Горячее сердце - Юрий Корнилов

— Я внимательно проанализировал материалы, добытые за последние три месяца, — рассказывал он. — Во всем, что касается довоенной деятельности Брандта, не обнаруживается и намека на его враждебность к власти, которая…

— …которая вспоила, вскормила, дала образование! — взорвался секретарь обкома Иван Андреевич Стулов, носивший теперь, как член военного совета армии, звание полковника.

Старший лейтенант Орлов уже давно поглядывал на этого широколицего с красивым извивом губ и орлиным обликом человека. Такие люди, думалось ему, должны обязательно в генералах ходить, а не сидеть в кабинетах, пусть и в обкомовских.

Вспоила, вскормила… Именно это хотел сказать майор Яковлев и добавить еще, что высокий, узкоплечий, чуть сутулящийся интеллигент за пять лет работы в витебской школе показал себя толковым педагогом, увлеченным организатором художественной самодеятельности. Без ума были от Александра Львовича мальчишки и девчонки, посещавшие литературный кружок, который он вел при Доме пионеров.

Стулов, обращаясь к Слипченко, сурово спросил:

— Так что же вы решили с этим Брандтом?

Но ответа явно ждал не от него — от Яковлева. И тот незамедлительно отозвался:

— Пойду в Витебск, встречусь с ним… Заиметь своего человека в лице редактора фашистской газеты…

Он замолчал под настороженно ожидающими взглядами.

Командир партизанской бригады Минай Филиппович Шмырев пристукнул стаканом, сказал громко:

— Мало верится! Но… Мы с Константином Егоровичем вроде бы все взважили. За и против. Не пойдет на контакт — хрен з ним. Ликвидируем.

Надо отдать должное молодому полковнику Слипченко: свой оперсостав он изучил досконально. Знал, кто и что стоит. Был в курсе работы Яковлева в Екатеринбурге и Туркестане, ценил его работу и здесь. Сложилось искреннее и уважительное мнение. Только такому и можно было доверить дело Брандта. Не сразу, правда, решился. Нет, не из-за каких-то сомнений в отношении деловых качеств Яковлева. Другое удерживало — нехватка людей. Не просто сотрудников особого отдела (штат укомплектован), а опытных контрразведчиков — профессионалов.

Обстановка в тылах армии была не из лучших. Захламленность освобожденной от врага территории еще велика: до сих пор слоняются по лесам шайки растрепанных карательных формирований; скрываются полицаи, чиновники волостных управ и другие прислужники оккупантов; далеко не вся еще раскрыта засаженная в подполье вражеская агентура; забрасываются и новые шпионско-диверсионные группы. Все особисты армии перегружены работой.

Член военного совета армии Иван Андреевич Стулов тоже знал обстановку в тылу, как и начальник особого отдела, он никогда не переставал думать о ней, интересоваться ходом очистительных работ.

Стулов дожевал бутерброд, запил остывшим чаем и, отодвинув стакан, спросил Яковлева:

— Константин Егорович, а не кажется вам, что гораздо целесообразнее все силы переключить на работу здесь, в собственном тылу? Может, и вам за нее взяться? Плюнуть на Брандта, все равно никуда не денется, — и взяться.

Константин Егорович недоуменно покосился на полковника Слипченко. Тот глазами показал: «Отвечай», и Константин Егорович не очень-то вежливо внес ясность:

— Я не отключался ни от той, ни от этой работы. Что касается каналов, по которым уходит к немцам развединформация, то перекрытие этих каналов зависит от усилий не только здесь. Взятая нами группа «паршей» с коротковолновой приемо-передаточной станцией — это выкормыши Полоцкой диверсионно-разведывательной школы абвера. По данным подполья такие заведения есть в Витебске, Городке, Богушевске. В Витебске два или три. Есть основания думать, что сюда просунул лапу небезызвестный «Цеппелин». Во всяком случае, в Минске «унтерцеппелины» уже установлены. Брандт, между прочим, выезжал с лекциями в две школы — в Полоцк и Богушевск. Он на короткой ноге с бургомистром, кутит в компании адъютанта генерала Фрея, а Фрей командует двести первой охранной дивизией…

— Вижу, понимаю, — спокойно сказал, внимательно выслушав. Стулов. — Но как вы думаете обратить изменника в прежнюю веру? А если ошибка, что Брандт неофит? Если он и раньше молился тому, чему сейчас молится? Если литературный кружок и прочее — всего лишь маскировка. Личину всякую надеть можно…

— Мы особо и не надеемся на его лояльность.

