Астральное тело-1, Скоморох или Начало Магии - Всеслав Соло

«Вот так, — подумал я, — могу остаться Гришей».

И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно оправдывать ее поведение.

— Золотов! — не успев подумать, окликнул я человека в старом подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле.

Он стоял и крикливо рекламировал газету.

— Самая клеветническая газетенка! — подкрякивал он голосисто, потрясая пачкой газет у себя над головой. — Берите, покупайте, самая дешевая газетенка в городе!

Некоторые из прохожих неохотно, но останавливались: кто-то поглазеть на газетчика, а кто-то и вступить в перерекания с ним, подбросить ему какое-нибудь испачканное слово, другой останавливался, чтобы купить.

Золотов, продолжая выкрикивать и одновременно на ходу реализовывать свой товар, впился в меня глазами, лишь на мгновение отводя их, присматривая за публикой.

— Что-то я вас не припомню, — озадаченно говорнул он в мою сторону между рекламным слововоротом, — откуда мы знакомы?

— Я пристально слежу за молодой литературой, и с вашими стихами я тоже немного знаком, — начал оправдываться я, но уже понимая, что эта встреча мне не помешает, а наоборот, есть еще одна возможность укоротить астральную волю Магистра — Остапа Моисеевича, ибо я тут же припомнил обстоятельства, некогда столкнувшие меня с этим газетчиком.

— Вы читали мои стихи в сборнике? — как-то особенно сладко произнеся слово «сборник», поинтересовался Золотов, видимо, до сих пор это был его единственный наиболее весомый выход в печать.

— Да, — тут же соврал я, потому что знаком я был со стихами газетчика только по одному тому злополучному четверостишию, изуродованному на астральном экране опечатками, хорошо продуманными астральной шайкой, дабы остановить стихотворца в развитии и направить его образ жизни, наполнить творческим опустошением, деградацией и печальной запущенностью в окружении необъяснимых, неведомо откуда сгущающихся невзгод. В прошлый раз Золотов улизнул от меня, его судьба отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь друг другу еще тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай поправить это дело.

— А правда, хороший сборник, — подбодрился Золотов, снова обращаясь ко мне, — целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?

— Еще бы, — заискивающе поддакнул я, — вы настоящий поэт.

— Вы мои мысли читаете, — обрадовался газетчик, — тут недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его там звали… фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: «Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, — выразительно подчеркнул слово «стихотворений» Золотов, не каждый может опубликовать».

— Да, это точно, вы правы, — быстренько подтвердил я и принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.

Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом деле может составить в перспективе авангард литературы. «Но он же сейчас остановлен, уничтожен», — отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если смахнуть со стола «крошки», то обнаружится, на первый взгляд, замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый рисунок.

— Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, — предложил Золотов мне.

— А что, я не против, — сразу же согласился я, логика жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.

— Все, — сказал Золотов, — ну их на хер, эти газеты. — И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: — Ну что, идем?

— Я готов, — оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.

Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.

Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как братья.

Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по все комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.

— А я недавно женился, — осведомил меня стихотворец, — замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая, — расхохотался Золотов. — Мы не расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, — перешел на шепот Золотов, — вы с ней поаккуратнее.

— А что? — тоже прошептал я, недоумевая.

— Ведьма, — сказал Золотов и добавил, — страшная.

— В каком смысле ведьма?

— В самом прямом.

— Да ну?

— Я вам говорю!.. С мертвецами, — негромко сказал стихотворец и огляделся по сторонам, — общается.

— Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.

— А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть стихотворений, правда, в последнее время мне что-то не пишется, погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без блюдца. — Сахара нет, — добавил газетчик, — вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.

— А Ветистова это кто? — переспросил я, гадливо пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});