Русская Фантастика 2006. Фантастические повести и рассказы - Евгений Прошкин

Привлеченный грохотом, проснулся Большой Бегун. Он издал протяжный стон, открыл свои страшные светящиеся глаза и с громким рычанием побежал ко мне. Обычно Большой Бегун ходит очень медленно, но если необходимо, он может развивать впечатляющую скорость.

Я встретил его молнией в лоб. Бог качнулся, остановился и перестал рычать. Из задней части его тела повалил густой дым.

Кто следующий? Ага, понятно.

Сразу четверо богов нового вида, тех, которые и ходят, и летают, выскочили из-за угла Большого Дома. Они что-то громко кричали на своем языке, переговариваясь между собой, и быстро приближались ко мне. Хотя нет, не ко мне, меня они не видели, они бежали к дымящемуся Большому Бегуну.

Я подождал, когда они подбегут поближе, и метнул третью молнию. Ближайший ко мне бог подпрыгнул и вдруг взорвался кровавым дождем. Выходит, я был прав, пусть и не до конца — некоторые боги действительно живые.

Теперь боги увидели меня. Они застыли там, где стояли, и смотрели на меня в полнейшем остолбенении. Что, не ждали, что человек способен ответить на оскорбление?

Четвертая молния разорвала на куски еще одного бога. А потом в моем позвоночнике что-то взорвалось, меня подбросило в воздух, перевернуло, и я успел увидеть, что нижняя часть моего тела лежит отдельно от верхней, а из того места, где две половинки должны соединяться, бьет фонтан крови. Это было последнее, что я увидел.

* * *

— Твою мать! — с чувством выругался Умберто. — Оторву яйца тому дебилу, который присвоил этой планете рейтинг семьдесят…

— Семьдесят три процента, — подсказал Тимоти. — Курорт, блин.

— Где профессор?! — заорал Умберто в переговорник. — Где долбаный профессор, мать его в…

Умберто говорил еще долго, но оставшаяся часть его тирады не включала в себя ничего, кроме площадной брани, и не несла лексической нагрузки.

— Что случилось? — отозвался через переговорник профессор Гольдштейн. — Что-то чрезвычайное?

— Чрезвычайное, блин! — с чувством подтвердил Умберто. — Один долбаный червяк заполз на базу, сжег радар, большой транспортер и двух моих бойцов. Какой кретин написал, что их электрические разряды не опасны для жизни?

— Сейчас иду, — сказал профессор. — А что… Погодите! Он все это сделал своим биологическим электричеством?!

Умберто смачно сплюнул на землю и выключил переговорник. Все эти яйцеголовые одинаковы — думают только о своей науке. Сейчас это чмо прибежит сюда, начнет разоряться, что ему срочно надо ставить опыты над червяками… тьфу на него!

Его мысли прервал Тимоти.

— Шеф! — позвал он. — Посмотрите сюда!

Умберто посмотрел и обомлел. Из набрюшной сумки сумасшедшего червяка выглядывал наконечник стандартной высокоэнергетической батарейки китайского производства.

— Какой урод… — начал Умберто, но наткнулся на взгляд Тимоти и умолк.

Он вспомнил, какой урод. Но кто же мог подумать, что простое желание сфотографировать необычную сценку из жизни этих долбаных червяков…

Тимоти решительно выдернул батарейку из кожной складки на брюхе червя и сунул себе в карман.

— Вы что-то увидели, шеф? — спросил он. Умберто мрачно рассмеялся и с чувством хлопнул его по спине.

— Я твой должник, — сказал Умберто.

Он представил себе, как долбанутый профессор Гольдштейн будет снова и снова безуспешно пытаться воспроизвести результаты эксперимента… Хороший урок будет старому козлу, будет знать, гнида очкастая, что десантники никому не позволяют собой помыкать. А то завел моду — принесите то, унесите это, извольте не выражаться в моем присутствии… тьфу на него!

А потом взгляд Умберто упал на две обугленные головешки, которые совсем недавно были хорошими живыми ребятами, у него засвербело в носу и защипало в глазах. «Ненавижу эту работу», — подумал Умберто.

БОРИС РУДЕНКО

ЛИМАН

…Они остались живы. Все трое. Только третий этого не знал. Третий лежал на полу авиетки, на надувном матрасике, запрокинув кверху неподвижное лицо.

Кроман нагнулся, осторожно приподнял его голову и подложил под затылок скатанную валиком куртку. Затем, сильно прихрамывая, опираясь рукой о стенку, вернулся в кресло и вновь принялся осторожно массировать поврежденное колено.

— Станция, Станция, я Разведчик-два, совершил аварийную посадку в лимане Лапранди, около десяти километров на юго-восток от Игольного мыса… Станция… — безостановочно и монотонно бормотал в микрофон Гусев.

Некоторое время Кроман бездумно слушал и смотрел на его затылок, поросший жесткими завитками черных волос, затем перевел взгляд на иллюминатор. Сквозь стекло была видна согнутая стойка крыла и близкая, неподвижная и темная вода лимана, сливающаяся с атмосферой в однообразное серое месиво уже метрах в пятидесяти от самолета.

— К черту! Бесполезно! — Гусев откинулся от передатчика и развернул кресло. Посмотрел на Калину. — Как он?

— Как и прежде, — ответил Кроман. — В себя не приходит. Сейчас в его состоянии это самое лучшее. Может, они нас слышат и просто не могут ответить?

Гусев вновь повернулся к рации, небрежно перебросил тумблер и прибавил громкость. Кабину заполнил гул и треск, неприятно ударивший Кромана по барабанным перепонкам. Он поморщился и рефлекторно поднял руки к голове, но Гусев уже отключил приемник.

— Вот что они слышат, — сказал он. — Музыка небесных сфер. Это даже не магнитная буря. Это настоящий тайфун. Ты на компас смотрел? Крутится как юла. Даже не пытайся разобрать, где юг, где север. Без толку. Вот же влипли!

Он осторожно потрогал лоб. Кожу все еще слегка саднило, но кровь уже запеклась. «Отделался легким испугом», — мысленно усмехнулся Гусев. И в самом деле, ему досталось меньше всех. В момент падения он даже не потерял сознания. Удивительно четко и подробно запечатлелось в памяти, как Калину первым страшным толчком выдрало из кресла и швырнуло спиной на аккумуляторный ящик, а потом, пока теряющий скорость самолет, судорожно дергаясь и вихляя, тащился по лиману, — как тело Калины, словно гуттаперчевый манекен, высоко подпрыгивало на полу после каждого нового рывка, переваливаясь с боку на бок. Отчего-то тогда, в эти короткие страшные секунды, Гусев был уверен, что Калина умер. Гусев даже успел ему позавидовать, потому что тоже ждал смерти, не ведая, как она придет, — но вдруг все кончилось…

Кроман вздрогнул, прильнул к иллюминатору и отпрянул.

— Гусев, что это?

Гусев машинально схватился за кобуру, подошел и посмотрел. Метрах в двадцати от самолета, будто толкая перед собой округлый водяной бугор, под водой двигалось нечто широкое, просвечивающее грязно-серым телом сквозь тонкий слой жидкости. Гусев проводил животное равнодушным взглядом и отвернулся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});