Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - Гарольд Дойч

173

Как рассказал автору Хаппенкотен в ходе беседы, состоявшейся 11 сентября 1960 года, напечатанный материал представлял собой лишь часть «доклада Х». Это примерно совпадает с тем, что вспоминал и Мюллер. Правда, Мюллер придерживался иной точки зрения относительно того, сколько людей готовили доклад: он утверждал, что именно он сам диктовал фрау фон Донаньи текст «доклада Х».

174

Как рассказал Франц Зондреггер, следователь, ведший допрос Мюллера, в то время страдал от респираторного заболевания и, когда у него начался приступ кашля, вышел из комнаты, где велся допрос. Когда он вернулся, то увидел, что одной страницы в документе не хватает, но сделал вид, что ничего не произошло, поскольку до этого в СД сделали дополнительную копию всего документа; об этом Зондреггер рассказал автору в ходе беседы, состоявшейся 23 августа 1958 года. Вообще, Зондреггер относился к Мюллеру уважительно и несколько раз даже намекал ему в ходе допроса на то, как лучше построить свою защиту. Он, судя по всему, надеялся, что баварец, который, пройдя через более чем двести допросов, не признал виновным себя и не оговорил кого–либо другого, вполне вероятно, останется жив после войны и может послужить ему полезным адвокатом. Так вначале и произошло. Мюллер доброжелательно отозвался о Зондреггере, в первую очередь в том, что касалось его обращения с ним самим; однако более он этого не делал, когда узнал, что Зондреггер применял меры дознания третьей степени к его другу барону фон Гуттенбергу, который впоследствии был казнен.

175

Об этом имеется запись в дневнике Гроскурта за 7 ноября 1939 года. Под «действовать» Типпельскирх, вероятно, имел в виду всего лишь чтобы Геринг предпринял еще одну попытку разубедить Гитлера начать наступление на Западе.

176

Генерал Томас написал в 1945 году, что в «докладе Х» говорилось, что «присутствие Геринга терпимо». Однако, поскольку генерал в то время был в очень плохом физическом состоянии, он, вероятно, перепутал «доклад Х» с каким–то другим документом, предъявленным ему во время допросов.

177

Как вспоминал позднее Гальдер, формулировка в «докладе Х» была несколько менее жесткая: «Ликвидация, если возможно, национал–социалистического режима».

178

Об этом имеется запись в дневнике Хасселя. Следует отметить, что описание Хасселем «доклада Х» в том виде, в каком он был принесен лично Остером и Донаньи Беку домой и там ими зачитан, является наиболее достоверным из всего дошедшего до нас, поскольку запись в дневнике Хасселя на эту тему была сделана в тот же день.

179

Ранее Гальдер говорил другое; так, в 1948 году он сказал Шпрюкхаммеру, что в докладе говорилось о проведении плебисцита в течение пяти лет.

180

В 1793 году в результате второго раздела Польши Пруссия овладела устьем Вислы и Гданьском, который был назван ею Данцигом. Поэтому было бы вполне естественно после Первой мировой войны вернуть устье Вислы и Гданьск (Данциг). Но страны—победительницы в Первой мировой войне решили, что он получил статус вольного города под управлением Лиги Наций. Польше предоставлялся в нем ряд особых прав. В конце Второй мировой войны фашисты объявили Данциг крепостью, и в ходе военных действий он оказался полностью разрушен. Социалистическая Польша восстановила Гданьск и заселила его.

181

Зондреггер говорил о менее жестком варианте, предусматривавшем плебисцит «в немецкоговорящих областях Эльзас–Лотарингии».

182

В подобной позиции не было никакой предвзятости. Так, отец Ляйбер довольно высоко ценил Бонхоффера и был к нему весьма расположен. Однако у него скорее вызывал неприязнь «какой–то слишком жесткий кальвинизм» Донаньи, а также его холодность и сдержанность, создававшие впечатление, что он чуть ли вообще не лишен человеческих чувств. Ляйбер предположил, что, вполне «возможно», генералам был предъявлен «подлог», чтобы сделать идею переворота в их глазах более «привлекательной».

183

Костхорст и Сендтнер, пытаясь разрешить противоречие, с одной стороны, не выдвигая обвинений в адрес оппозиции в абвере, а с другой – не ставя под сомнение свидетельств Гальдера, выдвинули предположение, что Гальдер увидел упоминание об Эльзас–Лотарингии не в этом докладе, а в каком–то другом документе из той огромной кипы бумаг, которые он регулярно получал.

184

Гальдер принял в конце концов решение сказать «нет» планам переворота, в то время как многие считали, что «доклад Х» был сильнейшим аргументом как раз в пользу того, чтобы сказать «да». В этой связи неудивительно, что Гальдер занял негативную позицию в отношении доклада; он таким образом хотел оправдать свои действия.

