Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах - Гагик Карапетян

– Вместе с тем Руслан продолжал искать команду, предлагая себя в прежнем качестве.

– А что в том удивительного? Природа, в общем-то, позаботилась о его спортивном долголетии. Ведь с точки зрения физической структуры Нигматуллин – астеник. То есть ему нет нужды все время контролировать вес – он у него стабильный. Что касается перерыва в выступлениях, то и это обстоятельство несильно сказалось на Руслане. Да, может, в техническом отношении он и потерял какие-то вратарские качества, но профессиональные кондиции сохранил.

– Что это – невостребованность или желание заработать? Недавно Руслан защищал ворота одного из израильских клубов. А на августовском столичном дерби нынешнего сезона «Локо» – «Спартак» выступил уже диджей-сетом. Выступление Руслана началось за 40 минут до начала матча и продолжилось в перерыве.

– Ну, наверное, жизнь заставляет его искать работу. Все-таки для меня он – прежде всего футболист. Вратарь такого уровня, где бы он за рубежом ни выступал, будет попадать в основу. А там деньги платят неплохие…

* * *

– В отличие от 10 полевых игроков персональной вратарской доле не позавидуешь – его никто не может подстраховать. Точно сказано – последний оборонительный рубеж.

– По этому поводу есть очень точное высказывание. Принадлежит оно народному артисту СССР Юрию Яковлеву – популярной «звезде» киноэкрана и одному из ведущих актеров Театра имени Вахтангова. Как-то в составе группы поддержки он приехал на базу в Новогорск. Мы разговорились на близкую нам обоим театральную тему о большой схожести сценической и футбольной жизни. И вот во время той неформальной беседы он вдруг признался:

– Знаете, доктор, сколько лет я на сцене, но каждый раз перед выходом меня охватывает, как говорят спортсмены, сильный мандраж. И это, заметьте, при том, что в зале сидит от силы несколько сотен зрителей. Что должен испытывать человек, защищающий ворота на глазах ревущего стотысячного стадиона! Я, конечно, слабо себе представляю тонкости вратарского амплуа. Но одно всем очевидно: если полевой игрок ошибся, то это еще совсем не означает, что его команде непременно забьют гол; тогда как ошибка вратаря делает этот гол просто неминуемым. Мне не хватает воображения представить, как голкиперы справляются с нервами? Уже за одно это они заслуживают исключительного уважения.

– Весьма интересное размышление. Кстати, кажется, вратари более подвержены суевериям, чем их товарищи по команде?

– Вот еще одна сходная черта с людьми театра. Правда, у тех доминируют устоявшиеся, общепринятые приметы. А у футболистов – и вратарей, в частности, – все более индивидуально. Скажем, Дасаев, если кто обращал внимание, обязательно ступал на поле с левой ноги. И держал в руке некую белую сумочку в руке – говорил, что у него там якобы запасные перчатки. Хотя при этом все мы прекрасно понимали: они нужны были ему там, как мне прошлогодний снег. Но для Рината это был талисман. И поэтому он бережно пристраивал сумочку (никто не знал о ее содержимом) в глубине ворот, за штангой…

– А уж когда пенальти бьют, фантазиям футболистов нет предела…

– Тут, конечно, старались кто во что горазд. Я, например, застал знаменитого торпедовского вратаря, заслуженного мастера спорта Анатолия Акимова (1915–1984). В 1936-м за удивительную гибкость парижские газеты окрестили его «человеком-угрем». Настраиваясь на то, чтобы отразить 11-метровый удар, он непременно стучал носком ботинка о землю.

Другие эту процедуру старались разнообразить и замаскировать. Скажем, якобы сбивая с шипов землю с травой, постукивали бутсой о штангу. Некоторые перед пробитием им пенальти выбегали к мячу на «точке», чтобы постоять над его «душой», и уж только потом возвращались в ворота. Использовались и другие «фишки». Например, у Кавазашвили что-то было связано с кепкой. Рудаков, отвернувшись спиной к штанге, прямо-таки долбил ее шипами…

– Вы неоднократно рассказывали о взаимоотношениях основных голкиперов с дублерами. Есть ли тут замеченная вами некая закономерность, тенденция?

– Может, мне повезло, но я не знал дублеров, пытавшихся подсиживать первых вратарей. Как правило, новички уважительно относятся к лидерам, многие живут на базе в одной комнате, всегда друг друга поддерживают (пожалуй, только Нигматуллин выпадал из дружной вратарской касты). Не могу припомнить случая, чтобы один другого упрекал за пропущенный мяч.

