Большие Надежды (СИ) - Варвара Оськина

Флоранс Мэй значила даже меньше, чем вещь.

— Сорок ударов.

Она подняла голову и посмотрела на Канцлера, который молча и равнодушно встретил её взгляд. Сорок. Ещё один по законам Города стал бы смертельным. Артур, видимо, тоже подумал о чём-то подобном, потому что вопросительно повернул свою маску в сторону замерших наблюдателей. Наверняка он хотел бы узнать, ради чего тогда всё это представление, если пленник в итоге останется жив, и ответ не заставил себя долго ждать.

— Место предателей в Кубе.

Канцлер махнул рукой, словно давал разрешение начать, но прошла секунда, а затем ещё одна, прежде чем Хант всё же обошёл Флор и встал у неё за спиной. Он молча ждал указаний и ни на мгновение не замешкался, когда прозвучало:

— Один.

Звук разорвавшего воздух удара показался оглушительно громким для не ожидавшей этого Флор. Она не могла видеть ни как расправилась плеть, словно живая застелившись по полу, ни сам резкий взмах, но боль, которая охватила плечи и грудь, оказалась красноречивей всего. Она обожгла с такой силой, что Флор пошатнулась, ощутив, как туже стянулся образовавшийся шлаг, и до крови прикусила губу.

— Два…

На колени она опустилась на десятый по счёту удар. Артур попробовал было поднять её на ноги, — Флор ощутила как в изорванную кожу впились будто одеревеневшие пальцы, — но хватка его чёрных перчаток соскользнула с предплечья, и она снова рухнула на пол одновременно с треском взлетевшей вверх плети. Удар пришёлся на шею и вспорол щёку, которую тут же словно парализовало от боли.

— Осторожнее, — последовал недовольный голос Алекса Росса, и Флор едва не рассмеялась от абсурда этого замечания. Какая, чёрт возьми, разница?

Но закон требовал, чтобы всё шло по правилам, а потому Артур чуть сдвинулся в сторону и новый удар лёг теперь на спину, распоров кожу на позвоночнике едва не до основания. Флор резко выдохнула, когда в рану попали струйки уже сочившейся крови, что успела перемешаться с солью пота и теперь будто бы кислотой разъедала мягкие ткани. Было больно. Настолько, что пришлось впиться ногтями в дрожавшие бёдра, чтобы хоть как-то отвлечься, и со всей силы зажмуриться. Это было лучше, чем смотреть в ничего не выражавшие лица, которые постепенно сливались в одну грязно-чёрную массу. А потом, на двадцатом ударе, мир просто закончился.

Наверное, она визжала, а может, и нет. Возможно, тело ещё пыталось отстоять разбитую гордость, но Флор этого уже не замечала. Всё окружение, вся вселенная для неё свелась к точке на белом полу, от которой она не могла оторвать взгляд. Она понимала, что, скорее всего, жалобно выла, о чём-то просила, проклинала, а может, и умоляла. Унижалась так, как только мог пресмыкаться разрушенный до основания человек. Но на тридцатом ударе закончилось даже это. У неё просто не было сил, чтобы разомкнуть сведённую судорогой челюсть, а потому она молча скребла ногтями по холодному полу, что был усеян красными каплями, точно злыми далёкими звёздами. Флор рвано дышала и давилась собственной кровью, которую не могла даже сплюнуть, потому что тело не слушалось. Оно будто бы уже не жило, его мышцы оцепенели, а может, попросту были порваны в хлам, отчего руки дрожали и пришлось сначала опуститься на локти, а потом вовсе лечь на пол.

Было уже всё равно. Ныли кости. Флор казалось, их раздробили в мелкую крошку ещё на десятом ударе, ведь Артур бил методично и механично. Словно машина. Словно его руки принадлежали не ему, а кому-то другому. И, наверное, впервые со времён их знакомства, а может, и за всю свою жизнь он был тем идеалом, который тщательно взращивал Канцлер. Тем исполнителем, что не знает сомнений. Настоящим Карателем. А потому, когда до конца оставалось два последних удара, Флор приготовилась умереть. Это был её выбор, последний шанс для чёртовой гордости, но…

В тридцать девятый раз плеть рассекла воздух, и Флор едва успела зажмуриться. Треск, брызнувшая в стороны бетонная крошка, которая больно ударила по лицу, и тело уже приготовилось к боли, однако той не последовало. Задержав дыхание, Флор какое-то время ждала, что вот-вот сейчас всё случится, а потому не сразу услышала, как рядом замерли тяжёлые шаги. Кто-то остановился прямо около лица, так близко, что можно было почувствовать запах пыли и гари, что пробивался даже сквозь металлический привкус остывающей крови. Но открыть глаза и посмотреть Флор не решилась. Наоборот, она лишь сильнее сжалась в комок, да так и застыла, когда вдруг услышала характерный щелчок замков маски, а потом неискажённый вокодером голос:

— Достаточно.

Артур говорил твёрдо и до дрожи спокойно. Он не спрашивал и не сомневался, не интересовался ничьим мнением и, похоже, вообще не думал, что кто-то решится с ним спорить. Его интонация оказалась настолько самодостаточна, что Флор приоткрыла глаза. Она ошарашенно смотрела на замершие прямо перед ней чёрные сапоги с чуть сбитым носком и отказывалась верить. Артур не мог настолько её ненавидеть! Ведь так? Презирать настолько сильно, чтобы мелочно желать продолжить эту агонию, пока Флор не свихнётся от боли и безысходности. Он никогда не был настолько жесток… Но тогда зачем? За что?! Ради чего?! И она хотела бы заорать, чтобы он уже сделал этот последний удар. Готова была умолять! Но смогла лишь приоткрыть рот и засипеть.

Хант, разумеется, не обратил внимания на донёсшийся откуда-то с пола звук.

— Тебе было велено сделать сорок ударов, — послышался ледяной голос Канцлера.

— Я воин, а не палач.

— Ты рука правосудия. Делай свою работу!

— Я сделал, — спокойно отозвался Артур, и Флор увидела, как скользнула по полу плеть, обвиваясь вокруг голенища чёрного сапога. — Вы хотели, чтобы предатель дожил до Стеклянного Куба. Следующий удар окончательно сломает рёбра и порвёт сердце. Это значит, приказ выполнен. Достаточно.

Воцарилось молчание, покуда все ждали решения Канцлера, ну а Флор не могла оторвать от Артура взгляда. Перед глазами плыло и с каждом вздохом на мгновение проваливалось в чёрную пустоту, однако, когда сверху на обнажённое тело рухнули потоки холодной воды, чтобы смыть кровь, стало ясно, — Хант выиграл. Непонятно что и неизвестно зачем, но добился своего. И сквозь грязно-розовую пелену, которая окутала некогда белую комнату, Флор видела, как он встал на колени. Лёжа в луже собственной крови, она в оцепенении наблюдала, как его плечи скрыла тяжёлая алая мантия, а губы коснулись шпиля в навершии кольца Канцлера. И это зрелище оказалось больнее всех пережитых сегодня ударов.

— Казнь завтра в полдень. Приготовьте Куб.

И Флор устало прикрыла нещадно щипавшие глаза. Ей следовало