Большая грудь, широкий зад - Мо Янь

В помещении стояло на полметра воды, начальник службы безопасности хозяйства, одетый в чёрный дождевик, сидел на стуле, поджав ноги. Допрос шёл уже два дня и две ночи, но обстоятельства дела ничуть не прояснились. Начальник курил сигарету за сигаретой, воду усеивали размокшие окурки, и вся комната пропахла табаком. Он потёр покрасневшие глаза и устало зевнул. Заразившись от него, зевнул и делопроизводитель службы безопасности — он вёл протокол. Начальник взял с залитого водой стола набухший блокнот, пробежал глазами несколько строчек иероглифов и, ухватив Цзиньтуна за ухо, свирепо рявкнул:

— Признавайся, ведь это ты изнасиловал её, а потом убил?

Цзиньтун, всхлипывая уже без слёз, в который раз повторил одну и ту же фразу:

— Не убивал я её и не насиловал…

— Не говоришь, и ладно, — выдохнул вконец расстроенный начальник. — Скоро из уезда прибудет судебный медэксперт с собакой. Рассказал бы сейчас, зачли бы как добровольное признание.

— Не убивал я её и не насиловал… — сонным голосом повторил Цзиньтун.

Начальник смял пустую пачку от сигарет и швырнул в воду. Потом опять потёр глаза, пытаясь стряхнуть сонную одурь.

— Отправляйся-ка ты, Сунь, в контору и позвони в уезд, чтобы поторопились, — обратился он к делопроизводителю, потянув носом. — Труп, похоже, уже пованивает, и если они вскоре не появятся, всё наше расследование пойдёт прахом.

— Ты что, начальник! — удивился тот. — Телефонной связи нет с позавчерашнего дня: такие ливни хлещут, все столбы давно уже попадали.

— Мать-перемать! — Начальник службы безопасности соскочил со стула, нахлобучил шапку и побрёл по мутной воде к двери. Стоило ему высунуться на улицу, как по спине звонко ударила низвергающаяся с крыши лавина. Он добежал до места любовных утех Цзиньтуна с заведующей и скрылся за дверью.

Во дворе смешались потоки чистой и мутной воды, плавала пара дохлых кур. Несколько выживших пристроились на куче кирпичей у стены и, втянув шеи, горестно кудахтали. Голова Цзиньтуна раскалывалась от боли, зубы стучали — не унять. В опустошённом сознании остался лишь образ обнажённого тела заведующей. После того как он, повинуясь минутному порыву, соединился с ней, ещё мгновение назад живой, его терзало глубокое сожаление, а теперь переполняли ненависть и отвращение к этой женщине. Хотелось напрочь избавиться от этого наваждения, но оно, как некогда Наташа, не покидало его сознания. Разница была лишь в том, что образ Наташи был прекрасен, а заведующая Лун отвратительна, как призрак. Когда его притащили сюда на допрос, он решил, что не станет раскрывать подробности. «Не убивал я её и не насиловал. Она пыталась принудить меня, я отверг её, вот она и застрелилась» — лишь это он и сообщил в ходе допроса, который больше походил на неожиданное нападение хищной птицы, вцепившейся в голову.

Вернувшийся начальник службы безопасности стряхнул с себя воду:

— Раздулась, мать её, как свинья без щетины! Такая гадость, с души воротит. — И схватился за горло.

Торчавшая неподалёку высокая кирпичная труба, из которой ещё шёл чёрный дым, вдруг завалилась на крышу столовой и погребла её под собой, подняв большую серебристо-серую волну. Донеслось глухое шипение.

— Рухнула, вот те на, — пробормотал ошеломлённый делопроизводитель. — Какой тут допрос к чертям собачьим, когда жрать нечего.

За разрушенной столовой открылся жуткий вид на окрестности к югу: везде, до самого горизонта, вода. Линия дамбы ещё видна, но уровень воды за ней гораздо выше, чем в самой реке. Ливень шёл местами, будто кто-то водил в небе гигантской лейкой. Там, где поливали, с шумом падали косые потоки. Вода пенилась и бурлила, закрывая всё вокруг влажной дымкой. На участках, которые лейка миновала, было сравнительно ясно, и солнечные лучи освещали спокойное течение разлившихся вод. Госхоз «Цзяолунхэ» был расположен в самой низкой точке равнинного Гаоми, и туда стекала дождевая вода из трёх уездов. Вслед за столовой одна за другой стали рушиться все постройки хозяйства с глинобитными стенами и черепичными крышами. Устояло только большое зернохранилище, построенное по проекту правого Лян Бадуна. На птицеферме продержалось лишь несколько секций курятника, сооружённых из обломков разорённых кладбищенских склепов. В канцелярии, где шёл допрос, вода уже доходила до окон, в ней плавала пара табуреток. Начал приподниматься и стул, на котором сидел залитый по пояс Цзиньтун. На всей территории хозяйства слышались крики барахтающихся в воде людей. «На дамбу давайте, на дамбу!» — громко призывал кто-то.

