Приют героев - Генри Олди

Эфраим на ходу подобрал длинную хвоинку и нарисовал в воздухе странную фигуру. Видимо, изобразил старое сердце, тронутое доверчивостью Генриэтты Куколь. Игла криптомерии пронзила сердце насквозь, после чего гроссмейстер выбросил ее в кусты.

– Я искренне рад сообщить вам сведенья, которые могут пригодиться Трибуналу. Так вот, Чурих в древности получил название от обилия чуров, водящихся здесь. Замок просто изобилует этими крохотными бестиями, шустрыми, проказливыми, но беззаветно преданными месту обитания. У нас нет необходимости считывать мана-фактуру гостей, пренебрегая корпоративной этикой и рискуя вызвать неудовольствие коллег. За нас это делают чуры. Всякий человек, попав в замок, своим дыханием колышет шерстку ближайших чуров. А по степени взъерошенности наших милых чуриков определить уровень маны гостя легче легкого. И Номочка, и братья Крученики, и ваш покорный слуга давным-давно обучены такой методике…

В подробности методики Анри решила не вдаваться. Раз гросс утверждает, что это так, остается лишь поверить. Не с потолка же он взял секреты Тэрца?

– А какое отношение имеет мана-фактура к членству в Надзоре Семерых? Вы говорите загадками, ваше чернокнижие…

– Отнюдь! У каждого из нас, сударыня, – я имею в виду мастеров Высокой Науки – свой уровень и спектр накапливаемой маны. У кого больше, у кого меньше, у одного мана чиста, как слезинка ребенка, у другого – полна эфирной шелухи и комков… Опять же, сказываются профиль и квалификация. Например, семанты, будучи вполне действующими чародеями, обладают ничтожным запасом маны. Но даже у обычного человека – плотника, бондаря, кондитера! – уровень присущей ему маны не бывает нулевым, иначе говоря, нейтральным. Нулевой границы достигают только…

– Я знаю, – перебила Анри, опасаясь, что лекция затянется до утра. – Нейтральный уровень встречается у шмагов, страдающих врожденным «синдромом ложной маны». Чистое, неизлечимое зеро, которое вызывает ряд провокативных видений. Нам на семинаре читали…

– Кто читал? – заинтересовался гроссмейстер. – Хальдор д'Альвейя? Винченцо Трембита? Лысый Чушик?

– Матиас Кручек, доцент Реттийского Универмага. Три года назад.

– О-о, вам исключительно повезло! Приват-демонолог Кручек – один из лучших теоретиков. Сфера его интересов гораздо шире, чем можно себе представить… Тогда, возможно, вы знакомы с работами Кручека, рассматривающими механику превращения мага в блокатора Надзора? «Квашеные чары»? «Феномен антиманы»? «Блокация как прикладная семантика»?!

– Мне очень стыдно, ваше чернокнижие. Я читала архивные выжимки, и то в крайне ограниченном объеме.

– Вам нечего стыдиться, это совсем не ваш профиль. Я имею в виду мантическую квалификацию, потому что на месте сотрудников Тихого Трибунала уделял бы куда больше времени изучению механизма блокации! Время, потраченное на сухую теорию, с лихвой окупается на практике. Ну и союзников, пусть даже действующих без оглядки на закон и корону, следует знать получше…

– Союзников? Вы подразумеваете Надзор Семерых?

– Вас это удивляет? Тихий Трибунал расследует преступления, связанные с отягчающим применением магии. Надзор Семерых в меру сил карает злоупотребления Высокой Наукой. С точки зрения Чуриха, который громили как первые, так и вторые, разница между вашей службой и орденом-невидимкой весьма условна. Станете ли вы после этого утверждать…

Гроссмейстер лукаво подмигнул вигилле, и сменил тему:

– Главное другое: согласно классическому теормагу, опуститься ниже нулевого уровня маносодержания для человека невозможно. Но, исходя из гипотез Матиаса Кручека – вполне возможно. Принципиально новое качество, достигаемое при переходе на отрицательные уровни. Мана в минус первой степени, в минус десятой… Антимана. Так вот, несчастный чур, чьей шерстки коснулось дыхание псевдо-стряпчего, облысел. Вместо того, чтобы стать пушистым сообразно уровню маны Фернана Тэрца, он пострадал от стригущего лишая – вдоль хребта, на боках…

– Бедняжка! – искренне посочувствовала Анри.

Вспомнился «Лобный Сновник»: «Если вам приснилось, что другой человек или благожелательный нелюдь покрылся лишаями, то вас будут осаждать просьбами о материальной помощи. Если же лишай передался больному по вашей вине, полной или частичной, ваши тайны станут открыты для любопытных.» Интересно, тот факт, что профос Надзора оказался в Чурихе при явном пособничестве, можно засчитать, как частичную вину?

Правда, это не сон, хотя похож на кошмар…

Эфраим Клофелинг внезапно остановился, плотнее закутался в бурку и посмотрел куда-то за спину вигиллы, в ночь и темень. Лицо старика выражало сосредоточенность и, как ни странно, ребяческое удовольствие, с каким мальчишка-озорник разыгрывает сверстника и хохочет над недотепой, попавшим впросак.

– Сударь Тэрц! – громко и отчетливо сказал гроссмейстер. – Вы не хотите присоединиться к нашей прогулке?

* * *

– Ымм-мы-ы… мыы-ы… м-м!…

Со стороны домика, расположенного по соседству, доносились странные звуки – словно кто-то пытался изъясняться с кляпом во рту. В итоге получалось жалобное мычание коровы, некормленной и недоенной.

Преисполнен сочувствия, Конрад отправился посмотреть, в чем дело.

Криков и ругательств за вечер он успел наслушаться всласть. Сестра-Могильщица оказалась опытным медикусом: красавица умело останавливала кровотечения, зашивала раны кривой иглой зловещего вида, вправляла вывихи и мазала ссадины жгучим зельем. Вот только про то, чтобы снять пациенту боль, она не думала. Видно, привыкла работать с мертвецами, которых хоть режь, хоть ешь – все равно ничего не чувствуют. Добросердечный гроссмейстер в конце концов не выдержал этой вакханалии и привлек к делу близнецов-крепышей в качестве анэстетов-болеутолителей. Лишь тогда вопли и проклятия смолкли.

Но чтобы больной мычал?

– Ум-м-ммых!.. хмы-ы…

Перед крыльцом домика на дощатом столе – на таких обряжают покойников – лежал блудный внук графа ле Бреттэн, Джеймс Ривердейл. Его аккуратно придерживали за руки-ноги два широкоплечих, мордастых дрейгура. Братья милосердия одинаково улыбались и не давали больному трепыхаться. А над Ривердейлом-младшим, умостясь на высоком сосновом чурбане, колдовал пульпидор Рене Кугут. Темнота не являлась для горбуна помехой: во лбу у него ярко сиял знакомый Конраду «третий глаз». Ретрактор, превратясь в сложнейший инструмент со множеством щипчиков, лопаточек, пинцетов и вовсе уж непонятных отростков, зеленовато светился наподобие болотного огня.

Семейная реликвия Кугутов ползала по лицу раненого с металлическим хрустом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});