Жизнь и время Чосера - Джон Гарднер

Однако мудрый, уравновешенный Чосер не мог не заметить, что Ричард действительно имел склонность к меланхолии, как называли в ту пору невротические расстройства. Эта меланхолия наиболее явственно обнаруживалась то в накатывавших на него время от времени бурных приступах гнева, то во вспышках слезливой чувствительности, казавшихся совершенно необъяснимыми, если только не предположить, что король пьян. Рассказы о его странностях, вероятно, сильно преувеличены, а в некоторых случаях, как это было доказано историками, от начала до конца вымышлены; они распространялись заговорщиками – сторонниками узурпатора Генриха IV – с целью опорочить Ричарда, изобразив его гомосексуалистом и неспособным правителем, как Эдуард II, и безнадежно помешанным, как королева Изабелла. Но в этих россказнях, вероятно, содержалась по меньшей мере крупица правды: Ричард, как видно, и впрямь был способен совершать необъяснимые поступки и впадать в припадки бешеного гнева. Так, стоило архиепископу Кортни однажды заметить королю, что его выбор советников не вполне удачен, как Ричард обнажил свой меч и бросился на архиепископа с намерением пронзить его в сердце, а когда его верный приближенный Михаил де ла Пол, «мозг придворной партии», по определению Мэй Маккисак, вмешался, чтобы не дать Ричарду совершить этот безумный поступок, Ричард приготовился сразиться с Полом.

Его неудержимые вспышки гнева имели губительные последствия не только для подданных, но и для него самого. В 1385 году, когда Ричард отправился на войну в Шотландию – это была первая военная кампания, в которой он участвовал, – его единоутробный брат Джон Холланд убил в уличной драке под Йорком наследника графа Стаффордского, и Ричард в пароксизме ярости и скорби поклялся, что поступит со своим братом так, как с обычным убийцей. Эта жестокая ссора, по-видимому, преждевременно свела в могилу их мать, принцессу Иоанну. Чосер не комментировал поступки Ричарда впрямую – во всяком случае, не оставил никаких прямых высказываний в своей поэзии. Но как раз в это время он писал «Троила и Хризеиду», и там, в пятой книге поэмы, он предается подробным размышлениям о меланхолии принца, который, чувствуя себя обманутым в любви, отказывается от всего, что было в его характере от Венеры, ради служения Марсу. Молодой Троил не может помышлять ни о чем другом, кроме как о мщении, и, одержимый меланхолическим гневом, разит врагов, тщетно пытаясь утолить чувство мести, покуда не находит свою смерть от меча «свирепого Ахилла». Поэма «Троил и Хризеида» никоим образом не являлась политической аллегорией, но сопоставление того, что делает с человеком слепая вера в любовь – в самом широком смысле любви-милосердия, – с тем, что делает с ним слепая вера в силу (на примере развития воинственных наклонностей в характере Троила). Сопоставление, занимающее в поэме центральное место, имело в глазах двора Ричарда вполне понятный смысл.

Чосер при всех оговорках оставался надежным приверженцем двора Ричарда и был принят там как один из близких Ричарду людей. В королевском рескрипте о выдаче приближенным траурных одеяний по случаю похорон принцессы Иоанны, Чосер, которому было отпущено три с половиной локтя черного сукна, назван в числе эсквайров и других придворных чинов Ричарда. С печалью в сердце прощался поэт с покойной, которая была ему другом и покровительницей. Принцесса скончалась в Уоллингфордском замке 7 августа 1385 года – в день, когда войско Ричарда перешло границу и вторглось в Шотландию. Ее тело, обмотанное многими слоями вощеной ткани, перенесли в Стэмфорд в Линкольшире, с тем чтобы похоронить ее рядом с первым ее мужем, Томасом Холландом. Ричард отложил погребение – как он отложит потом погребение королевы Анны, – чтобы иметь возможность устроить приличествующие случаю пышные похороны. В конце концов ее прах был предан земле в стэмфордской церкви францисканцев после возвращения короля из Шотландии. Вероятно, похороны состоялись в январе 1386 года, когда судьи, разбиравшие дело Скроупа – Гровнора (Чосер, как мы помним, выступал на этом суде свидетелем), отложили слушание, чтобы поехать на север и принять участие в церемонии.

Печаль Чосера и Филиппы, присутствовавших на похоронах, имела, конечно, и другие поводы, помимо ухода в иной мир кроткой старой толстушки принцессы. Чосер, теперь уже немолодой, сорокашестилетний, мужчина с седеющими волосами и исполненной достоинства осанкой, хорошо знал всех вокруг, в том числе и молодого Ричарда. Коленопреклоненный перед катафалком – помостом с двенадцатью высокими свечами, на котором стоял гроб его матери, – в окружении архиепископов, епископов и других прелатов и всех крупных феодалов королевства, смутно различимых на некотором отдалении от него в полумраке церкви, Ричард больше не был надеждой Англии. Он стал угрозой для нее. Гонт, полный тревоги, но, как всегда, сдержанный, безмолвно наблюдал; Чосер, должно быть, с грустью во взгляде взирал на сцену прощания. Дядя короля Томас Вудсток, который вскоре получит титул герцога Глостерского, угрюмый и отчужденный в этой толпе людей со скорбно-серьезными лицами (на которые падал сквозь высокие витражи слабый свет снежного зимнего дня), начинал, размышляя о положении дел в королевстве, склоняться к измене.

Глава 8

Возвышение Глостера и судьба Чосера – сторонника короля в годину испытаний (1385–1389)

Еще в ноябре 1381 года парламент жаловался на непомерную величину свиты Ричарда и колоссальные расходы его двора, подобно тому как в прежние времена он жаловался на многочисленность свиты и непомерные расходы кумира молодого короля Эдуарда II. Однако, несмотря на различные шаги, предпринятые парламентом и дядьями Ричарда, в том числе Джоном Гонтом, король продолжал швырять деньги на ветер – одаривать ценными подарками и прибыльными должностями своих любимцев, таких, как Михаил де ла Пол, помогавший устройству брака между Ричардом и Анной Богемской, Саймон Бэрли и его родственники и многие-многие другие, включая Джеффри Чосера. Еще не были уплачены военные долги Эдуарда III (те, от уплаты которых власти еще не отказались), а уже росли новые. Сама корона и большая часть королевских драгоценностей были заложены городу Лондону, а когда канцлер Ричард Скроуп, ставленник Ланкастера, попытался было остановить рост задолженности, Ричард и его придворные сместили его.

В подобных условиях традиционным выходом из положения могла быть война, сулившая новые земли, ренты и богатые выкупы верхушке общества, работы и военную добычу (и уменьшение числа лишних ртов) социальным низам. Хотя Джон Гонт являлся противником разорительной войны с Францией, он со времени коронации королевы Анны настойчиво добивался возобновления войны в Испании, ссылаясь на целый ряд причин, главнейшей из которых был, пожалуй, тот факт, что кастильские галеры, которые постоянно совершали нападения на английское побережье, можно было бы нейтрализовать, а еще лучше повернуть против Франции, если бы Генриха Бастарда удалось сбросить с его трона, вернее, с трона, по праву принадлежащего ему, Гонту. Кроме того, это было время великого папского раскола, когда одновременно два папы, Урбан VI и его французский соперник Климент VII, каждый при поддержке своих политических друзей, претендовали на исключительную власть над церковью. Поэтому война, за которую выступал Гонт, направленная, в частности, против португальских сторонников Климента, могла бы рассматриваться в качестве священного крестового похода – во всяком случае, теми христианами, которые поддерживали Урбана.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});