Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей, наверное, интересно было бы узнать, насколько хорошо он был оснащен для выполнения той, безусловно, опасной миссии, которая на него возложена. Не увидев при нем никакого реквизита, который во всеобщем представлении непременно должен сопровождать шпиона, Линда Николаевна была слегка уязвлена. Но она не ведала, во-первых, о подлинном назначении «Спидолы», во-вторых, о начинке батареек, в-третьих, о маленьком фотоаппарате и маленьком пистолете, лежащем у Брокмана в кармашке на «молнии», вделанном в большой брючный карман. Десятизарядная обойма этого пистолета снаряжена патронами, в которых вместо обычных пуль были короткие, оперенные стрелки диаметром в обыкновенную швейную иглу.
Они решили, что питаться Брокман будет только дома – никаких столовых и ресторанов. Линда Николаевна сказала, что еще не разучилась готовить мясные блюда по рецептам одного незабвенного друга, любившего и умевшего поесть.
Так начался непродолжительный карантин Брокмана-Никитина в доме Линды Николаевны Стачевской.
За пределы сада он не выходил. Так как хозяйка сказала, что в его выговоре чувствуется легкий акцент, он решил с посторонними не беседовать. Ему хотелось бы не знакомиться ни с кем, но это было трудно, потому что сад, как сказано, принадлежал на равных правах двум хозяевам и не имел перегородки, а соседи, жившие за стеной, были людьми общительными. Правда, Линда Николаевна устроила так, что дети не донимали нового жильца расспросами и даже перестали ходить на цветные передачи.
По вечерам Брокман слушал радио. Он брал приемник, ложился на кушетку и вставлял в ухо маленький наушник, чтобы не мешать Линде Николаевне, которая в гостиной смотрела телевизор.
За завтраком, обедом и ужином они разговаривали. Линда Николаевна рассказывала кое-что из своей богатой событиями жизни или отвечала Брокману, который расспрашивал ее о пустяках, касавшихся повседневного быта.
Раз они заговорили об окрестностях города, так сказать, о памятных местах и достопримечательностях. Но ничего примечательного в ближней округе не имелось, и тогда Брокман поинтересовался, куда граждане ездят в выходные гулять. Линда Николаевна рассказала о селе Пашине на берегу Клязьмы. Там на много километров тянется глухой лес, а за лесом лежат обширные, плоские, как бильярдный стол, поля – это бывшие торфяные разработки, ныне заросшие кустарником, а за ними дорога, а потом опять лес. До Пашина километров семь или восемь, ходит туда автобус от рыночной площади.
И вот на следующий день, во вторник, 23 мая, Брокман решил совершить первую вылазку – чтобы размяться, как он сказал.
Линда Николаевна завернула в вощеную бумагу половину сваренной курицы, сделала несколько бутербродов и налила в термос крепкого чаю. Она хотела положить все это в свой старый кожаный портфель, но Брокман сказал, что с портфелем неудобно, и она дала вместительную клеенчатую сумку.
Брокман взял с собой тяжелый железный секач, который Линда Николаевна употребляла для разделки мяса, а пока она ходила на кухню, он вынул из нижнего ящика стола коробку с батарейками и положил ее на дно сумки. «Спидолу» он тоже взял.
Полдень застал Брокмана в районе села Пашина, на опушке густого леса, километрах в полутора от шоссе.
Секачом он снял верхний слой земли в развилке между корнями стоявшего особняком дуба, вырыл глубокую ямку и положил в нее коробку с батарейками. Потом засыпал, уложил дернину на место, оставшуюся землю собрал на газету, отнес в сторону и разбросал.
Сколько он ни смотрел, разыскивая им самим только что заложенный тайник, никаких следов обнаружить не смог. Он сфотографировал несколько раз дуб и подходы к нему.
Отойдя от дуба подальше, он сел в тени, съел курицу, запил чаем из термоса и пошел по шоссе. Двухчасовой автобус привез его в город.
Больше Брокман ни разу не покидал дом Линды Николаевны. По-прежнему они вечерами занимались каждый своим любимым делом – она смотрела телевизор, он слушал радио, а за завтраком, обедом и ужином разговаривали о том о сем.
Однажды зашла речь о городе К., и Брокман спросил, нет ли там у Линды Николаевны родственников или друзей. Нет, таковых не оказалось. У нее нигде не было родственников, все давно умерли, а друзей она не заводила.
Тогда Брокман попросил объяснить, как можно на два-три дня устроиться с жильем в городе К., если человек не хочет идти в гостиницу. Линда Николаевна не была специалистом по этой части, но высказала предположение, что лучше всего потолкаться возле какой-нибудь гостиницы, там наверняка бывают люди из местных жителей, сдающих комнаты приезжим, так как в гостиницах любого города во все времена года постоянно висит табличка «Мест нет», и это служит газетным фельетонистам дежурной темой.
Из разговора Линда Николаевна поняла, что ее Иван (у нее, между прочим, язык не поворачивался называть Брокмана Иваном, и она утешала себя тем, что это, без сомнения, не его настоящее имя) не будет вечно сидеть в четырех стенах.
