Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

волосы и объяснил, что из-за плохой физической формы я сейчас очень уязвим, поэтому должен лежать спокойно и неподвижно. Ветки и листья, которые он положил мне на живот, — особенные, они будут меня защищать. Сам он останется рядом, чтобы в случае чего помочь — вдруг я не справлюсь.

Дон Хуан встал надо мной, прямо за моей головой, так что, поднимая глаза, я мог его видеть. Он вытащил свой «ловец духов» и натянул его, и тут заметил, что я за ним наблюдаю. Тогда он легонько щелкнул меня по макушке костяшками пальцев и велел смотреть в небо, не закрывая глаз, и сосредоточиться на звуке. Затем, как бы между прочим, добавил, что если вдруг на меня кто-то нападет, нужно не колеблясь выкрикивать то слово, которое он сказал мне вчера.

Дон Хуан и «ловец духов» начали с низкого звука. Постепенно напряжение струны увеличивалось, и я услышал что-то похожее на реверберацию, а потом — четкое эхо, отозвавшееся с юго-востока. Натяжение все увеличивалось. Дуэт «дон Хуан — ловец духов» был безупречен. Дон Хуан усиливал низкий звук струны, превращая его в пронзительный вопль, завывание, от которого в жилах стыла кровь. В пределе это переходило в жуткий потусторонний визг, совершенно невероятный с точки зрения всего моего жизненного опыта.

Звук метался между горами и вновь возвращался к нам. Я вообразил, что звук возвращается именно ко мне. Вдруг со мной начало твориться что-то странное — непонятным образом изменилась температура тела. До того как дон Хуан приступил к извлечению своих диких звуков, мне было тепло и уютно, но когда его завывания достигли пика, меня затрясло, зубы начали стучать, и возникло явственное ощущение, что на меня впрямь что-то набросилось. В какое-то мгновение я заметил, что небо потемнело, — я смотрел вверх, но не осознавал его. Жуткая паника охватила меня, и я что было сил заорал заветное слово.

Дон Хуан сразу же начал сбавлять интенсивность, звуки сделались менее душераздирающими, но легче мне от этого не стало.

— Заткни уши, — буркнул дон Хуан.

Я зажал уши ладонями. Через несколько минут дон Хуан прекратил издавать звуки и подошел ко мне. Убрав листья и ветки с моего живота, он помог мне встать и аккуратно сложил их на тот камень, где я отдыхал. Из своей сумки он достал другие листья и натер мне ими живот, а те, что лежали на камне, поджег.

Когда я хотел сообщить ему, что страшно болит голова, он зажал мне рот ладонью.

Мы сидели там, пока все листья не догорели. К этому времени совсем стемнело. Мы начали спускаться с холма, и меня вырвало.

Когда мы шли вдоль оросительной канавы, дон Хуан сказал, что я сделал достаточно и должен уехать. Я спросил, что такое дух источника, но он жестом велел мне молчать.

— Об этом — в другой раз, — сказал он.

Потом он сменил тему и пустился в длинные объяснения по поводу видения. Я заметил, что не могу писать в темноте и это досадно. Но он сказал, что стремление все записывать не позволяет мне сосредоточиться на смысле его слов.

Он говорил, что видение не имеет отношения к союзникам и магическим приемам. Маг — это человек, способный управлять союзником и манипулировать им в своих целях. Но сам факт управления союзником вовсе не означает, что маг умеет видеть. Я напомнил дону Хуану его слова о том, что, не имея союзника, невозможно видеть. Дон Хуан очень спокойно ответил, что пришел к выводу о возможности видеть, не управляя союзником.

— Собственно, почему бы и нет? Ведь видение не имеет никакого отношения к технике магических манипуляций, — сказал он. — Цель всех магических приемов — воздействие на других людей. А видение на других никак не влияет.

В голове у меня все встало на свои места. Пока мы шли, я не испытывал ни сонливости, ни усталости, но ужасно хотел есть и, когда мы пришли, съел слишком много.

Потом я попросил дона Хуана рассказать мне еще что-нибудь о видении. Он широко улыбнулся и сказал, что я, похоже, окончательно пришел в себя.

Я спросил:

— Что значит: «видение не влияет на других людей»?

— Я уже рассказывал тебе об этом. Видение — это не магия. Правда, его легко спутать с магией, потому что видящий без труда может научиться управлять союзником и стать магом. С другой стороны, можно освоить приемы управления союзником и сделаться магом, но так никогда и не научиться видеть. Кроме того, видение по сути своей противоположно магии, потому что показывает неважность всего этого.

— Неважность чего, дон Хуан?

— Неважность всего.

На этом разговор закончился. Я был в состоянии глубокого расслабления, говорить не хотелось. Положив под голову свернутую штормовку, я удобно устроился на своей циновке, поставил рядом керосиновую лампу и в течение нескольких часов писал.

Вдруг дон Хуан снова заговорил:

— У тебя сегодня неплохо получилось с водой. Ты понравился духу источника, и он тебе помогает.

Я вспомнил, что ничего не рассказал ему, и начал было говорить о том, как воспринял воду, но он прервал меня:

— Я знаю. Ты воспринимал светящийся зеленый туман.

— Откуда ты знаешь? — не удержался я от вопроса.

— Видел тебя.

— И что я делал?

— Ничего. Просто сидел, созерцал воду и в конце концов начал воспринимать зеленый туман.

— Это было видение?

— Не совсем, но ты подобрался почти вплотную.

Я заметно воодушевился. Хотелось узнать об этом как можно больше. Он засмеялся и прошелся по поводу моего нетерпения, заявив, что зеленый туман может воспринять любой дурак — это явление того же типа, что и страж, оно неизбежно возникает при восприятии воды, и в том, что я этот туман увидел, ничего особенного нет.

— Говоря, что у тебя неплохо получилось, я имел в виду, что ты не дергался, как тогда со стражем. Если бы ты застрял там, мне бы пришлось трясти тебя за голову, чтобы оттуда выдернуть. Бенефактор того, кто погружается в зеленый туман, должен все время быть начеку на случай, если туман поймает ученика. От стража можно улизнуть самостоятельно, но уйти от зеленого тумана без посторонней помощи нельзя. По крайней мере вначале. Потом ты научишься выбираться без меня. А пока займемся другим вопросом.

— Каким?

— Посмотрим, сможешь ли ты увидеть воду.

— Как я узнаю, что вижу или видел ее?