Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

– Отлично, – сказал Эдуард, поглядел на пистолет Олафа у себя в руке, потом протянул ему, пристально и тяжело глядя в глаза. – Олаф, мне нужно, чтобы ты меня прикрывал. Ты на это способен?

Олаф кивнул и медленно взял пистолет из руки Эдуарда.

– Я тебя прикрываю, пока эта тварь не сдохнет. А потом поговорим.

– Жду с нетерпением, – кивнул Эдуард.

Я посмотрела на Бернардо, но по его непроницаемому лицу вряд ли можно было догадаться, что у него на уме. Скорее всего он подумал о том же, что и я: Олаф предупредил сейчас Эдуарда, что после завершения дела он попытается Эдуарда убить. И тот с этим согласился. Вот и все.

– Какая большая дружная семья, – нарушила я молчание, затопившее салон.

Эдуард пристегнулся и снова взялся за руль, сверкнув на меня лучистыми глазами Теда.

– Как любая семья, мы можем и подраться между собой, но гораздо вероятнее убьем чужака.

– На самом деле, – сказала я, – почти все убийства совершаются любящими и любимыми родственниками.

– Или супругами, не будем забывать супругов, – сказал Эдуард, включая передачу и аккуратно въезжая в редкий поток машин.

– Я же сказала, любящими и любимыми.

– Ты еще сказала «родственниками», а у мужа с женой общей крови нет.

– Какая разница – одна телесная жидкость или другая? Мы убиваем тех, кто нам всего ближе.

– Мы не близки, – сказал Олаф.

– Нет, не близки, – согласилась я.

– Но я все равно тебя ненавижу.

Я произнесла, не оборачиваясь:

– Взаимно.

– А я думал, что вы никогда ни в чем друг с другом не согласитесь, – сказал Бернардо. Весело сказал, шутливо. Никто не засмеялся.

46

В свете утра покрашенный в черное фасад бара имел усталый вид. Видно было, что краска потрескалась и облезает. И фасад бара казался таким же заброшенным, как и все дома на улице. Может, это не Ники Бако вытеснил отсюда все заведения, а само так вышло. Стоя здесь, в мягком утреннем тепле, я почувствовала то, чего не заметила тогда ночью. Будто улицу использовали, выжали досуха в мистической сцене. В последний раз, когда я здесь была, у меня было отчетливое ощущение, что это Бако выкачал из улицы все жизненные силы, но если бы так оно было, то ему не хватало бы энергии себя поддержать. Или эти отрицательные энергии вернулись в конце концов обратно. Почти все системы магии или мистицизма содержат правила поведения, что можно делать и чего нельзя. Если нарушаешь их, то на свой страх и риск. Ведуны называют это тройным правилом: что сделаешь другим, вернется к тебе троекратно. Буддисты называют кармой. Христиане – расплатой за свои грехи. А я говорю: что уходит, то и придет. И это действительно так, сами знаете.

«Файрстар» я заткнула спереди под штаны без кобуры, потому что пистолет оказывается выше и не так вдавливается. Эдуард одолжил мне кобуру для браунинга, и я повесила ее на бедро, хотя стала похожа на ковбоя с Дикого Запада с пистолетами накрест. Впрочем, черная тенниска спускалась достаточно низко и прикрывала их. Для меня почти все рубашки длинноваты, если их не заправлять. Вид несколько неряшливый, зато пистолеты не слишком заметны, если не приглядываться. Тенниска слишком облегающая, чтобы они не выпирали, хотя Эдуард позаботился привезти мой черный пиджак, который помог их замаскировать. Последний раз, когда я выходила с пистолетами, за мной была полицейская поддержка, но сейчас мы вносили оружие в бар, что полностью противоречит законам штата Нью-Мексико. Я, впрочем, не очень беспокоилась, но все же мне бы не хотелось, чтобы сегодняшний день полиция выбрала для обхода.

И еще у меня были наручные ножны с ножами. Рамирес собрал в том аду все мои ножи и отдал Эдуарду, который их оттер, вычистил, смазал и отточил до последнего дюйма. Большой нож пришлось оставить в машине, потому что я не могла придумать, как его внести скрыто, а являться с чем-то вроде короткого меча прямо в руках было бы чересчур агрессивно.

Эдуард дал мне даже зажигательную гранату – сунуть в карман пиджака. Она уравновесила «дерринджер» в правом кармане, и пиджак на ходу не перекашивало. И «дерринджер» тоже был его идеей, хотя я привезла с собой его из Сент-Луиса. Я не думала, что он мне сегодня обязательно понадобится, но привыкла с Эдуардом не спорить, когда он предлагал мне оружие. Если он говорил, что оно может понадобиться, то обычно оказывался прав. Страшновато, если вспомнить гранату, правда?

Будто по невидимому сигналу Олаф подошел и попробовал дверь бара. Заперто. Он дважды постучал так, что дверь задребезжала. И встал прямо перед дверью. Я бы, после того как видела ствол обреза в прошлый раз, так не поступила. То ли Олаф про обрез не слышал, то ли ему было плевать. Может, он старался быть муи мачо, чтобы произвести впечатление на меня, а то и на себя самого. Если бы он был больше в себе уверен, его не так легко было бы достать.

Даже сбоку, где я стояла, слышен был звук отодвигаемых засовов. Отличные, прочные засовы, судя по звуку. Дверь медленно отворилась, выставляя напоказ толстый ломоть тьмы, как пещеру. Дверь продолжала открываться, будто сама по себе. И только в последний момент показалась толстенная лапища и разрушила иллюзию.

В дверях стоял Арфа и пронзительно глядел на нас из-под тех же черных очков, что были на нем в прошлый раз. Одежду он сменил, и на нем был джинсовый жилет поверх весьма волосатых груди и живота. Больше он похож был на медведя, чем на вервольфа. Большой, здоровенный сонный медведь, который вылез из койки, нацепил что попало и побрел, порыкивая, к двери. И даже его неотмирная энергия казалась сегодня тусклее.

Но он загородил дверь своей тушей и проворчал:

– Только Анита. Остальным нельзя.

Я обошла Олафа, и он даже подвинулся, чтобы я могла встать перед Арфой. Либо Олаф стал вежливее, либо считал, что пусть лучше перед этой дверью буду я, а не он.

– Ники сказал, что я могу привести с собой друзей.

Арфа оглядел меня:

– Похоже, тебе нужны друзья получше.

Я не стала наступать на больную мозоль – это не помогло бы.

– Скажем так: я надеялась на помощь полиции, а они опоздали.

И это было правдой, и мне все еще хотелось бы знать, где носили черти Рамиреса, пока я изображала из себя одинокого рейнджера. К полисменам я отношусь хорошо, но знала, что моя реплика Арфе понравится.

Так и вышло. Он оскалил зубы в мимолетной улыбке, в бороде сверкнули волчьи клыки. Он явно слишком много времени проводил в обличье волка. Тут послышался низкий бормочущий мужской голос. Арфа повернулся на голос одним плечом, потом снова обратился ко мне.

– Босс говорит, что приглашена ты, и больше никто.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});