Маятник Фуко - Умберто Эко

На всех часах города пробило полночь. Какая неестественная тишина! В этом молчании нет ничего достойного внимания. Вечер прекрасен, хоть и очень холодный: луна на высоком небе ледяным светом освещает самые недоступные улочки старого Парижа. Должно быть, десять часов вечера: колокол аббатства Блэк Фрайерс своими ударами недавно отметил наступление восьми часов. Ветер заставляет мрачно скрипеть железные флюгеры на унылой поверхности крыш домов. Плотный слой облаков покрывает небо.

Капитан, мы держимся на плаву? Нет, наоборот, тонем. Проклятье, скоро «Патна» потонет; прыгай, Лимонадный Джо, прыгай! Разве не отдал бы я бриллиант величиной с орех, лишь бы избавиться от этого страха? Держи круче к ветру, прочнее удерживай штурвал, ставь бизань, брамсель и все что хочешь, нас ждет погибель, внизу дует настоящий ветер!

Я скриплю зубами, и смертельная бледность охватывает мое восковое лицо зеленоватым пламенем.

Как оказался здесь я, человек, ставший воплощением мести? Черти в аду лишь презрительно улыбнулись бы слезам существа, угрожающий голос которого так часто заставлял их дрожать от страха во чреве их огненной бездны.

А, вот и факел.

На сколько ступенек я спустился, чтобы оказаться в этой норе? На семь? На тридцать шесть? Каждый камень, к которому я прикасался, каждый мой шаг таили в себе иероглиф. Когда я его найду, Тайна окажется в моих руках. Затем останется лишь ее расшифровать, а решение станет Ключом к Посланию, которое лишь одному посвященному, и только ему, сможет ясно поведать, какова же природа Энигмы.

Энигму от ее решения отделяет всего один шаг, и в ее блистательном свете возникает Иерограмма, которая позволяет истолковать вопросительную молитву. После этого всем станет известно об Арканах, вуали, саване, египетском гобелене, за которыми скрывается Пятиконечная Звезда. А отсюда — к свету, чтобы сообщить Пятиконечной Звезде Скрытый Смысл, Каббалистический Вопрос, на который не многие смогут дать ответ, чтобы громогласным голосом объявить о Непостижимом Знаке. Склонившись над ним, Тридцать Шесть Невидимых должны будут дать ответ и пояснить Руны, смысл которых открыт лишь для сынов Гермеса, и только им будет дана Печать Насмешки, Маска, за которой скрывается то, что они хотят обнажить, — Мистический Ребус, Высшая Анаграмма…

— Сатор Арепо! — кричу я голосом, который бы заставил задрожать даже гром.

Отложив в сторону колесо, которое он так уверенно держал своими руками убийцы, Сатор Арепо поспешил предстать предо мной. Я узнаю его, впрочем, я и так подозревал, кто он такой. Это Лучано, калека-экспедитор, которого Неведомые Настоятели назначили исполнителем моей гнусной и кровавой задачи.

— Известно ли тебе, Сатор Арепо, — насмешливо поинтересовался я, — какой окончательный ответ скрыт в Высшей Анаграмме?

— Нет, граф, — неосторожно ответил он, — и я хочу это услышать из твоих уст.

Мои бледные губы искривляются от адского хохота, гулко раздающегося под древними сводами.

— Мечтатель! Только настоящий инициант знает, как этого не знать!

— Да, учитель, — ответил тупой калека-экспедитор. — Как вам будет угодно. Я готов.

Мы в подземных трущобах Клиньянкура. В эту ночь я прежде всего отомщу тебе, первой тебе, которая научила меня благородному ремеслу преступника. Я должен отомстать тебе за то, что притворяешься, будто любишь меня, и что еще хуже — сама веришь в это, и лишенным имен врагам, с которыми ты проведешь ближайший уикенд. Лучано, ненужный свидетель моих унижений, подставит мне свое плечо — единственное — а затем умрет.

В полу норы устроен люк в подземелье, Резервуар, подземный кишечник, используемый с незапамятных времен для хранения контрабандного товара. Подземелье необыкновенно сырое, поскольку стены его соприкасаются с парижской канализацией, лабиринтом преступного мира, и от этого соседства они источают несказанную вонь; перегородка настолько тонка, что достаточно при помощи Лучано, вернейшего слуги в преступных делах, проделать в стене отверстие, и вода хлынет в подвал, заставив обрушиться и так шатающиеся стены, Резервуар соединится с канализацией, где сейчас плавают толстые гниющие крысы, и тогда темная поверхность подземелья, что сейчас виднеется сквозь люк, станет преддверием ночной гибели: далеко-далеко Сена, затем — море…

Из люка свешивается веревочная лестница, закрепленная за верхний край, на которой, почти касаясь воды, устраивается с ножом Лучано: одна рука его крепко ухватилась за верхнюю перекладину, вторая сжимает огромный нож, а третья готова схватить жертву. «А теперь сиди тихо и жди, — говорю я ему, — увидишь, что будет».

