещий вид, но так как там, в этом густом тумане, находилась земля, надо было бежать. Мы не должны были терять не только дня, но и ни одного часа.

Я направился в салон, опасаясь и желая в то же время встретиться с капитаном Немо; да, я желал и не желал более его видеть. Что я ему мог бы сказать? Мог ли я скрыть тот невольный ужас, который он внушал? Нет! Лучше не встречаться лицом к лицу с ним! Лучше было забыть! Но…

О, как долго тянулся этот вечер, последний, который приходилось провести на борту «Наутилуса»! Я оставался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со мной, опасаясь выдать себя.

В шесть часов я обедал, хотя и не чувствовал ни малейшего аппетита. Я заставлял себя есть, несмотря на отвращение, исключительно с целью подкрепить себя.

В половине седьмого Нед вошел в мою комнату. Он мне сказал:

— До нашего отъезда мы больше не увидимся. В десять часов луна еще не взойдет. Мы воспользуемся темнотой. Приходите к лодке. Консель и я будем вас ждать.

Затем он вышел, не дожидаясь моего ответа.

Я хотел узнать, в каком направлении идет «Наутилус». Я отправился в салон. Оказалось, что мы идем к северо-востоку с ужасающей быстротой на глубине пятидесяти метров.

Я бросил последний взгляд на все эти чудеса природы, на все богатства искусства, накопленные в этом музее, на коллекции, не имеющие соперников, и думал о том, что все это обречено погибнуть в глубине морей вместе с тем, кто их собирал. Так я провел час времени, обливаемый потоком света, расточаемого потолком, и обозревая эти блестевшие в витринах сокровища. Затем я возвратился в свою комнату.