Ради тебя 2 - Татия Суботина

Время играло с ним злую шутку. Заняв выгодную позицию для наблюдения недалеко от поселения жнецов, Ян испытывал ни с чем несравнимую пытку. Ему было мучительно даже осознание того, что он находился слишком близко к Даше, но в тоже время настолько далеко, чтобы чем-либо помочь.

Он был полностью беспомощен.

Луна взошла и, если Демьян решил провести ритуал сегодня, то начнет он скоро. Или нет. Неведение, что именно задумал Верховный и как может повлиять на Дашу лишало Яна остатков фальшивого самоконтроля. Он готов был ворваться в поселение прямо сейчас, только чтобы убедиться, что Банши до сих пор в порядке. Лишь знание, что от его скоропалительных решений Даша могла пострадать, останавливало от необдуманных порывов.

Кенгерлинский старался абстрагироваться, сконцентрироваться на предстоящей битве, но мысли, то и дело, возвращались к девушке. Воспоминания были настолько реальны, что казалось, он ощущал вкус ее губ на своих, теплоту и нежность кожи под пальцами, а запах волос настолько ясно, точно вдыхал их аромат прямо сейчас. В такие минуты Яну казалось, что стоит только закрыть глаза, и он проснется, а Даша окажется рядом с ним: разгоряченная, улыбающаяся, влекущая.

Разочарование следовало за Яном по пятам.

Происходящее не было дурным сном, а жестокой реальностью.

– Прекрасно, – почти неслышно прошипел он себе под нос. – Просто прекрасно! Ты стал тряпкой!

Стараясь не издавать лишнего шума, Ян пошарил руками, залез во внутренний карман куртки и достал мобильный телефон. Он вновь включил программу слежения, чтобы просто наблюдать за точкой, которая в течении последнего часа ни разу не пошевелилась.

Кенгерлинский знал, что это было странным занятием, но именно так он каким-то образом чувствовал себя ближе к Даше. Точно, видя эту горящую красным точку, убеждался, что с Банши все в порядке. Глупо, конечно. Телефон никак не мог ответить ему на волнующие вопросы, но это успокаивало, и Ян уцепился за программу слежения, как утопающий в спасительный круг.

Ян уставился в экран и провел пальцами по точке, увеличивая изображение. Он дико желал услышать голос Даши, будто одно его звучание могло стереть все плохое, что случилось до этого.

Точно она являлась его персональным ластиком и могла вычистить из памяти последнее столетие…

Подобные мысли грозили привести его к еще большему унынию, чем сейчас. Разум стремился напомнить, что мечтательность и романтизм никогда не были присущи его характеру, а любые иллюзии рано или поздно развеиваются, как прах по ветру. Но сейчас Ян не собирался запрещать себе грезить о возможности приятного будущего, это помогало ему скоротать ожидание в одиночестве. Брагина он обманом оставил в больнице, попросив медсестру вколоть тому почти лошадиную дозу снотворного. Жнецы знатно продырявили голову несостоявшемуся папашке, пришлось накладывать больше трех швов, поэтому няньчиться еще и с ним, Кенгерлинский не подписывался.

Ян вернулся к своим размышлениям о Даше и не смог сдержать тяжелый вздох. Все стало слишком сложным и развивалось просто стремительно! Он совершенно не успевал адаптироваться к переменам, что происходили не только вокруг, но и в нем самом! Ян слишком долго запрещал себе даже помыслить о возможности совместного счастья с кем-то, прочно утвердившись в том, что одиночество – единственно верный путь для таких, как он. Когда же провидение столкнуло его с Дашей, он испытал величайшее потрясение, ощутив сильную тягу к ней на всех уровнях. Жажда трахнуть очередную девчонку не была для него в новинку, а вот желание заботиться, оберегать, дарить нежность и растворяться в ком-то полностью и безвозвратно – появилось впервые. Поэтому не только испугало до чертиков, но и заставило включить защитную реакцию, из-за которой долгое время он вел себя, как настоящий мудак, не позволяя даже себе признать очевидное: Даша была создана только для него, а он для нее. Впрочем, даже мысленно это признание звучало настолько нелепо, что Ян не стал повторять его вслух, но в очевидности правдивости – убедился.

Жаль, что понял это поздно для того, чтобы предотвратить это гребаное похищение.

Если бы Ян обладал знанием, как повернуть время вспять, он бы обязательно воспользовался этим и исправил свои досадные оплошности. Возможно, тогда не пришлось бы лежать, прижавшись без движений к холодной, сырой земле, и ждать подходящего часа, чтобы кинуться в решающий бой.

Кенгерлинский чувствовал себя безнадежно зависшим между прошлым и будущим. Он постоянно прокручивал в голове их последний с Дашей совместный разговор и находил все больше и больше моментов, где мог поступить иначе, чтобы вызвать совершенно другую реакцию. В воцарившейся ночной тишине, он мысленно проговаривал разные слова. И все они выражали извинение, тоску, расстройство, и все были настоящей чепухой. Ян надеялся только, что ему еще предоставится случай озвучить Даше даже подобную чепуху, чтобы она узнала, насколько сильно он сожалел о боли, что причинил ей. Он прекрасно понимал, что пройдет еще много времени, прежде чем они смогут преодолеть барьер отчуждения и по-настоящему узнать друг друга, чтобы намертво врасти клетка в клетку на всех уровнях, но безумно хотел наверстать упущенное и выпросить себе еще один шанс.

Ян привык всего добиваться силой и изворотливостью ума. В этот раз он намерен был отказаться от привычных принципов и предоставить Даше выбор. Он больше не будет требовать, заявлять несуществующие права, а будет просить.

Когда телефон тихонько завибрировал и Ян смог прочесть входящее сообщение, стало немного спокойнее. Адиса был в поселении, а значит, на поддержку с его стороны можно было рассчитывать. Он верил, что друг обязательно позаботится о Даше и не даст случиться ничему ужасному пока его не будет рядом. Слишком много времени он знал Узому, чтобы после одной единственной оплошности перестать ему доверять. К тому же разве Ян имел право кому-либо диктовать условия в сексуальных предпочтениях?

Время просто издевалось.

Ян еще раз кинул ненавистный взгляд на минутную стрелку и встал, скрываясь за деревьями, чтобы немного размять затекшие ноги.

– Я же сказал тебе не отсвечивать! – раздался приглушенный голос Зверя над ухом.

Обернувшись, Ян окинул взглядом около двух десятков мужчин. Все они были облачены в черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами, в том числе и Зверь.

– Ты опоздал, – прошипел Кенгерлинский в ответ, стараясь не выдать бушевавшего раздражения.

– Да вот, не знал, какой костюм выбрать на свиданку с Верховный, – Зверь осклабился, а потом быстро стер с губ язвительную улыбку и бросил в руки Яна черный сверток. – Переодевайся быстрее. Обряд уже подошел к середине.