Тайна Ребекки - Салли Боумен

Вернувшись в «Сосны», я загнала машину в гараж и вошла в дом через заднюю дверь. Роза сидела на кухне, поставив перед собой книгу, и читала, отрывая хвостики у клубники. Увидев меня, она сказала:

– Эта женщина здесь. Она пришла около часа тому назад. Отец пригласил ее к себе, и сейчас она там, наверху, в его кабинете…

– Он не представил ее тебе? Не пригласил с собой?

– Как видишь, нет, – ответила Роза и снова погрузилась в чтение.

Я стремительно вышла в сад, Баркер последовал за мной. Окно в кабинет отца было открыто. Я слышала негромкую женскую речь, но не слышала ответных реплик. Отстегнув брошь-бабочку, которую я носила после возвращения из Лондона, я сунула ее в карман и поднялась по ступенькам наверх.

– А вот и моя дочь, – проговорил отец, и я услышала облегчение, прозвучавшее в его голосе. Он быстро поднялся, я подошла к нему, положила руку на плечо, удерживая на месте, и повернулась к гостье.

Она сидела напротив отца. В симпатичном сером летнем платье в скромный цветочек. Ее прямые бесцветные волосы были разделены прямым пробором и ровно подстрижены, как у школьниц, – это все описывали, рассказывая про нее, и, она, видимо, не собиралась менять стиль. Она сидела на кончике кресла с прямой спиной, сложив руки на коленях, как обычно держатся люди, которые приходят наниматься на работу. Женщина посмотрела на меня внимательным и ясным взглядом, как это часто делают застенчивые люди, чтобы не выказывать своей слабости.

Когда она впервые появились в Мэндерли, она была очень юной и вела себя как выпускница школы, такой ее запомнили в Керрите. И двадцать лет спустя они продолжали обсуждать ее застенчивость, неловкие расспросы про Ребекку, то, что она была вдвое моложе своего мужа и годилась ему в дочери.

Но эта постаревшая женщина мало чем отличалась от прежних описаний. С возрастом она немного располнела. Лицо уже покрылось легкими морщинками, но ее прекрасные ясные глаза остались такими же. Рядом с ней на столике лежала пара летних перчаток, а под ними знакомая черная тетрадь: я знала, что это последняя тетрадь Ребекки.

– Позвольте вам представить мою дочь, – сказал отец. И я услышала предостерегающие нотки в его голосе.

– Миссис де Уинтер, это моя дочь Элли. Элли, познакомься, это жена Максима де Уинтера.

Еще когда мы пожимали друг другу руки, я уже догадалась, что жене Максима не терпится уйти побыстрее, очевидно, ей не хотелось продолжать разговор в моем присутствии. И я заметила, что она подыскивает подходящий предлог, чтобы подняться, но, похоже, ей так и не удалось освоиться со светскими правилами общения, и она выпалила первое, что ей пришло в голову.

– Элли? Как поживаете? – бодро спросила она. – Конечно, конечно, мы никогда не встречались, но, мне помнится, ваш отец рассказывал про вас: вы играли в гольф, не правда ли? Ну да, в гольф. И вы были хорошим игроком…

– Это моя старшая сестра играла в гольф, – ответила я, взглянув на отца.

Лили никогда не отличалась особыми успехами в гольфе и терпела эту скучную игру, только чтобы познакомиться с мужчинами. Непонятно, с чего миссис де Уинтер взяла, что та была хорошим игроком.

Наша гостья нахмурилась, встряхнула головой, а затем все таким же неестественно бодрым тоном поправила себя:

– Теперь я вспомнила. У вас было две дочери. Она писала стихи, да? И вы даже к этому слишком серьезно относились…

– Брат писал стихи в детстве, – поспешно сказала я, заметив выражение отца. Мне надо было остановить ее раньше, чем она успеет нанести еще одну болезненную рану. – Его убили во время войны.

Наступило молчание. Миссис де Уинтер посмотрела на меня с недоумением, словно никак не могла поверить, правду ли я сказала ей, а потом покраснела.

– Очень жаль. Мне не следовало этого говорить, простите меня, пожалуйста, – и посмотрела на моего отца с выражением детской мольбы в глазах. – Меня здесь так долго не было, и я все перепутала. И веду себя так, словно ничто не могло измениться, в то время как, конечно же, все стало совсем другим.

– Понимаю, – сказал отец тоном, который означал совершенно противоположное, и наклонился потрепать Баркера, только чтобы скрыть свои чувства. – Но вообще-то я не разговаривал с вами о своих детях, – грубовато добавил он.

– Нет, говорили. – Она залилась краской. – В тот день, когда вы приехали в Мэндерли к ленчу. Мы беседовали о Дальнем Востоке, и вы упомянули про своих детей. – Миссис де Уинтер посмотрела на меня. – У меня отвратительная привычка: стоит человеку заговорить о чем-то, как я выстраиваю целую историю. Иногда очень странным образом: услышу отрывок фразы, произнесенной кем-то в кафе, ресторане или в коридоре отеле, – и представляю всю их жизнь. Иной раз ничего общего с их подлинной жизнью мой вымысел не имеет, но иной раз все совпадает. Максим любил поддразнивать меня по этому поводу…

Она вдруг резко замолчала и нервно сжала колени руками.

– Какая милая собака, – продолжала гостья, и мне сразу стало жаль ее, когда я услышала эти растерянные интонации. – Жаль, что у меня никогда не было собак. Такие верные друзья. У них не бывает плохого настроения, они всегда так рады видеть тебя и никогда не покинут нас. О боже, неужели прошло уже столько времени? Мне пора идти. Завтра я возвращаюсь в Лондон, а потом улечу в Канаду. Мне надо еще собрать вещи, а я всегда так долго вожусь с ними. Никогда не помню, куда и что положила. Это всегда сердило Максима…

Она взволнованно посмотрела на меня, схватила перчатки, сумку и поднялась. Отец тоже встал. Я видела, как посерело его лицо от усталости. И прочла его безмолвное обращение ко мне.

– Миссис де Уинтер приехала сюда на автобусе, – проговорил он. – Она остановилась в отеле на берегу – ты знаешь его. Элли будет рада отвезти вас назад.

Миссис де Уинтер начала вежливо отказываться, но я не обратила внимания на ее возражения, я знала, что отец, несмотря на болезнь, умеет убедить кого угодно.

Какое-то время мы ехали в машине с опущенными стеклами в полном молчании. И я заговорила с ней, только когда мы миновали Керрит:

– Миссис де Уинтер, я прочитала дневник Ребекки, который вы прислали отцу. И я знаю, что должна быть третья тетрадь. Вы оставили ее?

– Да, разумеется. Представляю, что вы думаете обо мне, – вдруг быстро заговорила она. – Это так неприятно, когда какой-то неизвестный человек присылает тебе какие-то бумаги – теперь я понимаю. Мне хотелось сначала вложить сопроводительное письмо, но потом я вдруг осознала, что не знаю, о чем писать. Я не была уверена, помнит ли меня ваш отец вообще. Многие здесь забыли меня. В отличие от Ребекки я такая неприметная личность.