Зловещие мертвецы (сборник) - Составитель не указан

Тем временем предмет их обсуждения заковылял к кровати, неся в руках дымящуюся миску остро пахнущей смеси. Старуха сунула ее Лидии с коротким наставлением: "Ешь".

Лидия неторопливо подхватила серебряную ложку, наполовину погрузившуюся в жидкость, и осторожно попробовала.

- Неплохо. Чуть переперчено, если это перец, но вполне сносно.

Старуха обернулась к Джеймсу: "Ешь".

Он сел на один из трехногих стульев и взял ложку, стараясь не смотреть в сторону странной хозяйки, которая вскоре отложила свою ложку и прихлебывала прямо из миски, пальцами проталкивая в рот куски мяса.

- Ваши тарелки и ложки, - Джеймс заметил, что разговаривает громко, как глухой, - они очень старые?

- Угу, - старуха использовала собственную шаль вместо салфетки. - Дом. Война.

- Вы хотите сказать, что во время прошлой войны разбомбило дом, и вы?..

Он остановился. Было бы невежливо заходить дальше в своих предположениях, однако старуха отрицательно затрясла головой.

- Короткий волос, длинный волос... Война.

- Господи Боже! - Джеймс оглянулся на Лидию. - Она говорит о гражданской войне. Семнадцатый век. Кирасиры Кромвеля. Железнобокие и кавалеры.

- Чепуха, - Лидия уткнулась в свою тарелку. - Как вкусно, а что она еще говорит?

- По-моему, она знает, о чем говорит. - Он дружелюбно кивнул старухе: Было очень вкусно. Мы вам очень признательны.

Старуха встала, подошла к посудному шкафу и вернулась к столу с каменной бутылью и двумя оловянными кружками. В каждую она налила щедрую порцию густой янтарной жидкости.

- Пейте. Хорошо. Спать.

- А она не тратит много слов, - заметила Лидия.

- Тише, она может услышать.

- Она глухая, дорогой. - Лидия полулежала на кровати, укрытая двумя пальто, сытный ужин заметно поднял ее настроение. - И сумасшедшая к тому же.

Состроив гримаску, она передразнила:

- Ты - Джейн. Я - Тарзан.

Казалось, что старуха и в самом деле не слышит их или не понимает: она невозмутимо поднесла полную кружку Лидии и повторила свое краткое наставление: "Пей".

Джеймс отпил из своей кружки. Вкус жидкости напоминал выдержанное персиковое бренди; мягкая, ароматная струйка скользнула по горлу, взорвавшись восхитительной теплотой где-то внутри желудка.

- Осторожнее. - предупредил он, - эта штука лягается, как необъезженный жеребец.

- Пусть лягается, - Лидия уже осушила свою кружку. - Мы же никуда не собираемся идти сегодня вечером?

- В самом деле, - Джеймс почувствовал, как улетучиваются остатки его осторожности, - очень хорошая вещь.

Он повернулся к старухе, подбирая слова и выговаривая их, как если бы разговаривал со слабоумным иностранцем.

- Очень хорошо. Старое, да? - он постучал по своей кружке. - Это очень старое? Вы долго хранили его? Старуха кивнула:

- Дедушка... старое, как дедушка.

- Ваш или мой? - он допил остатки жидкости и не возражал, когда старуха снова наполнила кружку. - Если они пили это в ледниковый период, им был не страшен никакой мороз.

Неожиданно он обнаружил, что с трудом ворочает языком.

- Ваш дедушка, или мой, или еще чей - они делали эту штуку из персиков, да?

- Нет, - ответила старуха.

- Нет?.. - Джеймс почувствовал, как его голову покачивает из стороны в сторону, но ничего не мог с этим поделать. - Тогда как вы это делаете?.. Из чего вы делаете?

- Кровь, - ответила старуха.

Прежде чем отключиться, Джеймс повторил: "Кровь" - и на какое-то время провалился в кромешную темноту.

