Банда 2 - Виктор Пронин

— Ваши догадки, Павел Николаевич, куда ценнее ваших знаний. Поделитесь.

— Думаю, что он погиб.

— Я тоже склоняюсь к этому, — кивнул Сысцов. — Кто мог приложить руку?

— Не знаю.

— Я уже сказал, что меня не интересуют ваши знания. Меня интересуют только ваши догадки. И чем они будут неопределеннее, тем лучше. Поделитесь самыми глупыми и невозможными своими догадками, Павел Николаевич.

— Байрамов.

— Он мертв. И, кажется, вы единственный, кто может сказать что-то внятное о его смерти. Но вернемся к Колову... Колов не мешал Байрамову, Колов ему помогал. Он помогал ему даже тогда, когда ему этого не хотелось. Анцыферов... Колов... Байрамов... Что происходит, Павел Николаевич?

Мясо очень понравилось Пафнутьеву, при одном взгляде на него сразу чувствовался высокий уровень приготовления. Холодное, с перцем и лавровым листом, с чесноком, который был каким-то образом введен в самую заветную глубину этого мяса... А ложка свежего хрена делала эту закуску на свежем осеннем воздухе не просто хорошей или очень хорошей, закуска превращалась в событие, в явление, в душе после нее оставалось тревожное потрясение и желание все повторить... Что Пафнутьев и сделал — все повторил, от глотка водки до бутербродика со свининой и хреном. И мысли в это время посещали Пафнутьева, и мысли. Пока я пью, пока закусываю, — думал он, это мое время. — Самое главное начнется, когда закончится хрустальный графинчик, когда опустеет тарелочка с холодной свининой, хрен, хлеб... Вот тогда что-то начнется...

— Вы отвлекаетесь, Павел Николаевич, — заметил Сысцов с раздражением.

— Нет сил, Иван Иванович! Нет никаких сил устоять перед этим запахом, цветом, вкусом, — Пафнутьев развел руки в стороны и окинул окрестности счастливым хмельным взором. И заметил несколько фигур, разбросанных вокруг — раньше их не было. Один крепенький парнишка сидел под деревом, покусывая кленовый листик, второй маячил у ворот, третий сидел на ступеньках дома.

— Я слушаю, — напомнил о себе Сысцов.

— Бывает, Иван Иванович, что один и тот же человек может помогать, может и вредить. Это бывает в тех случаях, когда помогать ему приходится вынужденно.

Сысцов кивнул, принимая довод. Его шерстяная куртка в крупную клетку прекрасно вписывалась в теплые тона осени, в осенние краски, в возраст самого Сысцова.

— Но есть возражения... Колов исчез, когда Байрамова не было в городе. Это установлено точно.

— А Пахомов погиб, когда Голдобов был в Сочи.

— Да, — согласился Сысцов, принимая и этот довод. — Но погиб и Байрамов. Довольно странно погиб для своего положения, для своей роли в городе... Вам не кажется?

— Внутренние разборки, — беззаботно махнул рукой Пафнутьев.

— Нет, не согласен, — Сысцов помолчал. — Окружение, к которому принадлежал Байрамов, не пользуется обрезами. Если бы его прошили очередью из автомата израильского производства, я бы мог с вами согласиться. Но в него всадили порцию рубленного свинца. Скажите мне, Павел Николаевич... Скажите мне, пожалуйста, не лукавя, не тая... Если Колов действительно погиб... Вы знаете его убийцу?

— Да.

Какой-то бес вселился в Пафнутьева и ему нестерпимо хотелось дерзить. Этот неторопливый размеренный разговор, хозяйское одергивание Сысцова, его бесконечная уверенность в собственном всемогуществе, да к тому же и графинчик водки, который опустевал прямо на глазах, сделали Пафнутьева куда бесшабашнее, чем требовалось в его положении.

— Кто? — спросил Сысцов.

— Он далеко.

— Дотянусь.

— Уже дотянулись...

— Как?! Еще один труп?!

— Видите ли, Иван Иванович... Это ведь только мои смутные догадки, неподкрепленные предположения, зыбкие...

— Я уже понял, что вашим самым зыбким догадкам можно доверять. Отвечайте, Павел Николаевич.

— Амон.

— Не верю, — сказал Сысцов, отворачиваясь лицом к дому. — Зачем? Какой смысл? Цель?

— Мы живем в странном мире, Иван Иванович... Меня, например, удивило, что вы даже не спросили, кто такой Амон... Значит, вы его знаете. У меня мелькнула догадка... Амон бывал на этой даче?

— Видите ли, Павел Николаевич... Последнее время я начинаю привыкать к тому, что многие странности в моей жизни упираются в вас, Павел Николаевич. Чем вы это можете объяснить?

— Странности потому и называют странностями, что они не имеют объяснений.

