Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Делль Виктор Викторович

— Дочь моя, никто не знает, когда господь призовет каждого из нас к себе, на небеса. Я не буду скрывать, на рассвете тебе придется расстаться с этим жестоким миром. Увы, я ничем не могу помочь тебе, кроме как облегчить твою душу — помолиться вместе с тобой, хотя ты исповедуешь другую веру…

— Да, падре, я православная по вероисповеданию, но я не верю в бога…

— Это дело совести каждого, дочь моя. Если бы я мог освободить тебя из этой темницы, то не задумываясь сделал бы это. Но мы, к сожалению, тоже под надзором солдат, мы тоже подневольны, хотя и молим господа сжалиться и над теми, кто, будучи одержим гордыней, держат в руках окровавленные мечи, и над теми, кто страдает от насилия… Единственно, чем могу помочь тебе — это передать последнее твое желание на волю, повидать отца твоего или мать. Живы они?

— Жив отец, падре. Но лучше, если бы он ничего не знал. Падре, я вам верю. У вас такой добрый голос. Передайте моему жениху, что я была верна ему до конца и умерла с мыслью о нем…

— Но кто же он, дочь моя?

— Он… он учится в «Руссикуме». Его имя — падре Стефано. Дайте мне слово, святой отец, что вы найдете его, но никому больше не скажете, что он мой жених…

— Наш долг хранить тайну исповеди…

— А теперь идите, падре, мне очень плохо, очень…

* * *

Как долго читает приговор этот фельдфебель! А переводчик половину пропускает. Сколько осталось до смерти? Смерть… Что это такое? Как сон? Когда гаснет сознание и на все опускается черная ночь. Как светит солнце! Ветерок такой ласковый. Сегодня первое апреля. Все друг друга обманывают. Бедный отец! Стефан, если бы ты был рядом! Нет, не надо… Они так и не дали зеркала. Изуродовано лицо… Что хотят эти солдаты? Завязывают глаза. Повернули лицом к стене. Пахнет известкой. Стефа…

Глава IX

ВОЗМЕЗДИЕ

Стефану не хотелось возвращаться в «Руссикум». Какое-то нехорошее предчувствие налило свинцом ноги, когда он свернул на улицу, ведущую к богоугодному заведению. Стефан верил в предчувствия, хотя и не они определяли принимаемые им решения. «Надо рискнуть. В последний раз», — подумал он. Конечно, надо было идти. В «Руссикуме» оставался его друг — болгарин Христо Бибиков. Они сразу же стали друзьями, как только их поселили в одной келье. А когда Стефан вошел в римскую подпольную группу и должен был довольно часто отлучаться по ночам для выполнения заданий, помощь Христо стала ему просто необходимой. «Послушай, Христо, — сказал Стефан однажды, — я тебе очень верю. У меня будут некоторые дела в городе. Мне нужно, чтобы иногда по ночам ты открывал мне окно и держал язык за зубами. Могу я рассчитывать на тебя?»

«Можешь», — просто сказал Христо.

Стефан не посвящал Христо в подробности своих дел, тот о них и не спрашивал. Христо исправно открывал окно кельи на первом этаже и не ложился спать до тех пор, пока не возвращался Стефан…

Сейчас Стефану нужно было предупредить своего друга, что он больше не останется в «Руссикуме», и посоветовать ему сделать то же самое. Когда Стефан, тихо открыв дверь, вошел в вестибюль, там никого не было. Неслышно ступая по ковровой дорожке, он направился по коридору к своей келье. Негромкий старческий голос ударил по натянутым нервам Стефана словно хлыст.

— Здравствуйте, сын мой. Куда вы торопитесь?

Стефан сразу узнал этот голос. Сзади к нему приближался попечитель «Руссикума» кардинал Каллистро. Стефан никак не мог понять этого человека. Однажды вместе с Людмилой он в штатской одежде сопровождал на конспиративную квартиру двух советских военнопленных. Неожиданно перед ним вырос преподаватель «Руссикума» ксендз Мокютти. Увидев Стефана в гражданской одежде, да еще под руку с синьориной, ксендз от удивления поднял очки. Что оставалось делать падре Стефано? Он равнодушно скользнул взглядом по лицу Мокютти и прошел мимо. Об этом случае стало известно ректору института прогитлеровцу Эчарри. Он учинил допрос Стефану, ибо ксендз поклялся на Библии, что видел последнего в городе и не обознался. В тот же день Стефана вызвали к кардиналу Каллистро.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Падре Стефано, мне доложили, что вас видели в штатском, гуляющим по городу».

