Блокада. Том 1 - Александр Чаковский

О том, что его могут убить, Звягинцев просто не успевал думать. Все его мысли сосредоточились на одном: куда пойдут немецкие танки? Добежав до НП, Звягинцев схватился за бинокль, но тут же опустил его. Простым глазом было хорошо видно, что уже четыре танка движутся на восток. Три других продолжают вести непрерывный огонь по позициям батальона.

И еще Звягинцев увидел, что немецкие солдаты, используя подбитые танки как прикрытие, начинают копошиться на минных полях. Это, видимо, были саперы.

«А потом они снова ударят, — подумал Звягинцев, — и ударят одновременно — в центре и с левого фланга. Сознает ли это Суровцев?.. Разгадал ли он намерения немцев?»

Он решил немедленно идти на командный пункт, к Суровцеву.

…Командный пункт батальона располагался всего в пятистах метрах от наблюдательного пункта Звягинцева, но отрытых ходов сообщения туда не было, и значительную часть пути Звягинцеву пришлось бежать по открытой местности.

Неожиданно он услышал за собой чей-то топот и, обернувшись, увидел Разговорова, бегущего за ним с автоматом в руках. И в этот момент фонтан земли разделил их. Свиста и разрыва снаряда Звягинцев, кажется, даже не слышал. Он очнулся через мгновение, когда Разговоров схватил его, лежащего, за плечи и, с силой повернув к себе, крикнул:

— Живы, товарищ майор?

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил Звягинцев, поднимаясь и вытирая землю с лица.

— Получил приказание быть при вас, — задыхаясь, произнес Разговоров.

— Чье приказание?

— Еще снаряд, ложись! — вместо ответа крикнул Разговоров.

Снова падая, Звягинцев услышал на этот раз резкий свист снаряда и разрыв.

Взрывной волной ему заложило уши. Вскочив, он увидел, что сержант тоже на ногах и что-то говорит, но Звягинцев не слышал ни слова.

— Быстро вперед! — крикнул он, уже не спрашивая Разговорова, зачем и по чьему приказу он находится здесь.

Когда они ввалились в блиндаж, где располагался Суровцев, тот сидел на узких нарах, прижимал к уху телефонную трубку, указательным пальцем зажимал другое ухо и истошно кричал:

— Нету! Никакого Водака здесь нету! Не видел я его бочек, ни одной!.. И примусов никаких нету!

Несколько мгновений он слушал, потом снова закричал в трубку:

— Сам знаю, что держаться, а чем? Чем, спрашиваю?! Ладно, сам знаю, что у меня позади!

Он бросил трубку связисту, который сидел на нарах, по-восточному поджав под себя ноги, и только тут заметил Звягинцева.

— Товарищ майор, — сказал он так же громко, как говорил по телефону, — из штадива сообщают, что танки этого чеха из дивизии вышли. А батарея — сами не знают, куда запропастилась. А танки, говорят, скоро подойдут. Как будто немцы их ждать будут!

Голос Суровцева был сиплым, резким и каким-то остервенелым.

— Потери большие? — торопливо спросил Звягинцев. — До подхода танков продержимся?

— Не считал, не знаю, только…

В этот момент раздался звук телефонного зуммера. Суровцев вырвал трубку из рук связиста и крикнул:

— Первый слушает… Знаю, все равно держись! Скоро наши бочки подвезут… Танки, танки подойдут скоро… А я говорю, держись, Ленинград за тобой… Ну и хорошо, что сам знаешь, значит, держись!..

Он бросил трубку, вытер пот со лба рукавом гимнастерки и повернулся к Звягинцеву:

— Командир третьей роты звонит. Говорит, танки накапливаются…

— Связь с рацией в порядке? — поспешно спросил Звягинцев, имея в виду автофургон, укрытый в роще.

— Полчаса назад звонил, ждут команды. Рахметов, вызови еще раз «Автобус»! — приказал он сидевшему на нарах связисту.

— Слушай, Суровцев, — подходя к нему вплотную, сказал Звягинцев, — если их танки окажутся на фугасах, — это наше счастье. Еще раз прикажи командиру третьей не прозевать, доложить, если они там соберутся. Тогда мы их… ахнем.

— «Роза», «Роза». «Зарю» вызывают, первый требует, будь хороший человек, быстро дай, — вполголоса говорил, держа обеими руками трубку, связист.

— А меня сейчас и середина беспокоит, — сипло выговорил Суровцев. — Если тут танки прорвутся…

— Не можем мы их пропустить, Суровцев! — Голос у Звягинцева от волнения тоже стал каким-то сиплым. — Где Пастухов?

— Во второй роте. Он туда ушел, как только немецкие саперы вылезли на минное поле. Недавно звонил, говорит, положение трудное.

— Надо продержаться, пока… — Звягинцев умолк и повернулся к телефонисту: — Ну что, есть связь с рацией?