185

Хотя, по договоренности Вайцзеккера и Канариса, специалисты абвера исследовали кабинет Вайцзеккера на предмет присутствия там тайных прослушивающих устройств, Вайцзеккер опасался, что «ночные гости» могли вновь посетить его кабинет и вновь установить «прослушку». Визит Уэллса как раз был для этого более чем достаточным поводом. Своим поведением Вайцзеккер также, вероятно, хотел показать гостю свое отношение к правящему нацистскому режиму.

186

Нарушение Уэллсом в дальнейшем договоренности сохранять этот разговор в тайне и разглашение его деталей в опубликованной им книге могли стоить Вайцзеккеру его поста в МИДе, а с учетом произошедшего в 1944 году и головы. Когда их разговор был приведен в опубликованной книге Уэллса «Время решения», Вайцзеккер работал послом Германии в Ватикане и оказался в крайне неприятной и опасной ситуации. К счастью для него, Риббентроп никогда не был большим книголюбом и не обратил внимания на книжную новинку.

187

3 апреля 1940 года полковник Готалс сообщал о присутствии в Фрохнау дивизии горных стрелков.

188

Об этом сообщил Хаппенкотен в своих показаниях на суде, которые были зафиксированы в протоколах судебного заседания, состоявшегося 5 февраля 1951 года. Невероятно объемные дневники Канариса попали в руки СД в начале 1945 года, и помимо Хаппенкотена их видели не более одного–двух человек. У всех этих людей времени хватило лишь на то, чтобы проверить с помощью этих дневников некоторые отдельные моменты, а также сделать несколько случайных выборочных выписок или копий каких–то отдельных страниц. Если в большинстве случаев Хаппенкотен выступал в качестве нейтрального свидетеля в том, что касается документов оппозиции, то в данном случае он был, безусловно, заинтересован как можно более подробно рассказать об изменническом характере деятельности Канариса и Донаньи. Хаппенкотен хотел максимально подробно показать, что действия Канариса и Донаньи подпадали под квалификацию «государственная измена», поскольку он был представителем обвинения на ускоренном суде, который осудил на смерть Донаньи и Канариса, соответственно, 6 и 8 апреля 1945 года.

189

О том, что имели место три встречи, Гальдер рассказал Костхорсту, и последний привел эту информацию в своих работах. В дневнике Гальдера есть запись о встрече, состоявшейся 17 марта 1940 года, но ничего не говорится о двух других. О том, что была первая встреча, Хассель узнал из разговоров с Герделером и Томасом, состоявшихся, соответственно, 18 и 19 марта; об этом он написал в своем дневнике. Поскольку Хассель узнал о третьей встрече непосредственно от Герделера утром 3 апреля и поскольку до этого уже имел место обмен письмами между Хасселем и Герделером, а также между Гальдером и Герделером, эта встреча состоялась, скорее всего, 1 апреля или, что менее вероятно, 30 марта. 31 марта 1940 года Гальдер находился на Западном фронте. Обо всем этом имеются записи в дневнике Хасселя.

190

Однако, как наглядно свидетельствуют записи в его дневнике, Хассель в вопросах, связанных с переворотом, также не проявлял достаточной осторожности, что в дальнейшем привело, к сожалению, к серьезному отчуждению между ним и Вайцзеккером. Карл Дж. Буркхардт рассказал автору о своем опыте общения с Хасселем в 1941 году. В то время Буркхардт работал по линии Красного Креста в Мюнхене. Однажды к нему в гостиницу «Регина» пришел человек, представившийся доктором Лангбеном. Он попросил Буркхардта спуститься вниз и поговорить с человеком, который ждет его в машине. Буркхардт сначала отказался, но узнав, что речь идет о Хасселе, согласился. В результате Буркхардт узнал в деталях о планах готовящегося заговора и структуре основных его звеньев. Хассель назвал Буркхардту имена главных заговорщиков, а также предполагаемых министров нового правительства и попросил передать эту информацию англичанам. Буркхардт категорически отказался, объяснив, что если он это сделает, то на другой же день эти имена будут названы по Би–би–си и этих людей арестуют. Некоторое время спустя Хассель вновь позвонил Буркхардту, когда тот был уже в Женеве, и вновь подробно рассказал по телефону о таких вещах, о которых говорить никак не следовало. Когда неделю спустя Буркхардт обедал с принцессой Шварценберг, которая хорошо знала как его, так и Хасселя, он вздрогнул, услышав ее вопрос: «Наш дорогой друг Хассель уже рассказал вам все свои секреты?»