«Ваше преосвященство, видимо, произошла ошибка».

«Я охотно верю в это, — с нажимом сказал кардинал. — Но будьте осторожны, дитя мое. Я же буду молиться за вас…»

А чего сейчас хотел от него этот непонятный старец в красной кардинальской шапочке? Кардинал между тем молчал, испытующе глядя в глаза Стефану, ожидая ответа на свой вопрос.

— О преосвященство, я хотел почитать в своей келье.

— Сие похвально, сын мой. А не могли бы вы уделить несколько минут для разговора со мной?

— Я к вашим услугам, отец мой!

Они вновь вернулись в вестибюль, чтобы пройти в учебную часть «института».

Неожиданно с шумом распахнулась парадная дверь, и с улицы вошли трое: человек в штатском и двое солдат с автоматами на шее.

— Просим извинения, святой отец! Нам необходимо видеть послушника по имени падре Стефано. Вот разрешение военной комендатуры. — Штатский протянул настоятелю бумагу с орлом и свастикой.

«На улицу я выскочить не могу, — лихорадочно работала мысль у Стефана, — автоматная очередь — и конец. Бежать по лестнице в помещение — все равно что сунуть голову в капкан. Что делать?!»

Кардинал, щуря подслеповатые глаза, медленно читал бумагу из комендатуры. Потом поднял глаза на Стефана, спросил скрипучим голосом:

— Сын мой, вы не видели падре Стефано?

Сердце застучало быстро-быстро… Лишь бы не выдать волнения:

— Но-моему, он у себя…

— По коридору направо, восьмая келья.

Штатский и двое солдат почти бегом бросились в указанном направлении. Отец Каллистро повернулся спиной к Стефану и, не произнеся больше ни слова, тихо пошел прочь, по-старчески шаркая ногами. Путь на улицу для Стефана был свободен.

Через два часа он сидел в кабинете азиатского консула и рассказывал Серебрякову о своих приключениях.

Тот слушал не перебивая, с каким-то застывшим, мрачным лицом. «Что-то не в духе сегодня наш мажордом», — подумал Стефан…

— Да, тебе больше нельзя показываться в «Руссикуме». И монашескую рясу придется забыть. Будешь пока жить здесь, на вилле, а в город выходить через подземный ход.

Серебряков встал, походил по комнате, потом приблизился к Стефану, положил руку на плечо.

— Ты ничего не знаешь, Стефан?

— Нет, а что?

— Несчастье не выбирает двери, в которую стучится. Вчера расстреляли Люду… Отто Хенке расстрелял ее собственноручно… У нас в комендатуре уборщица, она видела из окна все… Южина держалась молодцом… Ты… я понимаю, Стефан, тебе очень тяжело, ты посиди один, я выйду.

— Нет, не уходи. Дай мне рюмку коньяка.

— Хорошо. Ты пей, если от этого станет легче, пей.

— Когда ее хоронят?

— Завтра утром на кладбище Тестаччио.

— Я пойду.

— Ни в коем случае! Это наверняка ловушка, Стефан. Гитлеровцы никому не отдавали трупов расстрелянных. Ты не можешь рисковать собой и тем заданием, которое ты взял на себя. Ведь завтра банкет в комендатуре?

— Да, завтра вечером.

— Ты выдержишь?

— Не знаю…

— Стефан, возьми себя в руки. Если ты не сможешь держаться, лучше не ходи. Майора Хенке уберут без тебя.

— Нет, я пойду. И майора Хенке уберу я, только я…

* * *

В празднично убранном зале немецкой комендатуры уже были произнесены все официальные тосты за здоровье гестаповского фюрера Гиммлера, за «доблесть» германского оружия, за коменданта Рима и его ближайших сподвижников. В зале стоял невообразимый шум, какой бывает всегда, если все сразу начинают рассказывать «самые интересные истории»… Впрочем, говорили не все. Подполковник, вернее, уже полковник Эрих Капплер (его «подвиг» в Ардеатинских пещерах был оценен самим Адольфом Гитлером), бледный от выпитого, сидел, подперев голову кулаками, над грязной тарелкой и с блаженной улыбкой на губах сиплым голосом тянул нудную баварскую песню. Его помощник, майор Петер Кох, сидевший рядом со своим «другом» Брюкке («падре Стефано») на дальнем конце стола, жаловался на свою судьбу:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})