Повелитель императоров - Гай Гэвриел Кей

— Я тебя отвезу, — сказала она.

Он попытался отказаться. Пустая трата времени. У нее есть носилки и охрана, напомнила она. Ее знают, и эта известность ее охраняет. Она может мирно направляться домой с другом, даже если выходить на улицы запрещено. У него не хватило сил отказаться. Что она будет делать? Сидеть в доме, пока его не будет?

У Ширин были двухместные носилки. Криспин приказал позаботиться о посыльной, дать ей поесть и предоставить кровать для ночлега, если пожелает. Глаза женщины выдали ее облегчение: она явно ужасно боялась, что ей придется вернуться на улицу. Криспин надел свой плащ, затем открыл дверь, подождал, пока на улице станет тихо, а потом они вышли из дома. Темнота таила в себе угрозу, ясную, как звезды, тяжелую, как земля на груди мертвецов. Валерий погиб в туннеле, сказал Карулл.

Носильщики вышли к ним из тени в конце портика. Ширин приказала им отнести ее и мозаичника к ней домой. Они двинулись по улице. Глядя из-за незадернутых занавесок, Криспин видел странные маленькие язычки пламени на углах, возникающие без всякой видимой причины, вспыхивающие и исчезающие. Души, духи, эхо огня Геладикоса, необъяснимое.

Но эти огоньки всегда видят по ночам в Сарантии.

Непривычными были шум и факелы повсюду, дымящие, горящие оранжевым неровным светом. Отовсюду доносился топот ног, обутых в сапоги. Бегущих, не марширующих. Ночь кружилась от ощущения скорости, настойчивости. Стук в двери, приказы открыть. Поиск. Одной женщины. Мимо галопом проскакали два всадника, послышались резкие команды, проклятия. Криспину внезапно пришло в голову, что большая часть этих солдат не имеет ни малейшего представления о том, как выглядит Аликсана. Он снова подумал об императорской мантии, брошенной на острове. На женщине не будет одежды и украшений императрицы. Не так-то легко найти ее, если ее не предадут. Такая возможность, конечно, существует.

Они не делали попыток скрываться, по дороге их дважды останавливали. Оба раза это были люди городского префекта, что удачно, так как эти солдаты тут же узнавали первую танцовщицу Зеленых, и им разрешали продолжать путь к ее дому.

Они двигались не к ее дому. Когда они уже подошли к ее улице, Ширин выглянула и отдала другое распоряжение, велела носильщикам двигаться на восток, по направлению к стенам. С этого момента опасность возросла, стала реальной, так как она уже не могла утверждать, что направляется домой, но их больше не останавливали. Обыски сюда еще не добрались; они распространялись от Императорского квартала и от гавани вверх. Обыскивали улицу за улицей, дом за домом в темноте.

В конце концов они прибыли к дому, стоящему неподалеку от тройных стен. Ширин велела носильщикам остановиться. Сидящие на носилках молчали.

— Спасибо, — сказал наконец Криспин. Она смотрела на него. Данис, висящая на цепочке у нее на шее, молчала.

Он вылез. Посмотрел на закрытые двери перед ним, потом вверх, на ночные звезды. Затем снова повернулся. Ширин по-прежнему молчала. Он нагнулся к носилкам и нежно поцеловал ее в губы. Он помнил тот день, когда они впервые встретились, то страстное объятие в дверях, протесты Данис, Пертения Евбульского, появившегося у Ширин за спиной.

Вот человек, который должен быть сегодня счастлив, вдруг подумал Криспин с горечью.

Потом он отвернулся и постучал — еще один стук в дверь в Сарантии той ночью — в дверь человека, который его вызвал. Слуга открыл мгновенно; он явно ждал, понял Криспин. И вошел. Слуга нервно махнул рукой. Криспин прошел вперед.

Царица антов ждала в гостиной справа от прихожей.

Он увидел, что она стоит у очага, сверкающая, с драгоценными камнями в ушах и на шее, на пальцах и в волосах, одетая в шелковистое платье, пурпурное с золотом. Сегодня пурпур — знак царского достоинства. Высокая и прекрасная и ослепительно царственная. Ее окружало нестерпимое сверкание, как драгоценные камни, которые она надела. Дух захватывало при взгляде на нее. Криспин поклонился, а потом, преисполнившись благоговения, опустился на колени на деревянный пол.

— На этот раз мешок из-под муки не понадобился, художник. Я прибегла к более мягким методам, как видишь.

— Благодарю, моя госпожа. — Он больше ничего не мог придумать. Тогда, прежде, ему тоже казалось, что она умеет читать его мысли.

— Говорят, император умер. — Прямая, как всегда. Она — из антов, не из Сарантия. Другой мир. Запад с точки зрения востока. Она родилась среди лесов и полей, а не среди этих тройных стен, Бронзовых Врат и золотых деревьев во дворцах. — Это правда, Валерий мертв?

Это спрашивает его царица.

— Полагаю, он мертв, — ответил Криспин, откашливаясь. — У меня нет…

— Убит?

Криспин сглотнул. Кивнул головой.

— Далейны?

Он снова кивнул. Стоя на коленях, глядя на нее, стоящую у огня, он думал, что никогда еще не видел ее такой. Он никого не видел, кто выглядел бы так, как сейчас Гизелла. Существо, почти пылающее, словно языки пламени у нее за спиной, не совсем человеческое существо.

Она смотрела на него своими знаменитыми, широко расставленными синими глазами. У Криспина пересохло во рту. Она сказала:

— В таком случае, Кай Криспин, ты должен доставить меня в Императорский квартал. Сегодня ночью.

— Я? — выразительно переспросил Криспин. Гизелла слабо улыбнулась.

— Я не сумела вспомнить никого другого, — сказала она. — И не могу доверять никому другому. Я беспомощная женщина, одинокая, вдали от своего дома.

Он снова с трудом сглотнул и не нашел ответа. Он вдруг подумал о том, что может погибнуть сегодня ночью и что он ошибался, рассматривая этот ужасный день и ужасную ночь как арену борьбы между двумя женщинами. Он ошибался. И теперь это понял. Их было три, а не две.

Действительно, они все о ней забыли. Такой недосмотр мог иметь огромное значение, изменить многое в этом мире, но, возможно, не сразу, не так явно для некоторых людей, например, для той семьи крестьян на севере, в которой лучший работник только что внезапно умер совсем молодым, и все поля остались незасеянными.

Глава 13

В лагере Синих царил такой страх, какого Кирос никогда раньше не наблюдал. Словно все они были конями, еще не объезженными, и потели от страха, дрожали от страха.

Скортий оказался не единственным пострадавшим. Всю вторую половину дня в лагерь прибывали раненые члены факции, кто-то легко, кто-то смертельно. Здесь царил хаос. Ранеными занимался Амплиар, новый лекарь факции, с бледным лицом, и Колумелла, который был вообще-то лошадиным лекарем, но внушал большинству из них больше доверия, чем Амплиар. Был еще седобородый лекарь-бассанид, которого никто не знал, но который, как оказалось, лечил Скортия в каком-то другом месте во время его отсутствия. Загадка, но задуматься над ней было некогда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});