Делопроизводитель выбил ногой окно и выскочил на улицу. Вслед ему полетела ругань начальника службы безопасности. Он обернулся к Цзиньтуну:

— Следуй за мной.

Во дворе коротышке начальнику приходилось грести руками, чтобы как-то продвигаться вперёд. На коньке крыши Цзиньтун увидел несколько сбившихся вместе куриц, а рядом с ними — разбойника-лиса. Во двор вынесло труп Лун Цинпин, и она поплыла за Цзиньтуном. Он прибавил шагу — поплыла быстрее и она, он свернул — труп последовал за ним. Цзиньтун чуть не обделался от страха. Избавился он от неё, лишь когда она зацепилась всклокоченными волосами за проволоку у свалки военной техники. Не успели они с начальником добрести до механизированной бригады, как обвалился и весь курятник.

На машинном дворе бригады люди облепили два красных комбайна советского производства. На них пытались вскарабкаться и другие, но в результате уже стоявшие наверху посыпались вниз.

Потоком воды начальника службы безопасности отнесло куда-то в сторону. Так наводнение помогло Цзиньтуну обрести свободу. Он направился к группе правых, которые, взявшись за руки, пробирались к дамбе. Вёл их прыгун в высоту Ван Мэйцзань, а замыкал цепочку инженер-строитель Лян Бадун. Там были Хо Лина, Цзи Цюнчжи, Цяо Циша и ещё много других, кого он не знал по имени. Загребая руками и ногами, он присоединился к ним. Его притянула за руку Цяо Циша. Мокрая одежда женщин липла к телу, и они были как голые. В силу скверной привычки, от которой никак было не избавиться, он мгновенно рассмотрел форму и особенности грудей всех троих. Из-за крайне затруднительного положения, в котором оказались их обладательницы, груди казались удручёнными, но тем не менее прекрасными и тёплыми, исполненными непорочной святости и торжественного великолепия, свободы и любви. Совсем не такие, как нераспустившиеся, твёрдые, словно железо, груди Лун Цинпин. Цзиньтун любовался грудями бредущих в воде женщин, и это вдруг вернуло его в полную мечтаний пору детства, дьявольский образ Лун Цинпин отступил. Он ощутил себя бабочкой, выбравшейся из почерневшего трупа заведующей, — бабочкой, которая, обсушив крылья на солнце, запорхала меж этих грудей, источавших благоухающий аромат.

Хотелось брести и брести в этой воде, и неважно, что тяжело. Но к действительности его вернула дамба, на которой, обхватив плечи руками, стояли работники хозяйства. Над водой, неспешно текущей вровень с ней, — ни ласточек, ни чаек. На юго-западе под белой пеленой дождя виднелся Далань, со всех сторон неслись беспорядочные звуки водной стихии.

Когда скрылось под водой и большое, крытое красной черепицей зернохранилище, на месте госхоза ничего не осталось. На дамбе заплакали — всхлипывали и левые, и правые.

— Не плакать, товарищи! — хрипло кричал, мотая седой головой, завхозяйством Ли Ду, то бишь Лу Лижэнь, которого мало кто знал в лицо. — Крепитесь! Надо сплотиться, и тогда любые трудности будут по плечу… — Он вдруг схватился за грудь, стал оседать и, несмотря на попытки завканцелярией удержать его, рухнул в грязь.

— Кто-нибудь смыслит в медицине? Врача, врача скорее! — завопил тот.

Подбежала Цяо Циша и мужчина из правых. Они проверили пульс заведующего, подняли веки, ущипнули точку жэньчжун под носом и хэгу — между большим и указательным пальцами, но тщетно.

— Готов, — безразличным тоном произнёс правый. — Инфаркт.

Ма Жуйлянь открыла рот и взвыла голосом Шангуань Паньди.

Опустилась ночь, люди на дамбе сдвинулись поближе друг к другу, чтобы согреться. Мигая зелёными огнями, пролетел самолёт. Вспыхнула какая-то надежда, но он промелькнул, как комета, и больше не возвращался. Около полуночи дождь перестал, и завели своё оглушительное пение бесчисленные лягушки. Несколько звёздочек мерцали на небе так слабо, что, казалось, вот-вот упадут. Когда замолкали лягушки, было слышно, как шелестит от ветра листва проплывающих мимо деревьев. Кто-то прыгнул в воду, словно взыграла большая рыбина. Никто не позвал на помощь, никто особо и внимания на это не обратил. Через некоторое время в воду прыгнул ещё один — полное равнодушие.

В мерцающем свете звёзд к Цзиньтуну подошли Цяо Циша и Хо Лина.

— Хочу рассказать тебе, кто я, вот так — через посредника, — сказала Цяо Циша. И заговорила по-русски, обращаясь к Хо Лина. Та без каких-либо эмоций, ровным голосом начала переводить: