Зачарованный город N - Ева Никольская

Две узкие ладошки с силой ударились друг об друга, указательные пальцы переплелись, а их острые ногти соединились в мимолетном щелчке. С губ слетело короткое заклинание и, резко расцепив руки, моэра уставилась на судорожно вздрагивающий огонек величиной с наперсток. Подергавшись в предсмертных конвульсиях напротив ее носа, это творческое недоразумение ретировалось в небытие, оставив на прощанье своей создательнице лишь тонкую струйку быстро поднимающегося вверх дыма. Похлопав густо накрашенными ресницами, непривычная тяжесть которых уже начинала давить ей на нервы, Ырли помянула недобрым словом упоминаемого в поверьях ее народа бога огня, и, насупившись, принялась плести новое заклинание.

— О — о! — сказала девушка, прикрыв глаза от большой и довольно продолжительной вспышки, в которую превратилось ни в чем не повинное дерево, на свою беду оказавшееся поблизости. — Сейчас, сейчас… — дрожащие пальцы принялись торопливо призывать на помощь родную стихию, и через какие‑то пару секунд на несчастного погорельца обрушился поток ледяной воды. — Надеюсь, никто не заметил, — прошептала горе — волшебница и снова двинулась вслед за синей искоркой, которая до этого недовольно плясала на одном месте, дожидаясь хозяйку.

Больше моэра не разговаривала вслух, она отогнала подальше свои навязчивые воспоминания и постаралась полностью сосредоточиться на предстоящем пути. Если кто‑то из Аше — Аров засек полыхнувшее дерево, у нее вполне могут возникнуть неприятности. А сталкиваться с компанией вооруженных до зубов стражей в задумчивом состоянии ей не особо хотелось. Она вообще не имела никакого желания с ними сталкисаться, а потому стала двигаться с повышенной осторожность. Ее тонкий силуэт, мелькавший среди деревьев, казалось, не шел, а плыл по воздуху, едва касаясь подошвами мягких туфлей земли. Точно сказочная Фея в ночной тишине заснувшего леса… Только ни одно живое существо, обладавшее инстинктом самосохранения, не спешило очутиться на пути этой самой Феи.

* * *

Так… Кажется, это уже со мной было, за той лишь разницей, что огромный чешуйчатый монстр волочил мое бедное тело по жуткого вида равнине, а новая зверушка с не меньшим энтузиазмом тащит меня по воздуху, активно размахивая крыльями и регулируя направление полета длинным хвостом с небольшим наростом на конце. Ну, или мне просто так показалось, потому что этот самый хвост неизменно отгибался в сторону, противоположную той, в которую поворачивал ящер. Впрочем, энтузиазм его больше относился к полету, чем к моей персоне.

Изучением строения сцапавшего меня животного и наблюдением за его повадками я занималась последние минут сорок, не переставая при этом стучать зубами от холода и щуриться от ветра. На открытой высоте, да еще и усиленный крыльями, он был гораздо менее дружелюбен с припозднившимися путешественниками, чем на земле возле гор, деревьев и кустов, прекрасно заменявших защитную преграду. Правда, страдала от этой проблемы только я. Чудовище на подобные мелочи чихать хотело. Ему, судя по выражению на вытянутой морде с большим, плотно сжатым клювом, было все глубоко по барабану. Ну, наверное, кроме конечной цели пути: больно уж уверенно он двигался в направлении леса. Я даже начала подозревать, что, прихватив меня с берега озера, монстр успел позабыть об этом инциденте и теперь спокойненько летел по своим делам, не отдавая себе отчета в том, что его задние лапы крепко держат живое существо, которое уже так закоченело, что даже бояться перестало. Видимо панический ужас, овладевший мною в первые мгновения неожиданного полета, тоже не отличался морозоустойчивостью. Замерзло все: руки, ноги, голова с развевающейся по ветру косой… Даже мысли в голове ворочались как‑то вяло, будто ледяные глыбы в стоячей воде. Осталось одно полубезразличное созерцание гибкого тела ящера, очень похожего на птице — коней, которых я видела у белокожих стражей. Только мне, похоже, достался дикий экземпляр. Если такие тут, вообще, водятся. Во всяком случае, седла с упряжкой я на нем, к моему огромному сожалению, так и не обнаружила. Как не крути, а перспектива общаться с прирученным, пусть и не мною, зверем все же приятней, чем налаживать контакт с вольной особью. А вдруг он меня в гнездо свое (или что там у них вместо дома) тащит? Деткам на закуску! Или, может, сам с утра голодный, просто подходящую площадку для ужина подыскивает?

Я покосилась на морду своего похитителя, с моего ракурса были хорошо видны лишь ее нижняя часть и правый бок, на котором чуть светилась фиалковым светом вытянутая прорезь глаза. И отражалось в нем такое безразличие, что даже как‑то обидно стало. Поначалу. Но, полюбовавшись этой картиной, я в скором времени с облегчением поняла, что жрать меня в ближайшее время данная птичка не собирается, ибо пофиг ей… то, что называется — фиолетово. Ну, не выглядят так голодные животные, не выглядят, и все тут!

В принципе, моя личность в изрядно продрогшем теле пребывала в похожем состоянии. Хм… может, это заразно и передается воздушно — капельным путем? Вон как ветер по физиономии нас обоих хлещет, тут что угодно приклеиться может, не говоря уже о настроении. Хотя вероятней всего, моя психика просто адаптировалась к ситуации, отдав предпочтение не глупой панике, а более — менее рациональному мышлению. Ну, или сознание выкинуло очередной "финт ушами", прикинувшись беспросветным "тормозом". Как это не печально признавать… второй вариант звучал правдоподобней.

В первые минуты воздушного путешествия я орала, как резанная. Сперва от страха, потом по инерции, и так до тех пор, пока оглушительный (для меня уж точно) вопль не превратился в сухое карканье, перебиваемое приступами раздирающего горло кашля. Окончательно сорвав голос, я получила в придачу еще и заложенные уши. Дрожащие руки, по счастливой случайности, оставшиеся свободными от захвата, какое‑то время возились с завязками плаща, которые больно врезались в шею из‑за сильного натяжения ткани, попавшей в кольцо цепких пальцев животного.

Живописные такие пальцы: покрытые белой пупырчатой кожей. Длинные, толщиной с мою руку, примерно. А на их внутренней поверхности жесткие и весьма ощутимые для моего полуголого тела шипы. Для удерживания особо вертлявой добычи, видимо. Жертвы… они ведь разные бывают. Это я такая прилежная: застыла в горизонтальном положении (что в моем задубевшем состоянии несложно) и не трепыхаюсь. Еще бы! Ведь если он, не приведи боги, вдруг надумает разжать свои крючкообразные лапки, мое бренное тело тут же отправится в свободный полет с последующим приземлением на том свете. Ну, а чем еще может закончиться падение с высоты в несколько десятков метров на расположенный внизу лесной массив? Разве что пожизненной инвалидностью, если другие представители местной фауны не слопают меня раньше.