Движение наметилось в субботу, 27 мая.
Вечером, как всегда, Брокман через наушник слушал радио, а Линда Николаевна смотрела телепередачу. По окончании программы «Время» она выключила телевизор и пошла на кухню – ей захотелось чаю. Тут же к ней присоединился и Брокман.
Электричества не зажигали – еще горели над городом малиновые отсветы заката. Лицо Линды Николаевны в этом мягком, рассеянном, не дающем теней свете выглядело молодым, и Брокман вспомнил ее портреты, которые ему показывал Монах.
Он попросил ее прикрыть окно. Потом сказал:
– Завтра вам придется съездить в Москву.
– С удовольствием, – согласилась Линда Николаевна. По тону Брокмана она чувствовала, что начинается нечто серьезное, и обрадовалась.
– Вы знаете Большую Бронную улицу?
– Конечно.
Он назвал номер дома и продолжал:
– Войдете в подъезд. Там внутри над дверью, на уступе, будут лежать ключи. Возьмете их.
– И все? – весело удивилась Линда Николаевна. Она и в самом деле была готова к чему-то трудному, даже отчаянному.
Брокман не разделял ее повышенного настроения.
– Надо очень осторожно, – сказал он. – Возьмите сначала такси, покатайтесь. Оглядываться необязательно, но проверьте, чтобы никто за вами не шел.
– Вряд ли будут за мной следить. Я четверть века сижу в норке тихо-тихо.
– Я говорю про обратный путь тоже. Чтобы от дома на Большой Бронной за вами никто не пошел.
– Понимаю.
Вот таким образом Линда Николаевна послужила дополнительным предохранителем в цепи, так старательно оберегаемой от короткого замыкания.
Она привезла Брокману три ключа, завернутых в какую-то записку. Это было в воскресенье. А в понедельник, 29 мая, он велел ей отправиться в Москву и купить для него билет на поезд до города К. Линда Николаевна сказала, что можно взять и на самолет, хотя там тоже придется постоять в очереди, но Брокман настаивал на поезде, не объясняя при этом, что услугами Аэрофлота, который своих пассажиров обязательно регистрирует по паспорту, ему пользоваться нельзя.
Сезон летних отпусков уже набрал силу, и в железнодорожных кассах столицы было вавилонское столпотворение. Линда Николаевна уехала в девять утра, а вернулась в девять вечера с билетом на скорый поезд на 4 июня.
Она нашла Брокмана встревоженным и недовольным. Оказывается, без нее приходил какой-то человек.
Брокман был в своей комнате, когда услышал, как хлопнула калитка. Он знал, что у соседей в это время пусто – взрослые на работе, дети с утра убегают на речку, потому что стоит сушь и жара, а в пионерлагерь они уедут в июне.
Мужской голос негромко позвал: «Линда Николаевна! Линда Николаевна!» А потом, не дождавшись ответа, этот человек пошел в обход и по пути заглядывал в окна. Увидев наконец Брокмана, он поздоровался и извинился за вторжение. Вижу, говорит, все окна настежь, а никто не откликается. Поэтому решил посмотреть, не в саду ли хозяева. Когда Брокман сказал, что Линда Николаевна уехала по делам в Москву, человек просил передать, что приходили из редакции городской газеты. Одна машинистка у них в отпуске, другая заболела, так они хотели узнать, не выручит ли Линда Николаевна.
Ничего необычного в этом не было. К ней обращались с подобными просьбами не первый раз, и не только из редакции – нехватка машинисток в последние годы сделалась хронической.
Но этот довод не убедил Брокмана. Ему показалось, что посланец редакции был излишне любопытен – совал нос со двора во все комнаты, будто что искал.
Это тоже было естественно – ведь он искал ее. Линда Николаевна попросила описать внешность приходившего. Приметы не совпадали ни с кем из тех, кого она знала в редакции.
Вот почему эту ночь оба они, хозяйка и жилец, спали плохо. А наутро, не помыв даже посуду после вялого завтрака, Линда Николаевна отправилась в редакцию.
Ответственный секретарь встретил ее как избавительницу. Да, да, они посылали к ней с нижайшей просьбой помочь и надеются, что она, как всегда, выручит их в трудную минуту. «А я думаю, кто же это приходил, – между прочим заметила она, – как будто незнакомый кто-то». Да нет же, это их старый заведующий хозяйством, которого Линда Николаевна прекрасно знает. Просто он два месяца как бросил курить и вот поправился, растолстел так, что ни одна одежда не лезет, весь гардероб менять надо.
- Письмо любимой - Шукшин Василий Макарович - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Обоснованная ревность - Андрей Георгиевич Битов - Советская классическая проза
- Территория - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Лицом к лицу - Александр Лебеденко - Советская классическая проза
- Слово о Родине (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Новый товарищ - Евгений Войскунский - Советская классическая проза
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза
- Текущие дела - Владимир Добровольский - Советская классическая проза
- Мы - Евгений Иванович Замятин - Советская классическая проза