— Да? — усмехнулся Сысцов. — Ну, что ж... Ладно. Оставим это. Я очень ценил Колова. Это был надежный и верный товарищ. Я мог положиться на него во всем. И Анцыферов ни разу меня не подвел... С вашей подачи я допустил расправу над этим человеком... Сожалею об этом. О том, что произошло с Кодовым, вы знаете гораздо больше, чем говорите, вы причастны к его исчезновению... Однако, молчите. И правильно делаете. Но даже то, что соглашаетесь сказать... Заставляет меня опасаться вас, Павел Николаевич. Байрамов недавно появился в моей команде... И вот его уже нет... Что происходит, Павел Николаевич? Кто следующий?

— Вы так ставите вопрос, Иван Иванович, что, право же, мне приходится просто придумывать, чтобы...

— Остановитесь! — Сысцов раздраженно махнул рукой. — Не тратьте сил на пустые слова. Я сам, прямо сейчас, могу сказать, кто будет следующей вашей жертвой.

— Было бы очень интересно, — сказал Пафнутьев, выплескивая остатки водки из графинчика в стакан. — Кто же этот человек по вашим предположениям?

— Я, — сказал Сысцов.

— В каком смысле? — это все, что мог произнести Пафнутьев в этот момент, все что мог сообразить. Слишком круто повернул разговор Сысцов. — Вы хотите уйти? — спросил Пафнутьев, едва справившись с неожиданностью.

Сысцов усмехнулся.

— Вы — молодец, Павел Николаевич. Умеете себя вести. Нужно отдать вам должное. Жаль, что вы не в моей команде, жаль, что не пожелали работать со мной. Мы бы многое сумели сделать. Вы нравитесь мне тем, что ни перед чем не останавливаетесь. Это прекрасно. Мы с вами одинаковые люди, но вот только почему-то в разных лагерях. Жаль...

— Видите ли, Иван Иванович...

— Заткнись, — первый раз за весь разговор Сысцов сорвался, перейдя на «ты». — Последние полгода я постоянно чувствую холодок за своей спиной... Теперь я понял, откуда дует этот сквознячок... От вас, Павел Николаевич. Я, наверно, выгляжу старше этой очаровательной девушки, которая угощает нас сегодня... Но, смею вас заверить... Я не во всем ее разочаровываю. Вам понятно, о чем я говорю? Доходит?

— Да, Иван Иванович. Вы говорите, что полны сил, жизни и любви.

— Совершенно правильно. И поэтому уходить не собираюсь. Ни по собственному желанию, ни по вашему, Павел Николаевич...

— Не понял? — Пафнутьев склонил голову к плечу.

— Сейчас поймете... — Сысцов порылся во внутреннем кармане своей теплой куртки и положил на стол перед Пафнутьевым гранки статьи, которую Пафнутьев только вчера поправив и кое-что вписав, отправил Фырнину в Москву. Статья должна была появиться через два дня в центральной газете. Отправил ее Пафнутьев с проводником поезда, но, похоже, этот способ, давно испытанный и опробированный, перестал быть самым надежным. Изъяли люди Сысцова пакет у проводника, изъяли! Значит, за ним, за Пафнутьевым, слежка. Значит, многие шаги его Сысцову известны...

Пафнутьев отметил про себя, что фигуры, маячившие в отдалении, приблизились к их столику. Один из парней сметал листья в кучу, второй подравнивал дорожку, третий стоял, прислонившись к дереву, продолжая покусывать лист клена. "Он же горький, — некстати подумал Пафнутьев, — «Как он может грызть его столько времени...»

Дрогнувшей рукой Пафнутьев развернул, все-таки развернул гранки, увидел собственную правку, свои же замечания, свое же небольшое послание Фырнину...

— Что скажете, Павел Николаевич? — с улыбкой спросил Сысцов.

— Неплохо сработано, — сказал Пафнутьев. — Молодцы ребята, — он поправил почти полную бутылку «Оджелеши», стоявшую на краю стола, сдвинул к центру и опустевший графинчик, отодвинул от себя тарелочку, в которой совсем недавно лежала такая вкусная, такая неотразимо прекрасная холодная свинина...

— Павел Николаевич, а все-таки вы какой-то замшелый, — рассмеялся Сысцов. — Я гораздо старше вас, а перестраиваюсь быстрее, когда положение меняется на противоположное.

— Может быть, вам и перестраиваться не приходится? Может быть, вы двухсторонний, Иван Иванович? — усмехнулся Пафнутьев.

— Хороший ответ... В меру правильный, в меру дерзкий... Я внимательно прочитал статью вашего друга Фырнина...

— Фырнина, — поправил Пафнутьев.

— Мне легче так запомнить... Фырнин. И только так. Ничего написано, и название неплохое... «Банда». Броское название, люди обязательно прочли бы, будь эта статья напечатана. Но она не будет напечатана. Хотя документы тут использованы... Неплохие. Убедительные. У Байрамова похитили? — спросил Сысцов.

— Да, — кивнул Пафнутьев. — И не только у него.