— Что же вы тогда нажимали на его довоенные, извиняюсь, заслуги перед Советской властью?

— Я не нажимал, я рассматривал объект со всех сторон и изнутри. Легче будет беседовать там, — Яковлев показал затылком в направлении, где, надо полагать, находился областной центр.

— Допустим, убедить не удастся…

— На трусливости прищемлю, — сверкнул глазами Константин Егорович. — От страха на все пойдет.

— Не слишком ли… самоуверенно, Константин Егорович? — осторожно спросил полковник Стулов.

Яковлев тяжело поднял взгляд и возразил:

— Если чекист не уверен в себе — грош цена ему в базарный день.

— Конечно, — согласился Стулов. — Но Брандт Брандтом, а мы и о людях должны думать, о вас лично. Риск ведь.

— За риском, Иван Андреевич, всегда два итога: успех или провал. Успех разделю со всеми, удар провала приму только на себя.

Стулов неопределенно покачал головой.

Смягчая ответ, Яковлев разъяснил:

— Проводят и встретят опытные разведчики подполковника, — кивнул Яковлев в сторону начальника разведотдела Ванюшина, — для помощи и работы в самом городе подготовлено два подпольщика.

— Уже? — удивился Стулов.

Минай Филиппович опередил Яковлева с ответом:

— Уже, Иван Андреевич. В случае расконспирации уйдут к нам в бригаду.

23

Постучав, в кабинет Дальнова вошла молоденькая секретарша Роза. Давно с ней не виделся: заочница юридического, сдавала экзамены. Собралась было открыть папку, но подполковник остановил ее вопросом:

— Как сессия?

— Спасибо, Павел Никифорович. Все в порядке.

— Выходит — третьекурсница?

В подтверждение Роза, не скрывая довольства, смущенно кивнула. Дальнов выдвинул боковой ящик стола, извлек крохотную куколку в нарядном платьице.

— Прими в награду. У польских друзей разжился, когда в гости летал.

Девушка порозовела, пролепетала: «Ну что вы, зачем…», но подарку, сразу видно, обрадовалась.

— Любишь в куклы играть?

— У моей подружки девочка родилась…

— Вот и чудесно! — воскликнул Павел Никифорович.

Семилетней крошкой привезли Розу в Свердловск в 1942 году. Как отмечено в детдомовских документах, нашли ее в промерзшей ленинградской квартире подле трупа матери. Обостренная память ребенка многое сохранила из тех дней ужасной блокадной зимы. Павел Никифорович использовал все возможности, чтобы разыскать хоть кого-то из ее родных, но безуспешно. Относился к ней с отцовской благожелательностью, как мог благоволил ей.

Роза наконец открыла папку. Ей тоже хотелось порадовать Дальнова.

— Ответ на ваш запрос, Павел Никифорович.

— Откуда?

— Из Чехословакии.

Дальнов расстроенно подумал: «Значит, пусто». А что еще придет в голову? Если на запрос, требующий серьезной работы, ответ приходит так скоро, это означает, что в нем нет ничего существенного.

— Перевод потребуется?

— Нет, письмо и протоколы допросов выполнены на русском языке.

— Что? — не поверил Дальнов услышанному.

Не поверил не тому, что чехи написали по-русски, а тому, что прислали протоколы допросов. Протоколы, ясное дело, — по существу запросов. Какие еще больше.

Торопливо протянул руку за папкой. Хотелось немедленно впиться в документы. Утерпел. Отпустив Розу, удобнее устроился за столом, сдвинул все лишнее, вооружился очками.

Чешские друзья сообщали:

«…Еще в 1946 году по требованию коммунистов Северно-Чешской области органами государственной безопасности республики проведено расследование по делу провала группы интернационалистов в г. Теплице. В результате оперативно-следственных мероприятий стало известно, что в январе 1945 года названная организация установила связь с двумя представителями тайной антифашистской группы унтер-офицерской школы из армии предателя Советского Союза генерала Власова, подразделения которого дислоцировались в Теплице. Как оказалось впоследствии, никакой враждебной к немцам организации в унтер-офицерской школе не существовало. Эти двое оказались провокаторами. В результате пятеро из контакт-семерки подполья Теплице попали в засаду, арестованы и замучены в фашистских застенках. Имена и приметы провокаторов называют двое из оставшихся в живых патриотов из контакт-семерки, которые лично встречались с упомянутыми курсантами власовской диверсионно-разведывательной школы. Копии их показаний высылаем. Если у советских товарищей возникнет необходимость в дальнейшей нашей помощи, мы готовы оказать ее в пределах возможности со всем усердием».