Железное золото - Пирс Браун

Сколько еще нашей крови должно пролиться?

– Столько, сколько потребует честь, – говорит она. – Спаси своих родичей, Диомед.

Он не реагирует.

– Жаль, – бросает Дидона.

Я чувствую, что́ она скажет, еще до того, как слова срываются с ее губ, потому что я видел, как подрагивают ноги Серафины, как ее пальцы затягивают шнурки ботинок, а кроме того, обратил внимание: за ужином Дидона заметила, как мы обменялись взглядами. Теперь эта женщина поворачивается ко мне. У нее осталась лишь одна карта, и она хорошо ее разыгрывает.

– Серафина, окажи честь дому Раа.

41. Лисандр

Сердце

Серафина бросается вперед, словно спущенный с поводка куон. Она прыгает, перелетая над головами сидящих внизу, и выхватывает клинок прежде, чем приземляется на арену. Диомед в страхе следит за младшей сестрой. Но золотые, требовавшие своего шанса сразиться с Кассием, теперь сидят в разочарованном молчании. Они считают вопрос решенным. Серафина – палач.

Кассий истекает кровью и по́том, золотые кудри прилипли ко лбу. Его костяшки изрезаны, жестоко искусаны металлом. Обувь промокла от крови. Тело дрожит от боли, а над содранной кожей и открытыми ранами поднимается пар, но он все еще стоит, опираясь на одну из брошенных гаст, как на костыль, и равнодушно наблюдая, как высокая Серафина влетает в круг. Ему конец. Но в этом нет ничего возвышенного.

Я чувствую сейчас один лишь ужас.

Такой же, как в тот день, когда я смотрел, как умирает моя бабушка, и ничего не сделал, чтобы предотвратить это. Даже когда увидел, как Кассий и стая Жнеца прикончили Айю. Я не могу ненавидеть Кассия за то, что он участвовал в расправе. Это я не сумел защитить тех, кого люблю. Я и его люблю. В этот момент он искренен и чист и в каком-то смысле олицетворяет собой идеал, к которому я стремился в детстве. Слезы, нежеланные и незнакомые, текут у меня из глаз, когда Кассий смотрит на меня и качает головой, словно говоря: «Дай мне умереть». Это все, чего он хочет. Искупления в смерти. Но это неправильное искупление.

Неправильная смерть.

Серафина проходит мимо трупов своих кузенов и кузин и кивает Кассию:

– Беллона, жаль, что мы не встретились на равных. Ты заслуживаешь лучшего.

– Мы все заслуживаем червей, Раа, – отвечает Кассий и стирает кровь с бледного лица. – Встретимся с ними вместе?

В ответ Серафина вытягивается в стойку «тенепад», сама превращаясь в тень, а Кассий выбирает «путь ивы».

Надеясь застать ее врасплох и понимая, что он долго не протянет, Кассий бросается вперед изо всех сил. Но их уже недостаточно. Серафина вступает в бой. Не такая быстрая, как Дэрроу, не такая сильная, как Айя, она движется так плавно, как никто из них не мог и мечтать, скользит вбок легко, словно птичья тень над морем. Она блокирует клинок Кассия гастой, срывает с пояса китари и бьет его рукоятью по костяшкам пальцев. Клинок выпадает из руки Кассия и скользит по окровавленному мрамору. Оставшийся без оружия Кассий сутулится и тяжело дышит. Он заторможенно пытается подобрать чужой клинок, но Серафина щелкает хлыстом, и оружие, к которому стремится Кассий, отлетает к стене. Победительница становится над Кассием, оказывая ему последнюю почесть. Мой друг поднимается на колени. Застывает ненадолго, восстанавливая дыхание, и со стоном встает. В полубессознательном состоянии он потерянно обводит трибуны взглядом, пока наконец не находит меня. Он дарит мне последнюю улыбку.

Улыбку благодарности – он думает, что я позволил ему умереть за его дело.

Но я смотрел, как умирает Айя. Смотрел, как умирает бабушка. Смотрел и ничего не делал, только сжимался от страха. Я молчал и повиновался, когда Кассий велел мне следовать за ним, потому что боялся: стану перечить – потеряю его и останусь один. Здесь, на краю света, в чреве горы, в окружении врагов – чего мне еще бояться?

Хватит смотреть на это.

Я срываюсь с места, проплываю из-за низкой гравитации над головами золотых и приземляюсь на белый камень арены смерти у границы круга. Серафина ошеломленно оборачивается на звук. Я протягиваю руки к охранникам, показывая, что безоружен.

– Не на… – невнятно произносит Кассий.

– Я не позволю убить тебя.

– Не входи в круг! – рычит Серафина. – Ты не имеешь права на этот бой! За свои преступления он будет расплачиваться сам!

Поворачиваюсь к Дидоне и прочим Раа:

– Я имею полное право!

Отбрасываю марсианский протяжный выговор, будто потрепанный плащ, открывая свое гиперионское сердце, и на мгновение горжусь тем, что представляю Город света здесь, так далеко от дома. Пускай дом Луны никогда не был безукоризненным, не был таким благородным, как я думал в детстве, но он семьсот лет хранил мир. Я устал извиняться за прошлое, устал бояться своего наследия. Я не стану больше спасаться бегством и прятаться за других.

Я не стану больше бояться своего имени.

– Мое имя – Лисандр Луна! – ору я в холодный зал.

Я не знал, обладает ли еще мое имя каким-то весом, но подобная землетрясению дрожь, сотрясающая сейчас амфитеатр, вызывает у меня озноб. Я чувствую глубокую, огромную гордость. Они могут ненавидеть мою бабушку сколько угодно, но кровь в моих жилах – наследие Силениуса Светоносного, величайшего из нашего народа. Эти люди трясутся над мифом о моих предках. Первые Раа избрали Силениуса своим правителем. Они склонились перед ним, как и поступали впоследствии все Раа до этого поколения. Серафина едва не роняет клинок. У нее приоткрывается рот. Дидона беззвучно ругается и откидывается на спинку сиденья, не в силах осмыслить происходящее. Диомед встает. На серьезном лице – выражение детского благоговения.

Кассий молча наблюдает. Его сердце разрывается в груди.

– Я потомок Силениуса Светоносного, сын Анастасии и Брута, внук Лорна Аркоса Каменного Рыцаря и правительницы человечества Октавии. Я родился на Палатине, на западе Гипериона, в сердце Луны и Города света. Пускай я мало знаю про окраину, но даже в центре империи говорили о чести дома Раа. О чести лордов великих дальних планет и элиты элит – золотых с Ио. Куда делась эта честь? Или она покинула вас? Исчезла при первых подземных толчках войны? Быть может, вы лишились своей чести, забыли о ней, но я о своей не забыл! И моя честь не позволит мне сидеть сложа руки, когда происходит эта несправедливость!

Я чувствую агонию Кассия, но не могу смотреть на него.

– Ваша кровная вражда удовлетворена по любым меркам. Дом Беллона был стерт с лица миров. Не становитесь жертвой того самого каннибализма, который позволил восстанию