Дочь леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс

Конни сидела на широкой кровати и надевала туфли, которые Оливер только что вычистил. Это были добротные коричневые ботинки, и она предпочитала их другой обуви. Разумеется, если было не очень грязно, в противном случае приходилось надевать резиновые сапоги. Меллорс смотрел на жену своим зорким цепким взглядом. Таким взглядом он смотрел только на нее, его женщину. Она очень нравилась ему в этой твидовой юбке и синем свитере, который обрисовывал полную грудь Конни и выгодно оттенял ее большие синие глаза. С современной точки зрения, думал он, эту женщину не назовешь элегантной, однако ее румяные щеки, все еще густые и роскошные волосы и полная белая шея были в его глазах самим воплощением женственности и красоты.

— Машина у порога, любовь моя, — сказал он.

Она с улыбкой встала и отбросила со лба растрепавшиеся пряди волос.

— Ух! Стоит нагнуться, как я начинаю задыхаться. Клэр считает, мне стоит сесть на диету.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть, моя родная.

— Сегодня ночью нам было так хорошо, — прошептала она. — Мы по-настоящему отпраздновали восемнадцатую годовщину нашей семейной жизни и двадцать первую нашей любви.

— Было ничуть не хуже чем тогда, в нашем маленьком домике, помнишь?

— С тобой везде хорошо. — Конни наморщила лоб и спросила: — Как ты думаешь, мы с тобой уникальные в своем роде или же есть другие пары нашего возраста, которые наслаждаются в постели как молодые?

— Не знаю и знать не хочу про других.

— О, это так на тебя похоже, родной. С самого первого дня для тебя не существовало никого, кроме нас и нашей любви.

Меллорс задумчиво посмотрел на свою жену и пригладил указательным пальцем усы.

— Если мужчина и женщина составляют одно целое, как мы с тобой, никто им больше не нужен. Бывает, мне даже не хочется, чтобы приезжала наша бедная девонька.

— Господи, но ведь она твоя родная дочь! — воскликнула Конни, но в ее голосе не было даже намека на упрек. — Бедная Клэр. Мне кажется, она очень несчастна. И свой разрыв с Робином переживает сильней, чем мы думаем.

— Сомневаюсь. Похоже, она несчастна потому, что никак не найдет себе приятеля под стать. Разве нет? Ну да пускай поищет. Но уж лучше быть одной, чем пережить то, что ты пережила с Чаттерли, а я с Бертой.

— Ты прав, Оливер.

— Еще мне показалось, что она расстроилась из-за этого торжества по случаю нашей годовщины. Я замечал, ей и раньше это было как-то не по душе.

Конни искренне огорчилась.

— Если бы только девочка не осуждала нас за наше прошлое.

Меллорс направился к двери. Взглядом, полным любви и нежности, следила Конни за этим высоким худощавым мужчиной, который уже начинал слегка сутулиться. Он остановился на пороге.

— Не надо так переживать из-за нашей девоньки, любовь моя. Все у нее будет хорошо. Похоже, ей нужно, чтобы сперва побормотал священник и попахло ладаном, а уж потом она начнет выяснять, что из себя представляет ее благоверный. Пускай будет так. Мы с тобой ничего изменить не можем.

— И все равно я очень за нее переживаю. Тем более, что та же Хильда поддерживает ее заблуждения и еще больше все усугубляет. Да если бы только Хильда, а то ведь многие считают, что мы поступили с сэром Клиффордом как последние эгоисты.

— Плюй на это дело, девонька, — сказал он на своем диалекте. — Что нам до них, моя красотка? Да, а ты не забыла, что я собираюсь прокатить тебя по берегу моря? Пусть соленый бриз и теплое солнышко сделают твои щечки еще румяней и соблазнительней.

Конни повязала вокруг головы шарф и шагнула к мужу. И снова она была всем на свете довольна.

— Клэр еще спит. Может, она отойдет к тому времени, как соберутся гости. Миссис Дженкинс покормит девочку завтраком, когда она спустится.

— Ну да, конечно покормит, если можно назвать завтраком прозрачный ломтик тоста и каплю чая, — усмехнулся Меллорс. Он вечно подтрунивал над пристрастием женщин ко всякого рода диетам.

Клэр проспала до половины одиннадцатого. Внизу ее ждала записка от матери и миссис Дженкинс, жаждущая покормить девушку. Клэр зевнула, закурила сигарету и стала бесцельно слоняться по дому. Вчера вечером все было точно так, как она себе представляла. Нельзя сказать, чтобы она чувствовала себя плохо, но ей было не по себе, ибо она никак не могла разделить приподнятое настроение родителей.

Они произвели ее на свет слишком рано, твердила она себе, наблюдая, как отец с матерью целуются, перегнувшись через обеденный стол, и все время говорят про свою свадьбу. Клэр была смущена и даже оскорблена их поведением. Она не могла понять, почему оба так довольны собой и до такой степени наивны, что не чувствуют, какую боль ей причиняют.

Она обрадовалась, что отец с матерью уехали на прогулку в Брайтон. Конни полезно дыхнуть свежего морского воздуха, тем более, что отец не часто бросает свою ферму. Но сегодня у них большой праздник.

Сегодня по-настоящему пахнет весной, думала Клэр. Она подошла к столику, на котором стоял огромный букет в фарфоровой вазе, уткнула лицо в цветы. М-мм, какой восхитительный аромат — тимьян, ярко-желтые лютики, дикие фиалки, нарциссы.

Букет собрал отец и преподнес матери. Все-таки в отце есть что-то трогательное и очень чистое, думала Клэр. И все равно ей так неловко, когда в ее присутствии он касается руки матери или трется щекой о ее щеку. Абсурд какой-то, да и только.

Напившись чаю, она облачилась в черные брюки и просторный желтый свитер, подвязала волосы кожаным шнурком. И вышла в палисадник. Громко и весело щебетали птицы. Над головой проплыл косяк диких гусей. Птицы держали путь к большому пруду возле фермы Тома Лонгли.

Воздух был чист и по-весеннему свеж. Солнце нежно ласкало землю своими еще не жаркими лучами, и Клэр почувствовала, как оттаивает ее душа.

Забуду про себя на весь остаток дня и постараюсь глядеть на мир их глазами, поклялась она себе.

Мать написала в записке, что они вернутся не скоро. Миссис Дженкинс уже поставила в духовку гуся — праздничный ланч был назначен на два часа.

Клэр вдруг вспомнила чету Тэлботов. И непроизвольно улыбнулась. Эти двое наверняка сейчас в восторге и от дивного утра и, конечно же, друг от друга. Ей на память пришла строка из стихотворения Эрнста Доусона:

Всю ночь она в его объятьях провела, меж страстию и сном.

Это в первую очередь относится к Ивлин, которая влюблена в Колина как безумная. А вот ей, Клэр, радости подобного рода недоступны. Нет, об этом она думать не будет. Это такая мука — копаться в собственной душе.

Девушка подошла к воротам. Как всегда, открыты. Отец их не закрывает, входную дверь тоже — даже на ночь не запирает. В «Лебединой долине» не водится ни замков, ни ключей, и что самое странное, воры к ним еще ни разу не наведались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});