Комната с заколоченными ставнями - Говард Лавкрафт

Нет, это не могло быть игрой света, поскольку окно выходило на запад и в этот час находилось в тени; кроме того, быстро забравшись на шкаф и заглянув в окно, я убедился, что снаружи не было ничего такого, что могло бы отражать свет. Тогда я стал внимательно наблюдать за цветными вставками; ничего не происходило. Подумав, что мне это показалось, я все же решил последить за окном, причем в разное время — и днем, при солнечном освещении, и ночью, при свете луны.

В это время Эмброуз крикнул из кухни, что завтрак готов, и я прервал свои наблюдения, твердо решив тщательнейшим образом изучить странные световые эффекты окна, тем более что времени у меня было предостаточно и возвращаться в Бостон я пока не собирался — во всяком случае, до тех пор, пока не будет выяснена причина странного поведения моего кузена, о котором тот упорно не желал говорить.

— Вижу, ты выкопал несколько историй из жизни Элайджи Биллингтона, — с нарочитой прямотой сказал я, усаживаясь за стол.

Эмброуз кивнул.

— Ты же знаешь, я увлекаюсь генеалогией и вообще люблю все старинное. А ты?

— В смысле, могу ли я что-нибудь добавить в твою коллекцию?

— Да.

Я покачал головой.

— Боюсь, что нет. Впрочем, если я почитаю документы из твоего кабинета, может, что-нибудь и вспомню. Можно?

Он был в нерешительности. Конечно, ему этого не хотелось; но, с другой стороны, какой смысл скрывать от меня то, что я уже видел?

— Пожалуйста, смотри, сколько хочешь, — небрежно бросил он. — Мне они ни к чему. — Он отхлебнул кофе и бросил на меня внимательный взгляд. — Честно говоря, Стивен, я здорово увяз в этом деле и теперь уже вообще ничего не понимаю; но, знаешь, у меня такое чувство, что бросать его нельзя, поскольку, если мы его бросим, могут произойти странные и ужасные вещи, которые все же можно предотвратить — если знать, каким образом.

— Какие вещи?

— Не знаю.

— Ты говоришь загадками, Эмброуз.

— Да! — почти крикнул он. — Это загадка. Это целый набор загадок, у которых неизвестно, где начало, а где конец. Я думал, что все началось с Элайджи, теперь я так не думаю. И чем все это закончится, тоже не знаю.

— Поэтому ты и позвал меня? — спросил я, радуясь, что разговариваю со своим прежним кузеном, а не с лунатиком.

Он кивнул.

— В таком случае расскажи, что здесь происходит.

И он, забыв о завтраке, принялся рассказывать. Он говорил без пауз и остановок, рассказывая обо всем, что произошло в усадьбе со времени его приезда; при этом он не стал говорить о своих подозрениях, описывая только череду конкретных событий. Эмброуз рассказал о найденных документах — дневнике Лабана, газетных статьях, о тяжбе Элайджи с соседями, о его переписке с преподобным Уордом Филлипсом и так далее, после чего добавил, что все это я должен буду прочитать до того, как он перейдет к самому главному. Он называл это загадкой. Выслушав его рассказ, я также пришел к выводу, что мы столкнулись с гигантской головоломкой, составленной из бесчисленного количества фрагментов. Постепенно и я начал понимать, что Эмброуз попал в какую-то чудовищную западню. Пытаясь его успокоить, я предложил на время забыть о делах и заняться завтраком, и вообще поменьше думать о таких вещах, иначе страхи могут перерасти в навязчивую идею.

Сразу после завтрака я отправился в кабинет читать бумаги Эмброуза, предварительно разложив их в том порядке, в каком они были у него. Чтение заняло у меня более часа; еще некоторое время я потратил на то, чтобы обдумать прочитанное. Действительно, настоящий «набор загадок», как говорил Эмброуз, и все же из них можно было сделать определенные выводы.

Первый и наиболее вероятный: Элайджа Биллингтон, а до него Ричард Биллингтон (или лучше сказать: Ричард Биллингтон, а после него — Элайджа) были втянуты в некие таинственные действия, суть которых так и осталась невыясненной. Можно предположить, что они были связаны с каким-то древним злом; впрочем, не следует забывать, что в те времена люди были крайне суеверны, особенно в провинции, и, значит, вполне могли распускать самые невероятные слухи и сплетни. Одно было ясно — Элайджу Биллингтона боялись и недолюбливали, и все из-за странных «криков», доносившихся по ночам из леса близ его усадьбы. С другой стороны, и Уорд Филлипс, и Джон Друвен, и, предположительно, третий гость, пришедший в тот вечер навестить Элайджу, — некий Деливеранс Уэстрипп — не были малограмотными провинциалами, но по крайней мере двое из этих джентльменов поверили в то, что Элайджа Биллингтон занимается чем-то чудовищным.

Но какими свидетельствами они располагали? Их беспокоил шум, доносившийся из его усадьбы, странные «крики» и «визг какого-то животного», о которых поведал главный оппонент Элайджи, Джон Друвен, так таинственно исчезнувший после череды столь же таинственных исчезновений других людей и найденный спустя полгода, как и первые жертвы. Никто не смог тогда объяснить, каким образом тела, которые искали на протяжении нескольких месяцев, оказались в таком состоянии, словно люди были убиты совсем недавно. Перед уходом из дома Друвен оставил отчаянную записку, в которой сообщал, что Элайджа «что-то подсыпал» ему в еду, таким образом приобретя власть над его разумом, и теперь заманивает его к себе, и он не смеет ослушаться. Значит, три гостя, что пришли тогда навещать Элайджу, успели что-то заметить. Однако что именно — этого никто не знал.

И это все, что смогли в ту пору предъявить обвинители Элайдже Биллингтону. Однако, сложив воедино все факты, предположения и косвенные улики, как прошлые, так и настоящие, мы получаем картину, не согласующуюся с яростной защитой со стороны самого Элайджи Биллингтона, напрочь отвергавшего выпады Друвена и ему подобных как инсинуации. Даже если забыть о том, что говорили об Элайдже, некоторые эпизоды из его жизни оказываются весьма странными, чтобы не сказать пугающими. И если сбросить со счетов время — в равной мере учитывая как самые ранние, так и позднейшие открытия, — то выводы напрашиваются самые мрачные.

Первый — это слова самого Элайджи, когда он гневно осудил отзыв Джона Друвена на книгу преподобного Уорда Филлипса «Чудеса магии на обетованной земле Новой Англии»: «…есть вещи, о которых не следует упоминать всуе». Вероятно, как справедливо заметил Уорд Филлипс, Элайджа действительно знал, о чем говорил. Теперь следует вспомнить дневник мальчика. В нем говорилось, что в лесу возле усадьбы Биллингтонов действительно что-то происходило, и не без участия Элайджи. Нет, речь шла не о контрабанде, как поначалу решил мой кузен Эмброуз, поскольку надо быть идиотом, чтобы устраивать шум в таком месте, где хранятся запрещенные товары. Это было что-то страшное и загадочное, о чем можно судить по некоторым замечаниям в дневнике и моему собственному опыту пребывания в усадьбе. Мальчик писал, что его приятель, индеец Квамис, «стоял на коленях и громко произносил слова на языке, которого я не знал… я расслышал только слова "нарлато" или "нарлотеп"». Нечто похожее выкрикивал и мой кузен в ту ночь, когда бродил по дому: «Йа! Ньярлатхотеп». Несомненно, это были те же самые слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});