Вампиры замка Карди - Татьяна Умнова

Вильфред не мог отдыхать с чистой совестью, как остальные. Он чувствовал, что сонный и размеренный покой мирной жизни развращает его, делая мягким, несобранным и ленивым. Он снова начал бояться темноты. Ему было страшно, когда ночью он возвращался к себе на квартиру, ему было страшно входить в темную комнату и пальцы его дрожали каждый раз, когда он шарил по стене в поисках выключателя. Когда он спал один, — он снова спал со светом, оставляя зажженной настольную лампу.

Вильфред ненавидел себя за это, много раз он пытался преодолеть страх, поднимаясь с кровати и выключая свет, но как только он оказывался в темноте, его охватывала жуткая паника, от которой судорогой сводило мышцы. Он чувствовал кожей, как скользкое чудовище просачивается сквозь доски пола и подбирается к нему, он задыхался от трупного смрада, который оно источало, он видел рубиновые отблески в горящих ненавистью маленьких глазках. Он понимал, что умрет если не включит свет, умрет от страха тут же, как только чудовище дотронется до него или в последний миг до того, как оно это сделает. И он вскакивал на ноги и с придушенным воплем бил кулаком по выключателю. Вспыхивал свет. Чудовища не было. Разве оно могло бы убраться так быстро? О да… Почему бы нет? И эта трупная вонь улетучилась тоже в один миг? Да… Да… С чудовищами именно так и бывает!

Никакого чудовища нет. Ты псих и трус, Вилли.

А на фронте чудовища не было. Во-первых потому, что как только выдавалась возможность лечь спать, Вильфред засыпал раньше, чем голова его успевала коснуться подушки, и в общем-то в такие моменты ему было все равно сожрет его кто-нибудь, пока он будет спать или нет, а во-вторых, потому, что он практически никогда не спал в одиночестве. Он спал в казарме, где вместе с ним находились как минимум десяток других солдат, которые храпели, стонали или кричали во сне, которые ворочались, вставали по нужде… Никакое чудовище не выживет в таких условиях, и уж точно не решится напасть. Как же Вильфред любил спать в казарме! Как же ему хотелось на фронт!

На фронт Вторая Танковая дивизия должна была отправиться только к зиме. Вильфред чувствовал, что пребывая в праздности не доживет до зимы в сонном Бухаресте, а потому, как только выдалась возможность заняться хоть каким-то делом, он тут же ухватился за нее. Кто-то из знакомых сказал ему, что командование набирает добровольцев для охраны важного объекта в горах.

— Говорят, это может быть опасным.

Услышав слово «опасным» Вильфред тут же помчался в штаб.

— Это не завод и не аэродром, — сказали ему, — Там в горах будет проводиться какой-то научный эксперимент, возможно, сопряженный с опасностью. Какой эксперимент? А кто его знает! Секретный. Приедешь и разберешься на месте.

Подробности «научного эксперимента в горах» и в самом деле держались в строгом секрете, даже по прибытии к месту прохождения службы, солдаты довольно долго не имели ни малейшего представления о том, что охраняют.

Никто не знал ни точного места назначения, ни задач, которые будут перед ними поставлены, поэтому домыслов и идей по этому поводу было великое множество. Ни одна не подтвердилась! Слишком уж неожиданным оказалось и место назначения и первый же приказ.

Их привезли в старый, полуразрушенный, пыльный и сырой замок, расположенный где-то в самом сердце Карпат, поселили в наспех оборудованной казарме и несколько дней не обременяли вообще ничем, даже патрульной службой.

Какие-то ободранные личности из соседних деревень прибирались в замке, выметая мусор, снимая паутину; в домике для гостей — который почему-то сохранился не в пример лучше замка — заработала кухня.

Потом приехало начальство.

Некий старичок, в сопровождении офицеров, довольно высоких чинов, двух женщин, одна из которых была очень даже хороша, и мальчишки лет двенадцати, похожего на жиденка, проследовали в наиболее благоустроенную часть замка, где и расположились. То что глава всего предприятия именно старичок, не оставляло сомнений ни у кого. Поговаривали даже, что доктор Гисслер — именно так его звали — профессор и светило мирового масштаба, и что работа, которую он намеревается проводить в замке, будет иметь невероятную ценность для Рейха и поможет в самые кратчайшие сроки закончить затянувшуюся кампанию в России.

Работа эта началась с того, что в замок привезли двух маленьких польских девочек, которых заперли в спешно приведенном в жилое состояние подвальчике, а потом — в тот же день — отобрали нескольких солдат, среди которых оказался и Вильфред, и приказали им извлечь из тщательно замурованного склепа три гроба.

Доктор Гисслер сам руководил операцией, впрочем, и все прибывшие с ним, присутствовали тоже и держались торжественно, как при важном мероприятии, и жадно следили за работой солдат, как будто боялись упустить что-то важное.

Надо сказать, работенка была та еще!

Вильфред крыл про себя на чем свет стоит неведомых мастеров, которые так старательно, явно рассчитывая на века, клали плотно друг к дружке хорошо отесанные камни, не жалея заливали щели раствором. Семь потов сошло, пока удалось разбить этот невероятно прочный раствор и еще семь — пока удалось раскачать хоть немного огромный серый камень.

Не было даже мысли вынуть этот камень, с невероятным усилием, так что мышцы затрещали, удалось только столкнуть его внутрь. Когда камень ухнул вниз, в темноту, оттуда вырвалось облако затхлой пыли, окатило всех присутствующих, накрыло с головой и никто не мог сдержаться, чтобы не закашляться и не отпрянуть.

Вильфреда едва не стошнило, но, надо заметить, он находился к провалу ближе всех.

И он первый взглянул в темное чрево старого склепа, и он первым ощутил на лице прикосновение чего-то невероятно холодного, что как будто толкнуло его сильно и зло, вырываясь на свободу. Может быть, он даже был единственным, кто почувствовал это прикосновение, потому что остальные только отплевывались и смахивали пыль с одежды.

А Вильфреду было не до пыли, совсем не до пыли. Он еще сам не понимал, что же произошло, и отказывался понимать разумом, но он почувствовал — душой, трепетной и чуткой душой маленького мальчика, много лет жившего бок о бок с чудовищем в собственном доме, почувствовал это вырвавшееся на свободу Нечто, в одно короткое мгновение затопившее его всего целиком, оглушившее, ударившее… И пронесшееся мимо, растворяясь в бесконечных коридорах, отражаясь от сводов и потолочных балок, исчезая, превращаясь в ничто. Это было какое-то безумное, дикое сонмище призраков — боли, ярости, нечеловеческого голода, тоски, страха, ненависти… Стонов, криков, проклятий, жалобной мольбы, всех невероятных нечеловеческих страданий, которые годы, долгие, долгие годы собирались внутри этого склепа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});