Вектор: Послесловие - Никита Владимирович Чирков

для знакомства с другими людьми и освоения нового пласта социальной жизни человека. Но тогда ее интерес к мальчикам так и не шагнул дальше желания, даже при условии вполне реальных возможностей познать нечто новое, личное и интимное.

К сожалению, она не имела примера нормальной семьи перед глазами всю свою жизнь и, даже когда пыталась изучить этот аспект, всерьез общаясь с психотерапевтами для выяснения истинности ее непонимания традиций и формальностей, Октавия всегда упиралась в простое недоверие человеческих отношений. Ей было непонятно, как можно создать семью на основе чувств. А на основе доверия? Люди в ее жизни не всегда были плохими, но с годами все больше находилось аргументов и доводов в пользу ненадежности человеческого «я». И вот ближе к тридцати годам, когда в конечном итоге пришло понимание, что уже поздно строить семью, ибо самой ей не измениться, а себя она нашла лишь в работе, то каким-то естественным образом ей стало проще жить уже с мыслью, что семья-то есть. Так оно и развилось – постепенно, кирпичик за кирпичиком: ложь знакомым о некоем парне дала в моменты почувствовать себя лучше обычного за счет отсутствия ярлыка изгоя, потом разные истории, чаще придуманные для самой себя, нежели для окружающих, а там и страх перед раскрытием фальши всех ее историй и образов. В итоге ложь, а для нее приятная и никому не вредившая выдумка, заменила реальность, став опорой большей, чем любой живой человек за всю ее жизнь. Фотографии появились незаметно: сначала хотелось визуализировать, просто представить: авось ей так понравится видеть себя с кем-то, что позволит поверить в реализацию проекта в реальности. В Сети много всего, можно взять любое фото, подкорректировать, что-то убрать, что-то или кого-то вставить – и вот оно, то, каким видится в мечтах. В один момент она все же попыталась: знакомство, целая неделя общения и личных встреч со всеми вытекающими, но потом случилось самое простое, оттого и ненавистное – и она поняла, что с выдумкой проще. Никакого хаоса, никакого страха, никакого одиночества – выдумка лишена изъянов. Разве это плохо? Многие, кто лишился близких и семьи, живут прошлым – так почему же она не может адаптировать под себя данную систему? Это делает ее счастливой, а значит, это правильно, всегда верила она сердцем. Им никогда не будет на нее плевать, как ее родителям. Они не предадут, как подруги, и не наплюют на нее, как все в ее детстве до самого совершеннолетия. Не нужно бояться их пропажи, как и их смерти.

Это являлось той единственной и сокровенной причиной ее бесстрашия, непробиваемости и даже холодного цинизма на профессиональном уровне по отношению ко всем и всему. Бояться-то нечего, смерть для нее стала лишь вопросом времени, выбрать которое будет для нее гордостью перед всеми остальными людьми. Она не верит в загробный мир, ибо там не может быть лучше, чем здесь, – а значит, и покоя ждать не следует. Как и не верит в ценность любой и при любых условиях жизни: уж если и продолжать биологическое существование, то строго осознанное и небезосновательное. И вот она долгие годы жила с мыслью о смерти, но не привычной для апатичных людей или же существующих некоторое время в глубокой депрессии, а, наоборот, как освобождение от существования в мире, где она всегда была чужой, и порой казалось, что лучшее, чем она может отблагодарить мир, – это отползти и сдохнуть, не мешать жить другим. Все, что можно было, Октавия сделала, а все лучшее в ее жизни всегда с ней, и было много раз, когда, ложась спать, она думала о них и вполне осознавала в прекрасный для себя момент, что было бы здорово уже не проснуться. Дело-то было всегда в одном – закончить эту жизнь на приятной и гармоничной ноте. Жизнь сама по себе в любом случае продолжится – Октавия знала это еще с того момента, как ее биологические родители были ею же убиты в их квартирке. Она подмешала яда в вещество, прежде чем то попало в их организм. Тогда не было злости или гнева, обиды или отмщения – ей просто было интересно, может ли что-то измениться без них. Ибо мир маленькой девочки строился лишь в пустых бесцветных стенах с презираемыми ею людьми. И вот тогда они умерли, а ей было плевать на это: волновало лишь остальное, уже без них. Хотя некий интерес к самому процессу был: каково это – покинуть мир, не зная, что ты его покидаешь? Мечтать о завтра, которого уже не будет? Или же организм дает определенные сигналы, из-за чего сокрытое нутро в генетическом коде кричит сознанию понимание грядущего?.. Ответа она так и не нашла, но вместо поставленного вопроса пришел другой, куда более простой, но не менее важный: раз смерть неизбежна, то как подготовиться? Ответ оказался сокрыт в самом источнике вопроса, а именно – причина важности осознания. Для любого человека перед смертью важен всегда один момент, самый последний: то, что будет в нем, кто будет в нем… Самые близкие люди и самые теплые чувства в самый последний момент жизни. И вот она вновь, как и много раз за всю свою жизнь, всецело принимает факт смерти, видя себя в окружении мужа и детей. Теплые и личные, лишь ее и более ничьи чувства пропитывают все ее тело, делая его немного ватным, а разум – душистым, легким. Октавия искренне и в смирении с собой делает последний момент самым главным и ценным для нее. Остальной мир – уже не ее проблема. Глаза закрыты, она улыбается, наполненная счастьем, в свой последний момент жизни.

68

Случилось совершенно непредвиденное – настолько шокирующее, что даже почти замучивший голод и жажда отпустили свои захваты. Рыская по всем известным локациям, глаза и руки всеми способами пытались добыть еду или воду, последняя так вообще перестала идти с потолка пару снов назад. И вот в том помещении, где лежат остатки скелета существа, чей позвоночник был переломан о стол, оказывается, все это время находился инструмент для выхода отсюда. Справа от входа вдоль стены были некие предметы, как думалось ранее, прямо в стене, прикрепленные крепко и вроде бы бесполезные, на первый взгляд. Но, начав напоследок шерстить каждый угол, надеясь перед окончательным и бесконечным сном убедиться в безысходности, коснувшись рубильника сбоку, он включил редкий свет как раз по правой стене, единственный рабочий тут. Поначалу погоду это не сильно поменяло, ибо глаза к темноте приспособились, нюх отличный, слух превосходный.