Слишком много кошмаров - Макс Фрай

С меня бы сталось.

Ладно, будем искать другой выход. Не может быть, чтобы он не нашёлся. Так не бывает.

Пространство, где я оказался, выглядело как очередная строительная площадка Новых Древних, куда добросердечные горожане стащили остатки мусора, каким-то чудом уцелевшие после эпопеи с Дворцом Ста Чудес. Всюду громоздились камни, доски, груды черепицы, сломанная мебель, битая посуда, тюки с тряпьём и прочий хлам.

За годы жизни в Ехо моё ночное зрение стало почти таким же острым, как у коренных угуландцев, в противном случае я бы вряд ли заметил узкий проход между двумя домами, не то недостроенными, не то, напротив, не до конца разрушенными — устремлённые ввысь стены, провалы дверных и оконных проёмов, и больше ничего. Обнаружив проход, удивился: у нас дома обычно или лепятся друг к другу вплотную, или наоборот, стоят в гордом одиночестве, окружённые палисадниками. В разных кварталах по-разному, однако такого компромисса как узкая щель между стенами соседних домов я до сих пор нигде не встречал.

«Всё к лучшему, — подумал я, — наверняка через этот проход можно выбраться на улицу. Где, будем надеяться, всё ещё день. Ну или хотя бы горят фонари».

Но это была плохая идея. Штука даже не в том, что идти пришлось гораздо дольше, чем рассчитываешь, ныряя в проход между домами на обычной городской улице. Ну или на необычной. Всё равно почти бесконечный проход между зданиями — совсем не дело. Но с этим я бы ещё как-нибудь смирился.

И не в том беда, что благоразумно повернув назад, я обнаружил там ещё одну стену — снова тупик. Этого можно было ожидать заранее.

Даже тот факт, что внутри зданий, между которыми я пробирался, творилась какая-то дрянь, не особо меня огорчил. Рычание, вой и жалобные стоны, доносившиеся отовсюду, немного действовали на нервы, но это вполне можно было пережить. А заметив в оконном проёме анемичную блондинку, алчно пожирающую человеческую ногу, загорелую, волосатую и на фоне бледной людоедки торжествующе живую, рассудил, что это меня не касается. В конце концов, мои-то ноги пока на месте, чего ж мне ещё.

На месте-то на месте, однако земля под этими самыми ногами постепенно переставала быть твёрдой. И вообще землёй. Подо мной ходуном ходили какие-то шаткие гнилые доски, а этого я действительно не люблю. Предпочитаю твёрдо стоять на ногах во всех ситуациях и во всех возможных смыслах этого выражения. И когда это не получается, начинаю сердиться — верный признак, что я напуган.

А это уже никуда не годится. Как маленький, ей богу. Стыдись, сэр Макс.

Но для того, чтобы устыдиться, мне требуется хотя бы один свидетель. Кто угодно сойдёт, потому что я стремлюсь выглядеть героем в глазах любого свидетеля. И обычно так хорошо вхожу в эту роль, что сам себе верю. Поэтому у меня репутация очень храброго человека.

Но на необитаемом острове я, вероятно, наложу в штаны от первого же подозрительного шороха. И буду проделывать эту негигиеничную процедуру примерно раз в полчаса, если только не появится хоть какой-нибудь заинтересованный зритель. Говорящий попугай, думаю, сойдёт.

Хорошо, что я вовремя заметил белокурую людоедку. Её присутствие где-то далеко за спиной заставило меня держаться молодцом.

Яи держался. В смысле, шёл по стонущей, дрожащей, прогибающейся под моими ногами земле — не то тысячу лет, не то целых десять минут. В общем, очень долго. Пока не оказался на краю расщелины, довольно узкой, но всё же не настолько, чтобы преодолеть её в один прыжок. Внизу была подозрительно бездонная пропасть, а на другой стороне — моя жизнь.

Я правда не знаю, как ещё можно это описать — вот она, вечная проблема перевода образов сновидения на язык бодрствующих людей, слишком скудный и бедный для такой задачи. Могу сказать только, что там, на соседнем, бесконечно далёком берегу, был не какой-то конкретный город, не море, не степь, не пустыня, не лес и не небо над ними, не события, которые я уже пережил, и не обещание будущих дел, не люди, не призраки, не чудовища, не заклинания, которые мне ещё только предстояло произнести, и не дивные результаты грядущего колдовства, не разноцветные ветры Тёмной Стороны, не слова, которые я когда-то слышал, или однажды скажу, не сны, не музыка, не наслаждение, не навсегда побеждённая смерть. И одновременно — всё это сразу.

Я знал, что перебравшись на другой берег, вернусь к самому себе. А не перебравшись, утрачу даже последнее подобие смысла, каким обладает всякая бабочка, рождённая в чужом сне, в тот момент, когда сновидец нагнулся, чтобы зашнуровать башмак, и не заметил её полёта.

Иными словами, если я не смогу перейти мост, я не просто исчезну. Окажется, что меня не было никогда. И не будет. Потому что я просто не нужен. Лишняя, избыточная деталь в стройной картине мироздания. Это уже прямо сейчас так — пока я тут стою.

И растягивать это удовольствие явно не следовало.

Мостом служила переброшенная через пропасть доска. Даже не то чтобы особенно узкая. Самая обычная доска шириной в две моих ступни. Пройти по такой — плёвое дело, но только пока она лежит на твёрдой земле. Поднятая над землёй метров на пять, любая доска становится раза в два уже. А уж над пропастью превращается чуть ли не в тонкую проволоку.

Удивительный, кстати, феномен.

Сделав первый шаг, я обнаружил, что доска в довершение всех бед щедро заляпана кровью. Вообще-то, я спокойно отношусь к крови. В смысле, не падаю в обморок от одного её вида. Но именно сейчас кровь была совершенно некстати, потому что доска, и без того слишком узкая, шаткая и ненадёжная, оказалась чертовски скользкой. И одновременно липкой. «Неудачный день выдался для сапог, — подумал я. — Одни в порошке изгваздал, а что с этими будет, заранее страшно подумать».

Так, стоп. В порошке. В блестящем голубом порошке Кель-круальшат, из-за которого…

Вот именно.

Я стоял на скользкой от крови доске над условно бездонной пропастью и смеялся, причём даже не столько на радостях, что просто сплю и вижу сон, сколько потому, что сейчас, из этой точки повествования, именуемого жизнью, история о дурацком волшебном порошке казалась мне по-настоящему смешной. Вернее, смешон был я сам, твердолобый дурак, практически в самом начале расследования получивший внятную подсказку, но всё равно не сумевший раскрыть это дело буквально за несколько минут, или сколько там требуется времени, чтобы уничтожить защитное заклинание, запирающее дверь центрального входа во Дворец Ста Чудес, старательно наложенное гостем главного архитектора.

Пелле Дайорла, вернее, Нанка Вирайда, бывший послушник Ордена Потаённой Травы. Леди Сотофа рассказывала мне, что адепты этого Ордена не стремились нападать первыми, зато защищались столь виртуозно, что немногие уцелевшие противники до сих пор время от времени вскрикивают во сне и заикаются наяву.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});