Первыми к жизни вернулись его глаза. Огонь в камине разгорелся; ярко пылало свежее бревно, голубоватый дым забирался в отверстие дымохода. Потом Джеймс начал различать окружавшие его звуки: бревно потрескивало, выстреливая серией сердитых щелчков; заунывная, лишенная мелодии песня слетала с высохших губ старухи, которая раздевала Лидию.

Джеймс полулежал в кресле-качалке, ноги свешивались на пол, а голова, отказывавшаяся повиноваться его приказам, без всякой тревоги или удивления отметила, что он не может пошевелиться. Он не мог ни двигаться, ни говорить, даже не мог моргать.

У Лидии было изумительное тело, он не переставал им восторгаться. Когда старуха взвалила это обнаженное тело себе на плечи и понесла его к убранному после ужина столу, художник в Джеймсе восхитился чистотой линий спины и янтарным отливом волос, волною ниспадавших до пола. Если бы только старая карга могла постоять спокойно!

Однако старуха не хотела стоять спокойно. Свалив Лидию на стол, она просеменила к шкафу и вернулась с мотком крепкой веревки. Ее заунывное пение поднялось на целую октаву, крошечные ступни пританцовывали, отбивали такт, когда она связывала ноги Лидии от икр до бедер. Затем старуха согнула ее руки в локтях и так же крепко перевязала их.

"Она лежит, как связанный цыпленок, - беззвучный смешок пробежал в голове Джеймса, - готовый отправиться в духовую печь".

Старуха отступила назад и казалась очень удовлетворенной результатами своих трудов, рассыпавшись дребезжащим смешком, она подхватила себя под бока и пустилась в радостный пляс по пещере.

- Хорошо, хорошо...

- А где же начинка? - Джеймс хотел сказать, что Лидию забыли выпотрошить и нафаршировать яблоками перед духовкой, как вдруг почувствовал беспричинное раздражение оттого, что тело отказывалось ему повиноваться.

Старуха, в сильном возбуждении, подбежала к дальней двери, которую Джеймс принял за башенные ворота, и энергично повернула в замочной скважине громадный ключ. Схватив железное кольцо, потянула. С пронзительным скрипом дверь растворилась. Порыв холодного воздуха заставил затрепетать пламя свечей; волосы Лидии зашевелились, словно змеи Горгоны. Из-за двери донесся шум падающей воды и какой-то странный резкий звук, похожий на шипение прохудившегося кузнечного меха.

Шаркая, старуха сделала несколько осторожных шагов вовнутрь и позвала:

- Данмор! Данмор!

Царапающий звук. Потом громкий задыхающийся кашель - отхаркивающие, отвратительные плевки, - серия взрывающихся тресков, сопровождаемых протяжными стонами.

- Ешь. - позвала старуха.

Скрежетание - может быть, это было дыхание? - стало громче, затем участилось; размеренное похрустывание камней, тяжелая поступь, и снова болезненный кашель.

- Ешь, - повторила старуха и быстро отступила назад в пещеру.

Из темноты медленно вышел тот, кто издавал эти звуки, - он заполнил собой весь дверной проем, и в тот же миг мозг Джеймса пронзило сознание грозящей ему и Лидии опасности.

В дверях стоял мужчина приблизительно двадцати футов ростом, около семи футов в плечах, с огромной, похожей на дыню головой и парой черных слезящихся глаз, каждый размером с блюдце. Густая седая шерсть покрывала его тело. Пучки волос, торчавшие из ушей и ноздрей, были рыжеватого цвета и на вид жесткие, как свиная щетина. Желтая, с пятнами крови слизь капала из раздувавшихся ноздрей гиганта, и вся заросшая густым волосом кожа складками обвисала с его могучего костяка. Старуха указала на перевязанную веревками Лидию, которая к этому времени пришла в сознание и жалобно всхлипывала, И сказала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});