Научный «туризм» - Владимир Михайлович Пушкарев

корыту и вновь начинается солидная, неторопливая дискуссия. Но вот свинья выбрана, расчищено место в снегу, дядя Коля точит ножи, все переодеваются в старое. Ну, дальнейшее мы опустим – чувствительные горожане не любят этих сценок, им больше нравится читать про сбор персиков на юге республики. В конце концов, кабан лежит на боку, его обкладывают соломой (никаких паяльных ламп!) и поджигают с нескольких сторон. К небу поднимается столб ядовито-желтого дыма, и этим дымом пропитывается слой сала, прилегающий к коже, приобретая аппетитнейший запах. Отдельными пучками горящей соломы подсмаливают остатки щетины. Затем свинью скребут обломком старой косы, моют горячей водой, и вот коричневато-желтая, дымящаяся на морозе туша готова к вскрытию.

Надо сказать, что правильно и быстро разделать свинью это целое искусство, и даже в селе часто этим занимаются особые бригады из 2–3 человек – так сказать профессионалы своего дела. Вначале вырезают небольшой участок сала между передними ногами, подрезают и вынимают грудину. Затем сливают кровь, которая на морозе быстро сворачивается. Аккуратно срезают тонкий слой сала с живота. Это самое вкусное сало с прослойками мяса – сырье для бекона. Вынимают кишки – женщины несут их за сарай мыть и чистить. Мужчины заняты разделкой туши. И постепенно картина упрощается. Печень, темно-красная, многолопастная, ложится в отдельный тазик – для жарки. Голова отрезается и погружается срезом в снег. Ножки, со снятыми копытцами, обсмаленные, пахнущие дымком, пойдут на холодец. Вынимается нутряной жир, диафрагма. С боков снимают широкие полосы толстого, в ладонь руки, сала. И вот начинается самое приятное: отделение филейных частей. Отдельно складываются задние ноги, по 15–20 кг каждая. Затем разрезается хребет. Отделяют ребра и куски хребта с полоской самого вкусного мяса, окаймленного тонким слоем сала. Оно и цветом отличается от мяса из других частей тела, и стоит дороже. Из него готовят мясной балык или, в свежем виде, биточки. Наконец, уносится спинной тяж сала, собирают остатки соломы, сжигают ее (во дворе должен быть порядок), и вскоре только выплавленное в снегу черное пятно напоминает о недавних событиях. И постепенно, в ходе всей этой разделки в вас просыпается дух предков, ну если и не дух, то определенное настроение. Появляется какая-то кровожадность, вид дымящихся на морозе окровавленных кусков мяса приносит вам удовольствие. Такое же чувство иногда появляется, когда проходишь по мясным рядам Бессарабки, и дебелые продавцы в окровавленных, грязноватых халатах берут руками аппетитные куски свежего мяса, демонстрируя их с разных сторон по вашей просьбе. Это чувство природы, голос животного в человеке. Видно, не все еще вытравили городские условия жизни, где мясо присутствует уже лишь в виде безликих гуляшей, фаршей, колбас и бифштексов.

Ну, да это еще не все. Пока мужчины заканчивают разделку туловища, женщины уже жарят мясо, печень, нарезают сало, выливают на сковородки кровь. Кухня наполняется вкуснейшими запахами, дымом, стуком ножей, потрескиванием сала и лука на сковородках. А из подвала уже несут соленые (бочковые!) огурчики и помидоры, от одного вида которых рот наполняется слюной. И вот стол накрыт. Гора отваренной картошки, соления, маринованные грибочки, 4–5 сковородок (именно сковородок) с зажаренным мясом, салом, кровью, печенью – свежина! Рядом большая тарелка со свежим, крупно порезанным салом, на котором лежат разрезанные на четыре части луковицы. Хозяин твердой рукой разливает в мутноватые граненые стопки холодный, ароматный первак, специально выгнанный по такому случаю. Говорится незатейливый тост, вроде: "Ну, чтоб не последнего"… Самогон обжигает горло, и на секунду сердце сжимает холодная рука, затем тепло идет по жилам, ударяет в голову, а на вилке уже дрожит холодный слизистый масленок… А назавтра предстоит еще дегустация всякого рода кровянок, сальтисонов, а через месяц в кладовке будет висеть благоухающий окорок…

Хорошо в деревне…

1984

Саша

(Из серии "Однокурснички")

Посмотришь вокруг временами

и ставишь в душе многоточие…

Все люди бывают говнами,

но многие – чаще, чем прочие.

И.Губерман

Саша Вересов появился у нас на втором курсе после армии. Это был симпатичнейший молодой человек, со спортивной выправкой и неутолимой жаждой знаний. Папа его преподавал в университете историю. Рассказывали, что однажды, возвращаясь из научной командировки, старший Вересов (профессор!) украл на базаре в Стамбуле какой-то малоценный сосуд. Местные жители, не догадываясь о высоком научном звании заморского гостя, поймали папу и тут же на базаре избили – был даже небольшой дипломатический скандальчик. После этого папа-профессор стал невыездным. Отношения в их семье были своеобразными. Саша, занимая деньги у родителя, писал расписку – "Я, Вересов А. С., получил у Вересова С. Б. восемь рублей, обязуюсь вернуть со стипендии семнадцатого марта". Процентов, правда, папа с детей не брал.

И не то, чтобы явная сука, но так,… суковат по характеру.

(из характеристики В. И.Ленина неизвестным биографом)

Вначале Саша учился на вечернем отделении биофака. “Вечерников” трудно назвать студентами в полном смысле этого слова – курица не птица… Перед занятиями ребята обычно сбрасывались по рублю, пропускали по стаканцу вермута и приступали к учебе уже в сильно приподнятом настроении. Саша в этом случае сдавал только 40 копеек, утверждая, что отопьет вина именно на означенную сумму. Поэтому, и по другим причинам – приглашать его вскоре перестали.

К деньгам Саша вообще относился трепетно. Все просчитывал чуть ли не до десятых долей, и плохо было тому, кто рисковал покуситься на кровную Сашину копейку. Вересов помнил о долге в течение многих месяцев, и даже лет. В нотариальной конторе он довел до исступления бедного служащего, требуя объяснить, почему на бланке, за который с него требуют целых две копейки, не указана его стоимость. При этом Саша не тратил ни одного грана своего нервного здоровья – все делалось с исключительным спокойствием. Спустя короткое время, у него на курсе утвердилась прочная репутация откровенного жлоба. Особенно интенсивно презирал его Леша Раевский – человек широкой натуры, любивший с размахом тратить деньги, как свои, так и, особенно, чужие.

Перенедопил – выпил больше чем мог, но меньше, чем хотел.

(Толковый словарь алкоголика)

Водку закусывайте манкой и винегретом: манка выходит легко, а винегрет – красиво.

Осенью нас вывезли на месяц в Сокиряны для сбора любимого злака Никиты Сергеевича. Руководил нами преподаватель дарвинизма Ярослав Гаврилович – человек мышиной наружности, до телесной дрожи боявшийся факультетского и прочего начальства. Свои лекции читал плохо, сбивчиво, вопросов не любил и боялся. Особенно донимал его вопросами (не из вредности, а в силу патологической любознательности) Коля Величко.