Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

Первая Г. Дума была распущена по инициативе и настоянию Горемыкина. Как я слышал от самого Горемыкина, вот как это случилось; Горемыкин был у Государя и настаивал на необходимости роспуска Г. Думы, так как Горемыкин уверял, что с этой Думой правительство ничего сделать не в состоянии, что Дума эта только будет революционизировать страну. После доклада Горемыкина Его Величеству на это угодно было соизволить и подписать указ о роспуске Г. Думы. Это было 7-го июля.

319 Горемыкин вернулся в Петербург, послал указ в Сенат для опубликования, а сам лег спать и приказал себя не будить. Ночью он уже получил распоряжение указ не опубликовывать, но так как он спал и приказал себя не будить, то распоряжение это ему и не было передано, а потому на другое утро указ этот появился. Таким образом, злые языки говорили, что Дума была распущена, вследствие известного, составляющего характерную черту Горемыкина, постоянного стремления к полному спокойствию.

Одновременно с роспуском Г. Думы последовало и увольнение Горемыкина и назначение на его место Столыпина. Увольнение Горемыкина было для него неожиданно. Государь Император, согласившись распустить Г. Думу и подписав указ, затем объявил Горемыкину, что он его освобождает от поста председателя совета, что для него, Горемыкина, было совершенно неожиданно. Он не без основания приписывает такое решение Его Величества, с одной стороны интриге Столыпина, а с другой стороны - воздействию Трепова.

Трепов, который сам выдвинул Горемыкина, как председателя совета, с ним не уживался. Трепов полагал, что, если будет назначен Горемыкин, то Горемыкин будет во всем его слушаться, а поэтому он и рекомендовал Горемыкина. Вероятно, Горемыкин во многом и слушался Трепова, но постольку, поскольку это послушание должно было переменить натуру Горемыкина, это было невозможно. Горемыкин любил покой и отдохновение, поэтому он мало являлся в Г. Думу, выступал в Г. Думе только несколько раз и то с декларациями, заранее написанными и такими, которые могли только раздражать Г. Думу. Трепов находил это недостаточным, он указывал Горемыкину, что Горемыкин должен принимать деятельное участие в дебатах Думы, не спускать Г. Думе и против каждого ее решения представлять возражения. Это было совсем не в характере Горемыкина. Горемыкин по натуре - манфишист.

Вследствие этого, как мне рассказывал Горемыкин, Трепов составил вроде инструкции Горемыкину, как он должен поступать в отношении Думы, в каких случаях он должен являться и как должен воздействовать на Думу. Эта инструкция, с резолюцией Государя, что он находить ее правильной, была передана Его Величеством Горемыкину как бы для руководства. Это окончательно охладило Горемыкина к Трепову, а с другой стороны, и Трепова к Горемыкину. Поэтому, надо думать, уходу Горемыкина, для него совершенно неожиданному, содействовал также и Трепов. Вероятно, Трепов докладывал, что 320 для того, чтобы собрать новую Думу, более спокойную, необходимо, чтобы министерство было составлено из людей марки более либеральной, а потому такие лица, как Горемыкин, Стишинский - главноуправляющий земледелия, князь Ширинский-Шахматов - обер-прокурор Святейшего Синода, должны уйти и быть заменены лицами более либеральной марки. В то время Столыпин крайне либеральничал: он говорил в Думе весьма либеральные речи, давал всевозможные обещания. Он проповедывал и полную веротерпимость и обещал уничтожение всяких исключительных положений, существовавших и поныне существующих для крестьян, и расширение образования, и различные блага инородцам и т. д.

Вот Трепов и думал, и не без основания, втереть очки российским избирателям и при помощи такого либерала, как Столыпин, получить более консервативную Думу, сравнительно с первой Г. Думой.

Вместо Стишинского был назначен главноуправляющим земледелия князь Васильчиков, прекрасный человек во всех отношениях, джентльмен, человек с большим состоянием, либеральный больше на словах, чем на деле, и человек мало деловой. (Князь Васильчиков, как я об этом говорил ранее, - человек в высшей степени порядочный, но не деловой. Я помню, что когда Святополк-Мирский был назначен министром внутренних дел, то он хотел взять себе в товарищи князя Васильчикова.

Когда князь Васильчиков был у меня, и я в первый раз вел с ним деловой разговор, то он, вероятно, нашел, что я чересчур консервативен, так как князь Васильчиков высказывал гораздо более либеральные воззрения, нежели я.

Затем назначение князя Васильчикова не состоялось и, как мне передавал князь Мирский, не состоялось, потому, что князь Васильчиков написал род программы, только при условии принятия которой он мог занять место товарища министра внутренних дел, причем в числе прочих пунктов его программы был пункт о закономерном отношении к Финляндии, в смысле точного исполнения финляндской конституции.

Князь Мирский докладывал эту программу Его Величеству, и Его Величеству не совсем понравилось такое отношение князя Васильчикова к Финляндии.

Знаменательно, что когда прошло несколько лет и князь Васильчиков, оставя уже пост министра, сделался членом Государственного Совета, то при образовании клуба националистов в Петербурге - князь был выбран и пошел в председатели этого клуба, клуба вполне политического, крайне узкого, который, главным образом, имеет в виду преследование всех инородцев Российской империи. Точно также, когда, в 1911 году через Государственный Совет проходил финляндский закон, вполне нарушивший вей конституционные гарантии Финляндии, - князь Васильчиков был из числа тех, которые подали голос за этот закон.

Все-таки я должен сказать, что князь Васильчиков делал это малосознательно, так как по его натуре, как мне кажется, он глубоких убеждений иметь не может.

В течение последних 5-6 лет не только общественные деятели, но и государственные деятели, так резко меняли свои убеждения, держа нос по ветру, что указанный мной случай с князем Васильчиковым не представляет ничего особенного. Можно по пальцам перечислить тех государственных деятелей, которые не изменили ни свои убеждения, ни свой фланг, начиная с 1905 года, и этот разврат в государственных мыслях, убеждениях и действиях произошел, главным образом, от режима, установленного Столыпиным.).

А вместо обер-прокурора князя Ширинского-Шахматова был назначен попечитель петербургского учебного округа Извольский, вероятно, только потому, что он брат Извольского, министра иностранных дел.

321 Как мне говорили, Столыпин хотел назначить, обер-прокурором князя Оболенского, который был обер-прокурором Святейшего Синода при мне и который состоит в близком родстве со Столыпиным, но Государь на это назначение не согласился, а потому Столыпин решительно не знал, кого назначить, и вот в одно из заседаний совета министров, когда Столыпин сказал, что не знает решительно кого назначить - Извольский сказал: "назначьте моего брата", тот и назначил. Этот Извольский, обер-прокурор, человек очень порядочный, имеет некоторые достоинства, но, конечно, не представляет собою человека, который мог бы с успехом занимать какой бы то ни было государственный пост, а особливо пост обер-прокурора Святейшего Синода, так как Извольский никогда никакого отношения к церковному управлению не имел и по натуре недостаточно широк для поста министра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});