Легион павших. I - III Акт - Эри Крэйн

какой целью? Передать сообщение, что тот близко?

Къярт одновременно хотел этого и нет. Райз не из тех, кто станет сломя голову лезть в западню, но риск что-то не учесть был слишком велик.

Глядя на огарки, Къярт ждал прихода Ооки, когда в зале появились две девочки лет двенадцати на вид. Сперва он решил, что Аелитт собирается потребовать что-то еще, что наверняка придется ему не по вкусу — раз она решила повторить свои угрозы. Но после заметил на плечах и шеях девочек чешую. Они тоже были фуриями.

Глазея на него, точно на какую-то диковинку, они шаг за шагом приближались. Одетые в легкие платьица, одна с русыми, другая с рыжими волосами, они выглядели как самые обычные дети, но их взгляды принадлежали хищникам, а не людям. Даже их манера двигаться чем-то походила на звериную — совсем не как у Аелитт, которую было не отличить от человеческой женщины, если бы не ее глаза и чешуя вокруг них.

Они подошли совсем близко, а одна и вовсе встала рядом с его рукой так, что он мог попробовать ухватить ее за плечо. Похоже, они ничего не знали о его силе.

Къярт закрыл глаза, чтобы не видеть их, чтобы не смотреть на любезно предоставленную возможность сбежать. Если Аелитт так пеклась о своем племени, можно было бы попытаться выменять жизнь маленькой фурии на свою свободу.

Да, можно было попытаться. Но он не собирался этого делать. Хорошо, что этого не видел Райз, иначе назвал бы его идиотом и устроил бы очередную выволочку. Он, конечно, был бы прав, но Къярт еще не настолько отчаялся. Тем более Аелитт могла только посмеяться над ним, или же кто-то из этих детишек просто оторвал бы ему голову.

Къярт понял, что последнее может оказаться очень близко к правде, когда грудь полоснула боль.

Он открыл глаза и уставился на русую девочку, чья кисть трансформировалась в чешуйчатую лапу. Облизав испачканные в крови когти, она пихнула плечом более нерешительную подругу, и та тоже трансформировала руку.

Появившаяся будто из ниоткуда Аелитт налетела на них, словно коршун. Схватила обеих за волосы и отбросила в сторону.

— Вы что здесь устроили?! — прошипела фурия. — Он вам игрушка, что ли?

Перепуганная до смерти, рыжеволосая упала на колени и прижалась лбом к камню, тогда как вторая попыталась улизнуть за дверь.

Аелитт поймала ее за руку и отшвырнула к стене.

— У кого-то большие неприятности, — пророкотала она и направилась к девочке.

В зал влетела девушка и заслонила ребенка. Она бросила в сторону Къярта испепеляющий взгляд и, посмотрев на Аелитт, отрицательно замотала головой.

— Прочь, — приказала Аелитт.

— Он всего-то ничтожный человек!

— Он — ваше будущее.

— Чушь!

Къярт не успел проследить за ее движением, когда она схватила вставшую на ее пути фурию за горло и подняла в воздух.

— Ты бросаешь мне вызов? — от голоса Аелитт по спине пробежал холодок.

Ее кожа оставалась так же бледна, а облик неизменен, тогда как руки ее противницы, пытающиеся ослабить хватку, начали трансформироваться.

— Давай же, обращайся полностью. Дай мне повод раз и навсегда покончить с твоей строптивостью.

Девушка замерла. Помедлив, она убрала руки и вернула им человеческий вид.

— Кто бы сомневался, — холодно произнесла Аелитт и опустила фурию на землю. — Пошли вон. Все трое!

Похватав девочек, бунтарка выбежала из зала.

Аелитт обернулась и, с тревогой посмотрев на Къярта, кинулась к нему.

— Прости, крошка-мышонок, их не должно было здесь быть, — произнесла она, рисуя вокруг ран на груди исцеляющую печать. Как и в прошлый раз в роли чернил она использовала его кровь. — Как видишь, непослушание не только человеческая слабость. Мне жаль, что они навредили тебе. Молодые особи плохо контролируют свои инстинкты. Подобного больше не повторится, обещаю. Ты же не сердишься?

Аелитт заглянула ему в глаза.

Къярт не сердился. Он слишком устал от творящегося вокруг безумия, чтобы продолжать злиться. Даже Аелитт больше не вызывала в нем прежней неприязни. Все, чего он хотел — чтобы все закончилось, чтобы он мог забыть гнездо фурий как дурной сон.

— Скажи мне свое имя, мышонок, — попросила она. — Я хочу его узнать.

Къярт молчал.

— Ты же понимаешь, что я могу заставить тебя назвать его. Мы оба знаем, где слабое место в твоем странном некромантском сердечке, — Аелитт коснулась пальцем его груди в области сердца.

Къярт сцепил зубы. Теперь она могла потребовать от него все, что угодно — достаточно пригрозить чужой жизнью, и он не сможет отказать.

— Но я не буду тебя заставлять, — фурия улыбнулась. — Это всего лишь мой каприз, который не стоит такой жестокости. Тем более, я хочу чтобы ты сказал свое имя по собственной воле. И однажды это случится, мышонок.

Аелитт ушла.

Къярт посмотрел на голову Когтя. Получится ли у него освободиться до этого момента? Или после случившегося Аелитт наглухо запрет дверь, и Оока перестанет приходить?

Но тот продолжал являться. Еще шесть смен свечей, за которые Къярт так и не смог сдвинуться с мертвой точки. Казалось, сейчас он не сможет перехватить контроль даже над обычным умертвием. Что, если окружающие его печати не позволяют использовать его собственные? Нет, тогда он не смог бы призывать.

После седьмой смены свечей Аелитт снова пришла: с испачканными в крови руками и рассеянным взглядом. Къярт больше не пытался гадать, что произошло на этот раз.

Аелитт опустилась на пол рядом, прислонилась спиной к его бедру.

— Уланн бросила мне вызов, — после долгого молчания сообщила она. — Может, я и правда делаю что-то не так? Поговори со мной, мышонок, пожалуйста.

Она запрокинула голову и встретилась с ним взглядом. В ее глазах поселилась грусть.

Къярт не мог разобрать, жаль ему Аелитт или нет. Их сложно было назвать друзьями, а всю сложившуюся ситуацию — чем-то приятным. Но раз он все равно устал злиться, единственные чувства, что могли в нем появиться, не несли негативного оттенка. Однако это ничего не меняло.

— Какой же ты упрямый, крошка-мышонок, — Аелитт вздохнула и отвернулась. — Я бы послушала твой совет. Далеко не все сестры одобряют мои действия. Некоторые считают, что я должна отпустить тебя и остальных: отпустить или убить, и прекратить проводить перерождения. Они слишком молоды и не помнят, как было, когда братья сами распоряжались своей свободой. Но мужчины самоуверенны и непокорны. Они всецело отдают себя какой-то одной безумной идее. Им кажется, что они могут свернуть горы, а заканчивается все свернутыми шеями. Однажды их гордыня почти погубила весь наш вид.

Аелитт поерзала, устраиваясь поудобнее у его