– Завидная цеховая солидарность! Сегодня в символический клуб Яшина входят 26 вратарей СССР и России. Восемь из них, Савелий Евсеевич, из вашей «сборной» – Дасаев (по всем параметрам занимает 1-е место), Яшин (2), Рудаков (3), Овчинников (4), Кавазашвили (5), Виктор Чанов (6), Пильгуй (19), Гонтарь (25).

Глава 2

«Они тут не пройдут!»

– Савелий Евсеевич! Переходим к стопперам – следующей линии вашей сборной «избранных» футболистов.

– В моей «коллекции» целая группа защитников, которых я считаю выдающимися. И их список, на мой взгляд, должен открываться Шестерневым – знаменитым капитаном сборной СССР, который пять лет подряд выводил ее на поля чуть ли не всех континентов планеты.

Шестернев Альберт Алексеевич. Заслуженный мастер спорта. Родился 20 июня 1941 г. в Москве. Воспитанник команды Московско-Ярославского отделения Московской железной дороги «Локомотив», затем футбольной школы ЦСКА.

Выступал за ЦСКА (1959–1972). Чемпион СССР 1970 г. Лучший футболист СССР (по результатам опроса еженедельника «Футбол») 1970 г. В сборной СССР провел 91 матч (1 – неофициальный). За олимпийскую сборную СССР сыграл 9 матчей. Финалист Кубка Европы 1964 г. Полуфиналист чемпионата мира 1966 г. (4-е место). Участник чемпионата мира 1970 г. Участник чемпионата Европы 1968 г. Участник матча сборная ФИФА – сборная Бразилии в 1968 г. Занял 10-е место в опросе «Франс футбол» («Золотой мяч») в 1970 г.

Тренер в ЦСКА (1974, 1981, 1982). Главный тренер ЦСКА (1982–1983). Старший тренер в футбольной школе ЦСКА (1975–1981). Начальник футбольной школы ЦСКА (1984–1985).

Скончался 5 ноября 1994 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

– Когда вы познакомились?

– Осенью – зимой 1965 г. Алик (так дружески обращались к нему) участвовал в турне сборной по Южной Америке. Знакомство получилось, как догадываетесь, вынужденным. На уже неоднократно упомянутом историческом матче со сборной Бразилии Шестернев получил очень болезненную травму – сильный ушиб надкостницы. Повреждение оказалось таким, что каждый шаг отзывался острой болью. Но предстояла встреча со сборной Аргентины. И Алик обратился ко мне. Нет, не с просьбой. А буквально с требованием:

– Я должен играть! Это необходимо!

Однако в то, что он сможет появиться на поле, я не верил. Но что делать? Не надеясь на успех, сделал новокаиновую блокаду. Шестернев, представьте, все-таки сыграл за сборную. И двигался так, что я просто-напросто отказывался верить собственным глазам. Алик не только не хромал, он действовал четко, безошибочно – словом, был лучшим в линии обороны. После матча Шестернев искренне удивлялся:

– Как сумел отыграть, доктор, не понимаю! Вроде и боли особой не чувствовал…

Не чувствовать боли, а точнее, уметь ее превозмогать, забывать о себе, полностью отдаваться борьбе – удел воистину сильных людей.

Еще больше мы по-товарищески сблизились на первенстве мира-1970 в Мексике. В ту пору армейский дуэт Шестернев – Капличный успешно выступал как в клубе, так и в сборной. На меня Алик с самого начала произвел хорошее впечатление общительностью и особой, свойственной исключительно волевым людям уравновешенностью. Я уж не говорю о благожелательности и понимании, с которыми этот один из ведущих игроков сборной относился ко мне – напомню, неопытному в ту пору футбольному доктору.

– Чем вас, уже не как врача, а болельщика со стажем, поразил Шестернев?

– Будучи центральным стоппером он обладал реактивной скоростью. Эту способность он принес в футбол из прежнего спортивного увлечения – легкой атлетики, где предпочитал «гладкий» спринт. Скорость по праву считалась огромным его «плюсом», с лихвой компенсировавшая те немногие «минусы», которые имелись в его игре.

Убежать от Алика было почти невозможно. Подхватив мяч, он часто и успешно подключался к атаке. Жаль только, что в конце рейдов порой вдруг утыкался в чужую штрафную. И тогда, конечно, вряд ли мог предложить что-либо интересное форвардам. Зато в «зоне своего основного внимания» – в защите, Шестернев был Эйнштейном: без запинок читал игру самого изощренного, самого высокого уровня, что обычно позволяло ему вовремя занять наиболее оптимальную позицию.

Вы, вероятно, помните, что тогда очень популярно было держать в линии обороны «чистильщика», или, как его называли изобретатели этого амплуа – итальянцы, «либеро». Так вот в этом качестве Алику не было цены!