Связист долго крутил ручку телефона, потом дул в трубку, опять крутил, уже ожесточенно, нагнувшись над аппаратом.

Наконец поднял голову, положил на нары трубку и неуверенно, точно боясь собственной догадки, сказал:

— Нет связи, товарищ майор! Не иначе где-то осколком перебило. Совсем тихо… Такое дело… Молчит «Автобус».

— Суровцев, — хватая капитана за плечо, крикнул Звягинцев, — ты понимаешь, чем это грозит?! Немедленно восстанавливай связь с «Автобусом». Пошли кого хочешь, но сейчас же, немедленно, иначе танки пройдут по фугасам, как по ковру!

— Я пойду, товарищ майор! — раздался голос тихо стоявшего у дверной притолоки Разговорова. — Я знаю, где «Автобус» с рацией: он в Круглой роще спрятан. И какой провод туда протянут, знаю!

Звягинцеву хотелось выругаться — уже не от злости, а от радости.

— Беги, сержант, беги! — скомандовал он. — От этого сейчас все зависит, понимаешь?

Разговоров исчез, будто его ветром унесло.

— Вдвоем нам здесь незачем быть, — сказал Звягинцев Суровцеву. — Я пойду во вторую. Будем держать связь.

Добравшись до участка второй роты, Звягинцев увидел, что положение там тяжелейшее.

Командира роты на своем месте он не застал. В его окопчике лежал младший политрук, и санитар торопливо перевязывал ему окровавленное плечо.

Пробежав вперед, туда, где залегли бойцы, Звягинцев увидел, что один из вражеских тупорылых танков, ведя огонь то из пушки, то из пулемета, медленно продвигается вперед, по уже разминированному участку, подминая под себя кустарник, колья, мотки колючей проволоки.

Он спрыгнул в окоп, рядом с пулеметчиком. Боец повернул к нему голову, не отрываясь от дрожавших рукояток пулемета. Звягинцев машинально отметил, что лицо его черно от грязи, смешанной с потом.

— В щель бей, в смотровую щель! — истошно крикнул Звягинцев.

Танк приближался. Не отдавая себе отчета, почему он это делает, Звягинцев оттолкнул пулеметчика, перехватил рукоятки и стал вести огонь сам, стремясь попасть в смотровую щель.

Он даже слышал, как шквал пуль барабанит по броне. Но танк неумолимо приближался.

И вдруг Звягинцев почувствовал, что пулемет мертв и он уже бесцельно жмет на гашетку.

Второй номер расчета — молодой боец, тоже с черным лицом, хрипло крикнул над ухом Звягинцева:

— Все, товарищ майор! — и показал на груду пустых пулеметных лент.

Танк был уже метрах в пятнадцати от окопа.

Звягинцев смотрел на танк снизу, и ему казалось, что гусеницы его огромны, еще минута-другая, и они нависнут над окопом.

И вдруг он увидел, как кто-то вблизи, поднявшись из щели, швырнул в танк бутылку. Но не добросил. То ли потому, что до танка было далеко, то ли у бойца не хватило сил, но бутылка просто покатилась по земле. В этот момент наперерез танку метнулся еще кто-то, подхватил с земли бутылку и с расстояния уже нескольких шагов, с силой размахнувшись, швырнул ее прямо в смотровую щель и, рывком бросившись в сторону, упал на землю.

По танку побежали струйки пламени. Он словно споткнулся, мотор его затих. Казалось, что огонь прилип к броне, вцепился в нее, он уже охватил весь танк.

С лязгом откинулся люк. Сначала оттуда повалил дым с язычками пламени, потом выскочили солдаты. Они кричали, махали руками, катались по земле, пытаясь сбить огонь с загоревшихся комбинезонов.

Звягинцев, опомнившись, увидел, что человек, бросивший в танк бутылку, бежит обратно, прямо на окоп пулеметчиков.

«Да ведь это Пастухов!» — мелькнуло в его сознании.

— Сюда, Пастухов, сюда! — отчаянно крикнул Звягинцев, наполовину высовываясь из окопа.

Старший политрук спрыгнул, вернее, свалился в окоп, тяжело дыша. Но сразу приподнялся, встал в окопе во весь рост и, грозя черным кулаком, закричал:

— Горит! Горит, сволочь!

Он стоял, пошатываясь, точно пьяный, в растерзанной гимнастерке, пот струился по его лицу, смешиваясь с жидкой грязью, рядом взвизгивали пули, а он стоял и продолжал кричать:

— Смотрите! Товарищи! Горит! От бутылки горит, сволочь! Смотрите! И фашисты, сволочи, горят!

Звягинцев силой заставил Пастухова пригнуться. Он увидел, что на них движутся еще два танка.

И в этот момент откуда-то слева донесся грохот. Казалось, взорвались одновременно десятки снарядов и бомб и земля, дрогнув, сдвинулась со своего места.