Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

А теперь все это в прошлом. Печально покидать прекрасные города, если знать, что никогда больше не доведется вернуться в них; грустно расставаться со школой, институтом. Сколько б ни было во время учебы забот, все же грустно, что навсегда покидаешь институтские стены; порой невыносимо тяжело разлучаться с любимой, но ведь встретишься вновь. А вот как быть, когда навсегда ушел лучший друг, часть твоей жизни? И ни смеха, ни голоса его больше не услышишь, не увидишь знакомых глаз, рук, рыжих волос…

На лбу у Владимира пролегла морщина. Она была еще не очень заметна на этом чистом юношеском лбу. Пройдут года, она сделается глубокой и нестираемой; будет Владимир седым заслуженным комиссаром, как мечтали они когда-то с Николаем. Много еще горьких и страшных минут предстоит ему в жизни — что ж, он сам выбрал опасный и трудный путь милиционера.

Но первая морщина пролегла в эту ночь. Еще неглубокая, еле заметная, она безвозвратно отделила юность от зрелости…

0 ЧАСОВ 55 МИНУТ

Машины свернули на боковую дорогу. На мгновение фары выхватили из темноты затейливый указатель: “К аэродрому”; плохо видные за пеленой дождя, в обе стороны убегали вдоль просеки красные аэродромные огни.

Еще один поворот, и машины (чтобы не привлекать внимания с промежутком в пять минут) остановились в стороне, на общей стоянке. В этот поздний час здание аэровокзала было пустынным. Лишь редкие пассажиры дремали в креслах, ожидая вызова на ночные самолеты. Газетные и парфюмерные киоски были закрыты. С поля раздавался рокот двигателей, то глухой, то нарастающий.

Прибывшие — все они были в штатском — поодиночке и не сразу вошли в здание аэропорта. Владимир отправился к дежурному аэродромной милиции.

Дежурный взволнованно сообщил, что как только последовал звонок из Москвы, были немедленно опрошены аэродромные кассиры. И действительно, кассирша Михеева вспомнила, что незадолго до этого к ней подходил человек, схожий по приметам с тем, которого ей описали, и взял билет на Ашхабад.

— На Ашхабад? — переспросил Владимир.

— На Ашхабад, точно помню, — закивала кассирша, — точно! У нас ведь редко берут, все больше в городе, в билетных кассах, а здесь те, что с пересадками. Так что народу мало — я запомнила.

— Этот? — Владимир показал Михеевой фотографию “Повара”.

— Этот, этот! — радостно подтвердила кассирша. — Этот самый. Я его еще запомнила — он, когда расплачивался, толстющую пачку вынул. Тыщи небось!

Дело становилось все запутанней. Откуда у “Повара” могли быть тысячи? Не пошел же он к театру лазить по чужим карманам, набив предварительно деньгами собственные! С другой стороны, вряд ли он за время, прошедшее с момента убийства, успел зайти куда-нибудь, где у него хранились деньги. Да и денег у него таких не было — иначе он бы не занимался карманными кражами. Вероятнее всего, как это предположил Русаков, “Повар” совершил ограбление по дороге. Но где? И у кого в ночную пору могли оказаться такие деньги? К тому же никаких данных об ограблениях, совершенных за последние два часа, не поступало.

Владимир взглянул на часы. До посадки на ашхабадский самолет оставался еще час. Надо было надеяться, что “Повар” не заметит прибывшую группу и явится к самолету.

Но время шло, а Коростылев не появлялся. Не появился он и тогда, когда объявили посадку и когда с некоторым опозданием закончили ее. В этот-то момент и раздался звонок к дежурному. Голохов сообщил: на Шереметьевском аэродроме человек, по приметам похожий на “Повара”, только что приобрел билет на Красноярск. Кассирша не сразу сообразила что к чему: пока сменилась и сообщила дежурному милиции, человек исчез. Судя по сообщению шереметьевской милиции, “Повар” вряд ли догадался, что кассирша обратила на него внимание. Дело в том, что она потом несколько минут сидела без дела. Только когда пришла сменщица — как раз наступило время смены, — она, сначала поговорив с ней, ушла. И, лишь оказавшись в служебном помещении, она сообщила, что последний бравший билеты пассажир подозрителен, и позвонила дежурному. Если все это время “Повар” незаметно следил за ней, то ничего тревожного заметить не мог. Дежурный аэродромной милиции сразу же организовал при помощи дружинников незаметное, как он выразился, “прочесывание” аэропорта. Результатов это не дало никаких. Но для опытного преступника ночью не так уж сложно было найти в здании или поблизости место, где спрятаться.

До отправки красноярского самолета оставалось сорок минут. Поспеть за такой срок и по такой погоде с Внуковского аэродрома на Шереметьевский было невозможно. Голохов уже направил туда две находившиеся в том районе патрульные машины.

На минуту Владимир задумался. Нет, он должен сам задержать “Повара”! И не только потому, что это было самое меньшее, чем он обязан был Николаю, но и потому, что Владимир знал, каким опасным, беспощадным преступником являлся Коростылев. Владимир понимал, что “Повар”, зная, что, попадись он, расстрела ему не миновать, пойдет на все, вплоть до бессмысленного и бесполезного убийства, лишь бы дороже продать свою жизнь. Он был вооружен ножом, а возможно, и пистолетом. Все это могли не знать или не учесть патрульные. Но все это отлично знал Владимир.

Кроме того, именно его группа располагала фотографиями “Повара”, изучила по делу повадки и привычки преступника, имела определенный, тщательно продуманный план задержания. Словом, во что бы то ни стало Владимир со своими помощниками должен за полчаса добраться до Шереметьевского аэродрома. Думать здесь было нечего — единственным реальным путем оставался вертолет. Когда Владимир обратился со своей просьбой к дежурному отдела перевозок, тот категорически отказал.

— Да вы что, смеетесь, товарищ лейтенант, вы посмотрите на погоду! Да какой летчик согласится лететь? Я же не могу им приказать. Нет, ничего не получится.

— Я сам поговорю с летчиками и механиками, — сказал Владимир. — Они коммунисты?

— Комсомольцы, а что? — спросил растерявшийся дежурный.

— Если комсомольцы — то поймут! — уверенно сказал Владимир.

Дежурный в раздумье посмотрел на него.

— Ну, а я коммунист, — ни с того ни с сего сообщил он и, сам поняв, как по-детски это прозвучало, неожиданно рассмеялся.

Владимир улыбнулся. Но тут же лицо его снова приняло озабоченное выражение.

— Я объясню вам, товарищ дежурный. Этого нельзя не понять…

В двух словах Владимир сообщил, в чем дело. Еще когда он рассказывал об убийстве Николая, дежурный молча схватил плащ и фуражку. Летчик и механики поняли еще быстрей. Владимир только начал свой рассказ, а они уже торопливо одевались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});