Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Сергей Алексеев

– Благодарю за хлеб-соль, – сдержанно сказал Ражный и подал короб.

И по ее непонимающему, отчужденному взору понял, что это была не она.

– Ты почему без спроса лопату взял? – строго спросила сорока.

– Я не брал, – совсем уж по-ребячьи ответил он. – Топор и тулуп вот взял…

– Как вам не стыдно! Воины, араксы!.. Тьфу! – Сорока подхватила охапку дров и ушла в избу.

Ражный потоптался возле крыльца, потом сложил в короб битое стекло, ржавые, самоковные гвозди и отправился в свои чащи.

Уже непроизвольно он все еще искал следы присутствия человека, однако и в лесу снег сгоняло быстро, а оставшийся лежал слякотной кашей, так что и заметать их не было нужды. Он уже хорошо изучил направления в этой части Вещерских лесов, тем более не первый раз ходил в брошенную деревню, поэтому шел, повинуясь внутреннему компасу и не заботясь об ориентации. И остановился среди заросшей осинником вырубки, вдруг осознав, что оказался в незнакомом месте.

Подобного унылого и однообразного ландшафта не могло быть на пути, иначе бы раньше он никак не прошел мимо: старый лесоповал тянулся во все стороны на несколько километров и зрелый, высокий ельник едва просматривался на горизонте. Он огляделся и понял, что сильно забрал вправо, а надо было идти кромкой по материковому лесу в сторону редких, высоких тополей, вдоль речной поймы, сейчас едва видимых на расстоянии. Вернувшись своим следом к краю вырубок, Ражный вошел в густое чернолесье и неожиданно оказался на заброшенной узкоколейке со снятыми рельсами. Напиленные из кругляка шпалы частью давно вросли в землю, частью встали на дыбы из-за подмытой узкой насыпи и, присыпанные снегом, сейчас напоминали рухнувшую изгородь.

Ражный точно помнил, что не пересекал никаких заброшенных дорог и даже не подозревал, что таковые здесь когда-то существовали. Он хотел вернуться назад и в этот миг почуял явственный запах дыма, а секундой позже увидел приземистую рубленую железнодорожную будку, спрятавшуюся в зарослях густого малинника. Единственное окно было затянуто целлофаном, плоская крыша завалена свежей глиной, над железной трубой вился дымок – кому-то повезло, наткнулся на готовое жилье!

– Есть кто живой? – Ражный подошел поближе.

Под застрехой большая поленница свежих, из сухостойной сосны дров (значит, пила есть) и десятка три нерасколотых чурок, у стены две широкие осиновые доски, похоже, заготовки для охотничьих лыж: ничего не скажешь, человек тут поселился хозяйственный, вотчинный.

В следующее мгновение из низкой и широкой двери вышел квадратный человек лет под семьдесят, в движениях, взгляде, а более всего в проломленной переносице угадывался аракс.

– Здравствуй, Сергиев воин, – сдержанно проговорил Ражный.

Тот приподнял широкие, разлапистые брови и вроде бы усмехнулся:

– Одним нынче рощеньем прирастаем… Чей будешь?

Судя по белорусскому наречию, это был бульбаш Вяхирь, для которого, по мнению калика, сорока сварила борщ.

– Ерофея Ражного внук, сын Сергея.

– Не слыхал… Из вольных?

– Ражное Урочище, вотчинник.

Вяхирь оживился:

– Это добро! Ох не люблю я вольных. Дармоеды!.. Ну, заходи в мою хату!

Ражный снял короб, тулуп, протиснулся в дверь и обомлел: старая, полугнилая будка оказалась тщательно проконопачена мхом и – что более всего поразило – побелена известью, отчего в тесной избушке было светло и даже просторно. Справа у входа топился камелек, слева стоял широкий и новенький топчан и под окошком настоящий миниатюрный стол. Только вот пол оказался битым из глины и присыпанным сухой травой.

Кроме топора, лучковой пилы и стамески, у него даже настоящий чайник был и большая фаянсовая кружка!

– Я тут больше месяца, – похвастался Вяхирь. – Почти обустроился… А вольные, как медведи, берлоги роют! В земле сидят! Стыд и срам!.. Ты-то где осел?

– На истоке Вещеры, – неопределенно сказал Ражный. – И еще толком не осел. Недавно прибыл…

– Не позорь вотчинников, руби себе хату, – строго заявил бульбаш, наливая в кружку густой отвар чаги. – Бренка мне послушание определил, на произвол судьбы. Выживу или нет?.. Приходил недавно, посмотрел… Так теперь жду, какую еще казнь придумает!

Вяхирь самодовольно рассмеялся, с удовольствием отхлебнул чаю, затем будто бы спохватился, достал с полки железную банку из-под сгущенки и налил отвара:

– Пей!

По этой в общем-то незначительной детали стало ясно, что он не дал бы топора, а тем паче тулупа, и никогда бы не принес еды. И не потому, что жмот; в Сергиевом воинстве существовало поверье, что вместе со своим оружием (а любой инструмент в руках аракса – оружие!), одеждой и пищей отдаешь силу…

– Ну, как сам думаешь, куда тебя бренка определит? – Вяхирю хотелось затеять разговор. – В калики?