Я убедил тебя убрать всех мужчин со шрамами — пойдем со мной, будь навеки моей, давай избавимся от этих назойливых существ, я хорошо знаю, что ты их не любишь, сама об этом говорила, мы будем только вдвоем, ты и я, да еще подземные течения.

Ты как раз вошла, надменная, словно весталка, скрюченная и сварливая, как ведьма — о, адское видение, ты, от которой содрогается вся моя многовековая утроба и грудь сжимается в тисках желания, о, пленительная мулатка, ведущая меня к погибели. Я разрываю тонкую батистовую сорочку, которая украшала мою грудь, ногтями прорываю в ней кровавые борозды и ощущаю, как страшный жар обжигает мне губы, холодные, словно длань змия. Я не в силах сдержать глухой рев, который поднимается из самых глухих закоулков моей души и прорывается сквозь галерею моих звериных зубов — мое «я», кентавр, изрыгаемый из глубин Тартара — и почти не слышно, как лет саламандра, я же подавляю рев и приближаюсь к тебе с ужасающей улыбкой на лице.

— Дорогая моя София, — говорю я мягко и вкрадчиво, как способен говорить лишь тайный шеф Охранки, — иди сюда, я ждал тебя, давай вместе скроемся во мраке, — и ты смеешься липким смешком, сморщившись, предвкушая наследство или добычу, рукопись «Протоколов», которую можно будет продать царю… Как хорошо ты умеешь скрывать под этим ангельским личиком свою сатанинскую природу; ты, целомудренно прикрытая андрогинными джинсами, почти прозрачной сорочкой, которая прячет позорную лилию, выжженную на белой коже твоего плеча палачом из Лилля!

Прибыл первый дурак, которого я заманил в эту ловушку. Я с трудом различаю черты его лица, скрытого капюшоном, но он показывает мне знак тамплиеров из Провэна. Это Соапез, наемный убийца группы из Томара.

— Граф, — говорит он, — долгожданный момент наступил. Слишком долго мы были рассеяны по свету. У вас есть последняя часть послания, у меня — та, которая появилась в самом начале Великой Игры. Но это уже другая история. Давайте объединим наши силы, а остальные… Я завершаю фразу за него:

— …А остальные пусть идут к чертям. Подойди к центру зала, брат мой, там стоит ларец, а в нем то, что ты ищешь столько веков. Не бойся темноты, она не угрожает, а защищает.

Этот дурачок двигается почти на ощупь. Глухой, едва уловимый звук. Он упал в люк, и Лучано, поймав его у самой воды, вонзает острие ножа, молниеносно подрезает горло, потоки пузырящейся крови вливаются в клокочущую навозную жижу.

Стук в дверь.

— Это ты, Дизраэли? — Да, я, — отвечает незнакомец, в котором мои читатели без труда узнают великого магистра английской группы, находящегося уже на самой вершине власти, но постоянно неудовлетворенного. Он произносит:

— My Lord, it is useless to deny, because it is impossible to conceal, that a great part of Europe is covered with a network of these secret societies, just as the superficies of the earth is now being covered with railroads…[123]

— Ты это уже говорил в Палате Общин 14 июля 1856 года, я все помню. Перейдем, однако, к делу.

Бэконовский еврей цедит сквозь зубы ругательства. Он продолжает:

— Их слишком много. Тридцать Шесть Невидимых превратились уже в триста шестьдесят. Умножь на два — и получишь семьсот двадцать. Вычти сто двадцать лет, по истечении которых открывается дверь, и получишь шестьсот, как во время атаки под Балаклавой.

Чертовски разумный человек, для которого цифры не представляют никакого секрета.

— И что из этого?

— У нас есть золото, а у тебя — карта. Давай объединим наши силы, и мы будем непобедимы.

Жестом, полным величия, я указываю на несуществующий ларец, и ему, ослепленному вожделением, кажется, что он его действительно видит в темноте. Идет, падает.

Зловещий блеск лезвия Лучано, и несмотря на темень, я замечаю, как в застывших зрачках англичанина замерло удивление. Правосудие свершилось.

Жду третьего — предводителя французских розенкрейцеров Монфокона де Вильяра, готового предать тайну общества, о чем я уже предупрежден.

— Я граф де Габалис, — представляется этот фатоватый лжец.

Мне потребовалось немного слов, чтобы направить его шаги навстречу судьбе. Он проваливается, и жаждущий крови Лучано делает свое дело.

Ты улыбаешься мне в темноте, говоришь, что ты — моя, а значит, моя тайна станет твоей. Обольщайся, обольщайся, отвратительная карикатура Шехины. Да, я твой Симон, но подожди, ты еще не знаешь главного. А когда ты это узнаешь, то перестанешь знать.