Стая (СИ) - Оксана Сергеева

Неприятное чувство, тлевшее в желудке, лишившее сна, загорелось истошным жаром; пытливый пронизывающий взгляд уперся в материнскую спину; в руках отчего-то почувствовалась странная слабость.

— Нет, я не звонила, и ты не думай, понятно? — немного отрешенно, как будто и безразлично, сказала Наталья, насыпая в чашку растворимый кофе.

— Понятно, чего ж непонятного. Я и не…

— Я не про отца говорю, — прервала мама Юлю и проговорила с нажимом: — Никогда не звони и не спрашивай, где он был. Иногда такое незнание полезно для здоровья.

Эти слова вызвали на щеках девушки румянец, лицо загорелось. Мама словно прочитала ее потаенные мысли. Пальцы так и зудели набрать номер Дениса. Хотелось спросить, как у него дела. Поинтересоваться о какой-нибудь мелочи. Поговорить ни о чем. Услышав его голос, убедиться, что с ним все в порядке. Наверняка, она так бы и сделала, но материнское внушение охладило ее пыл. Действительно лучше не поддаваться таким порывам. Потом можно глубоко пожалеть. И это касалось не только взаимодействия Дениса с отцом. В мозгу все еще стоял разговор о треклятом «лимонаде».

Едва в своих мыслях Юля дошла до любовницы Шаурина, стало совсем тошно. Так тошно, что один вид кофе с молоком, заботливо приготовленного матерью, вызывал рвотный рефлекс. Отяжелевший от переживаний разум грозил обмороком.

Поначалу Юля отодвинула кружку подальше от себя, чтобы по возможности не вдыхать исходящий аромат. Но разве это возможно? Теперь вообще не представляла, как будет пить свой любимый напиток. Надо было тогда назвать что-то отвратительное. Кто же знал?..

Захотелось плакать от собственного бессилия, но Юля подняла на мать улыбающееся лицо. Она стала так часто играть веселье, что чувствовала: ей это грандиозно удается. Не задуматься ли о карьере актрисы…

— Нашла из-за чего переживать. — Махнула бы рукой, но это, наверное, слишком уж театрально. Поняла, что разговор нужно уводить в другое русло. Но не находилось слов, чтобы пройти по этой острой грани. Поэтому для начала надела на себя привычную маску послушного ребенка. Привычную не потому что была такой уж искусной лицемеркой, а потому что в жизни так заведено — у каждого, будь то взрослый человек или ребенок, есть определенная роль, требующая качественного исполнения. Зачастую их несколько. Исполнитель — на работе; дома — жена, муж; примерный ученик — в школе.

— Мне всегда есть из-за чего переживать. Поменьше Шаурина цитируй.

— Заметно?

— Еще как, — хмыкнула Наталья.

Как услышала Юлькину фразочку, так и похолодела. Именно этого и боялась, что дочь начнет перенимать что-то от Дениса, в чем-то ему уподобляться. А он станет лепить из нее, как говорится, по образу и подобию… Юля девочка умная и сообразительная и сознательная не по годам, но все же в этом сложном возрастном периоде любой подросток подобен глине — как бы ни была тверда, а сдастся, размякнет, стоит лишь разбавить ее водой нужных слов и впечатлений. Тяга к новому и неизведанному поставит на колени все принципы и постулаты.

— Вот черт! — засмеялась Юлька, хотя было совсем не до смеха.

— Может, расскажешь, что тебя тревожит до такой степени, что ты весь сон потеряла? В чем причина бессонницы? И вообще… что у вас творится? — Последнее интересовало Наталью больше всего.

Уже давно для нее не осталось не замеченным, что отношения дочери с Шауриным сдвинулись с мертвой точки. Хотя сама Юля старалась ничем себя не выдавать, было что-то, сотканное из поступков, жестов, поз и выражений, что наводило мать на такие мысли. В поведении Дениса это просвечивалось тоже. Но только если хорошо присмотреться. Всегда найдется брошенный не вовремя взгляд, который не успел спрятать, или неконтролируемый, ставший безусловным рефлексом, жест. Не будет равнодушный мужчина, выходя с девушкой в одну дверь, касаться ее спины, будто направляя. Не трогают так чужих женщин — только своих. Или тех, кто нравится. Возможно кто-то, заметив подобное, не придал бы этому особого значения, но только не Наталья. А после поездки Юли к Кате Маркеловой все встало на свои места, и сомнений больше не осталось.

Юля некоторое время смотрела на свою кружку с кофе как на сосуд с ядом, потом потянулась и через силу сделала глоток.

Странно, но и молчать, и говорить об истинных причинах своего беспокойства было одинаково тяжело.

Хотя, наверное, говорить труднее, потому что сказав слово, выходишь из своей маленькой реальности и ступаешь в большой мир.

* * *

Весной небо быстро меняет цвет. Ранним утром оно словно затянуто молочной пенкой, но где-то далеко на горизонте уже виднеются яркие солнечные просветы горящего зарева. Пройдет немного времени, и эта мутноватая пленка растает, небо созреет, как зреют ягоды, наберется сока синевы и станет ярко-голубым, покроется то тут, то там облаками взбитых сливок.

Шаурин посмотрел на дрожащий небосклон. В очередь у входа в чистилище народу прибавилось. Сегодня он отправил туда девять человек.

— Даже покурить не успели, — по губам Шаповалова скользнула тонкая усмешка.

— И слава богу. — Денис выбросил зажженную сигарету и шагнул вперед, отходя от машины. У одного из парней Веселова разрывался сотовый. Не испытывая ни отвращения, ни угрызений совести, Шаурин обшарил карманы убитого и достал телефон. Посмотрел на дисплей и нажал кнопку принятия вызова. Сам собирался это сделать, позвонить, но Аркаша облегчил ему задачу.

— Сева, ну что там? Без проблем разобрались? — спросил грубый голос в трубке. Голос не знакомый, но это отнюдь не мешало знать все о его обладателе.

— Ну как без проблем… — вяло начал Денис, тут же переходя на жесткий тон. — Проблемы у тебя только начинаются. Их у тебя теперь по самое не балуй.

— А ты кто такой?!

— Шаурин моя фамилия. От Монаха тебе привет. Бойцов своих среди живых не ищи. — На этом Денис хотел остановиться, но Веселов начал орать что-то невразумительное. Очевидно не сразу врубился, что случилось и как случилось. А главное — почему. Пришлось продолжить разговор, да таким тоном, чтобы сквозь дикий ор слова были не только прослушаны, но и услышаны.

— А если не притихнешь, то будет тебе каждый день свеженина человеческая — мясо к завтраку! Сначала братву твою завалю, потом детей, жену, ее любовника, твою любовницу!

Аркадий Борисович замолчал, никак собственной злобой захлебнулся. Шаур не стал ждать ответа: нажал «отбой» и бросил сотовый на окровавленную грудь «веселовского».

— Теперь что? — спросил Шип без каких-либо эмоций на лице.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});