Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Неужели нашел то, что было надо? Очень похоже на то: Полетт была, безусловно, красива (а как же без красоты!), в ней не было сильного собственнического эго Марлен Дитрих, не было повышенной требовательности и нервозности Натальи Палей, Полетт Годар была сама простота, и в свои 47 лет была настолько счастлива, когда вышла замуж за Ремарка, будто вышла впервые, а между тем это был четвертый ее брак.

Жизнь с Полетт Годар во многом изменила Ремарка, он обрел в бушующем внешнем мире уютную тихую гавань. Депрессивность и склонность к мучительной рефлексии у Ремарка, конечно, не исчезли, но все же чуть притупились. И пить он не перестал, но пил немножко меньше. Близость Полетт и бремя возраста во многом утихомирили Ремарка. Он даже перестал вести дневник — «он больше не нужен мне для обретения душевного равновесия».

Это душевное равновесие не нарушалось страстью Полетт к дорогим покупкам (как все голливудские звезды, она обожала бриллианты). Ремарк только умилялся: «В ювелирном магазине она ведет себя как голодающая, очутившаяся в лавке с деликатесами». Он вообще был к ней снисходителен: «Полетт вдребезги пьяна. Очаровательна…».

Между ними существовала определенная гармония. Жена писателя Ганса Габе, с которым поддерживала отношения чета Ремарков, отмечала: «Я не сомневаюсь — у них было много общего. Оба любили деньги, и их было достаточно много. Оба были знамениты, поэтому слава не играла никакой роли в их взаимоотношениях. Они отлично выглядели, были удачливы и с удовольствием окружали себя чудесными вещами, в особенности Полетт». Это не только бриллианты и драгоценности, но дорогие восточные ковры и бесценные подлинники Сезанна, Ренуара, Дега…

Свой брак Ремарк и Полетт официально зарегистрировали — 25 февраля 1958 года, но вот что странно: в разъездах и в других городах, в частности в Риме, они всегда жили врозь: снимали отдельные апартаменты в каком-нибудь доме или вообще неподалеку друг от друга, — так им было свободнее и комфортнее. Часто Полетт снималась в фильмах в Штатах, и тогда их связывала только переписка, Ремарк чувствовал себя все хуже и желал милой Полетт побольше развлекаться в Голливуде. Идеальный счастливый брак?

Свое 70-летие Ремарк отметил лежа больным в постели. Гости, приглашенные на банкет, веселились сами по себе. Полетт Годар находилась в Нью-Йорке, она вернулась лишь осенью и вовремя: 25 сентября 1970 года Ремарк скончался. Полетт Годар пережила мужа на 20 лет и все это время металась между Нью-Йорком и швейцарской виллой Ремарка.

Что касается главной возлюбленной Ремарка Марлен Дитрих, то она, узнав, что Ремарк тяжело болен, за 9 дней до его смерти написала ему: «Все мое сердце принадлежит тебе. Шлю его тебе». Этот подарок явно запаздал…

Ремарк в России

Роман «На Западном фронте без перемен» в России вышел почти сразу. Русский перевод предворял комментарий Карла Радека и уже из-за одного этого книга вскоре исчезла. В 1931 году был переведен роман «Возвращение». Ну, а основной приход Ремарка в Советский Союз состоялся в 1958 году, и интеллигенция в ту оттепельную пору забредила «Тремя товарищами»: «Ты не читал „Три товарища“? Потрясающая вещь! Не оторвешься!..»

О том первом восприятии Ремарка хорошо написал Андрей Битов: «…Нам напечатали „Три товарища“. И мы вышли на Невский в новом качестве. Мы были самые современные молодые люди: прочитавшие самую современную книгу, описавшую именно нашу жизнь и ничью другую… читая Ремарка, мы совершенно не думали, что это тридцатые, нам казалось — сейчас… Мы примеряли с чужого плеча, и как же нам оказалось впору! Мы обретали пластику, как первый урок достоинства… Мы стремительно обучались, мы были молоды. Походка наша изменилась, взгляд, мы обнаружили паузы в речи, учились значительно молчать, уже иначе подносили рюмку ко рту. Могли и пригубить. Мы отпивали слова „кальвадос“ или „ром“, еще не подозревая, что наша водка, пожалуй, все-таки вкуснее. Обращение, пластика, достоинство… что следующее? Вкус. Первый урок вкуса, самый бесхитростный и самый сладкий. Подруги наши — все сплошь Патриции Хольман. Как быстро они научились двигаться среди нас, лучше нас и одеваться столь незаметно-изысканно! Господи, тогда и дефицита-то еще не было — во что же они одевались? Однако так. Вкус… Вкус у нас в Питере возродился ни с чего, с нуля, как потребность, как необходимость, как неизбежность, как данность.

И вот мы уже чопорные джентльмены: подносим розу, целуем руку. Да вот еще! После Ремарка не стыдно стало подносить цветы, особенно ворованные — белую сирень с городского сада…»

Это был бум на Ремарка. Его читали и перечитывали. И всем читающим хотелось жить, как герои Ремарка — достойно и честно. Хотя в условиях тоталитарной системы это было не просто: пафос и ложь разъедали общество, на первом плане были государственные цели и задачи, а все человеческое, простое — в загоне, клеймилось как обывательское и мещанское…

Период увлечения Ремарком оказался довольно-таки кратким, «ремаркизм» был потеснен другими модными авторами: Хемингуэем, Сэлинджером, Генрихом Бёллем…

Читают ли сегодня Ремарка? Читают. Немного и без прежнего упоения. Голая правда со страниц его произведений уже мало кого привлекает. А вот другие излюбленные темы писателя — женщины, автомобили, алкоголь, — по-прежнему востребованы.

— Дружище, налей-ка мне рюмочку кальвадоса… нет, не то!.. лучше стаканчик виски или бренди, чтобы позабористее… и выпьем за хорошего товарища — за Эриха Марию Ремарка! Возможно, был он путаником и ветреником, но кто из нас сам без греха?.. За Ремарка! И до дна!..

Папа Хэм

Эрнест Хемингуэй. Папа Хэм. Замечательный писатель и легендарная личность. Лауреат Нобелевской премии. Несколько десятилетий (30–60-е годы) был властителем дум. Его называли Байроном XX века и даже, правда, в шутку: Эрнест Хемингуэй Ламанческий.

В самом деле были два Хемингуэя. Один для всеобщего обозрения: наполовину кинозвезда, наполовину искатель приключений, страстный охотник и рыболов, знаток корриды и почти плейбой… Другой — неутомимый труженик, охваченный безмерной страстью служения своему призванию. Писатель-спортсмен, непременно желающий выиграть у многих писателей-классиков.

«Мало кто из писателей XX века так повлиял на читающее общество, — отмечал Петр Вайль. — Вероятно, никто: немыслимо жить по Джойсу, Платонову, Прусту, Фолкнеру. По Кафке, наверное, — возможно, но уж очень страшно. А Хемингуэй давал внятные рецепты жизни на всех уровнях — от философских категорий до рекомендаций, когда пить и чем закусывать».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});