– Куда на вече определят, там и буду, – отозвался Ражный и взял огненную банку с чаем.

– Соглашайся только на ветер, – вдруг посоветовал Вяхирь. – Бренка отговаривать начнет, угрожать, а ты стой на своем.

– Как это – на ветер? – осторожно спросил Ражный, вспомнив случайно оброненные слова калика.

– Это у них тут что-то вроде закрытой касты, – почему-то с оглядкой прошептал бульбаш. – То ли охрана Урочища, то ли какие-то избранные, посвященные. Я еще толком не разобрался. Но они каждое утро становятся в круг и ждут восхода.

– При чем же здесь ветер?

– Как при чем? Они же солнечный ветер ловят! Радун!.. Спрашивается, зачем?

О радуне, или солнечном ветре, который насыщает энергией костный мозг, Ражный знал все, в том числе великую и одновременно незамысловатую тайну, над которой билось человечество всю свою историю, – тайну вращения планет Солнечной системы и Земли, в частности. Не будь этого ветра, всякое движение, по крайней мере в ближнем космосе, давно бы прекратилось и наступил полный, «лунный» покой, а вместе с ним смерть всего живого. Обращенная к огненному светилу часть Земли выгорела бы, а теневая сторона вымерзла и покрылась мертвыми льдами. Но поток света восходящего солнца, все время падая по скользящей относительно шара, как вода на мельничное колесо, сообщал вращательное движение, и вместе с ним по планете катилось бесконечное ветреное утро.

Поэтому всякий человек на Земле, в какой бы точке он ни находился, вольно или невольно радовался восходу и стремился встретить солнце, ибо в эти короткие мгновения совершенно неосознанно получал заряд энергии на весь день.

– Но на ветер ставят не каждого, – продолжал Вяхирь с оглядкой. – Берут самых достойных, честных и выносливых. Конечно, почет, особое положение, да и благородно! Но самое главное – личностью останешься цельной, со всем наследством предков. Тебя не разделят на двести семьдесят с лишком частей!

– Благодарствую за совет, – с чувством проговорил Ражный. – Теперь знать буду…

– Погоди! – спохватился бульбаш. – А ты женат? Дети есть?

На правах старшего по возрасту он мог задавать подобные вопросы…

– Не успел еще, – неохотно отозвался Ражный.

– Тогда и не просись! – вдруг заявил бульбаш. – Холостых на радун не ставят. Это точно.

– Почему?

– Кто знает?.. Думаю, потому что холостой аракс – личность еще не состоявшаяся. Холостых-то ведь даже на Пир Святой не брали!

Вяхирь встал, с чувством превосходства и даже самодовольства потолкался по тесной будке, вызывая тем самым некую завистливую неприязнь.

– Да, – проговорил он с усмешкой. – Положение… На твоем месте я бы плюнул на воинство и ушел отсюда куда глаза глядят.

– Слышал я эти советы… А что же сам-то в будке сидишь?

– Я истину ищу, – серьезно проговорил бульбаш.

– Мне тут одна вдова сказала, нечего здесь искать – ни счастья, ни истины.

Вяхирь тихо рассмеялся каким-то своим мыслям:

– Вдова скажет… А ты спросил у нее, что же она-то на Вещере делает? Что ищет?.. Я тебе скажу – счастье. Сорока – женщина противоречивая… Знаешь ли ты, вотчинник, что Сирое – это не только монастырь или тюрьма?

– Представляю.

– Да что ты представляешь?.. Ладно, открою тебе одну тайну, в утешение. Это, брат, самое таинственное Урочище, и что здесь происходит, даже калики толком не знают. А я тебе скажу: Пересвет – это сила воинства, Ослаб с опричниной – его дух, а сердце Засадного Полка находится в Сиром. Только об этом не принято говорить вслух.

– Я догадывался…

– Догадываться можно всю жизнь. А вот сходишь, посмотришь на сирое существование своими глазами, а тогда уж и думай, к чему тебя приговорили: к пожизненной каторге или к поиску истины… Ты еще не бывал в Урочище?

Ражный пожал плечами:

– Не довелось еще… А что?

– Ох, не все там так просто! – пропел бульбаш. – Например, нам кажется, если поделить свое «я» на количество насельников, это плохо, да? Нас ведь с детства пугали!.. На самом деле ты себя делишь, но и получаешь от каждого! Говорят, сейчас тут двести семьдесят три сирых вместе с послушниками. Так сколько ты себе прибавишь? Вот!.. Кроме всего, они тут становятся единым целым, и в этом кроется великая сила. Думаешь, они рубахи шьют да пояса? И сидят на цепи, прикованные к камням? Как раз!.. Не верь каликам, они умышленно вводят араксов в заблуждение и разносят отвращающие слухи о Сиром. Это чтобы не совались сюда без дела. Или в самоволку не лезли, как Сыч. Послушай опытного человека, я бывал там трижды и кое-что понял.