Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Произнеся эту необычайно длинную речь, я полностью выдохся и уже не мог ничего добавить. Поэтому я неприязненно глянул на старика и тихо закончил:

«Я думаю, сэр, что вы полное дерьмо».

Затем я вышел вон, но уже в дверях я все-таки услышал, как армейский офицер бормочет:

«Где же были ВВС в Дюнкерке?»

На следующий день я попрощался с Евой. Она думала, что видит меня в последний раз. Была масса слез, и я чувствовал себя неловко. Но поезд тронулся, и станционная платформа осталась позади.

Я был очень рад вернуться, так как для отпуска было не самое подходящее время. Противник вскоре будет всего в нескольких милях от наших берегов. Вероятно, в течение месяца он постарается высадиться в Англии. И в этом случае каждый должен исполнить свой долг. Когда мы проехали Грантхэм, я почувствовал себя совершенно счастливым.

Когда я прибыл, парни сидели в комнате отдыха. Некоторые выглядели ужасно усталыми, потому что они совершали вылеты три ночи подряд. Тем не менее, раздался обычный хор грубоватых приветствий, когда я вошел. Напряжение сказалось на всех. Джеку Киноху и сержанту Олласону явно не помешал бы недельный отдых. Но на кого мы могли сердиться? Наша работа бы за еще сравнительно легкой по сравнению с тем, что пришлось проделать морякам. С помощью добровольцев флот в течение недели сумел вывезти с побережья Франции большую часть нашей разбитой армии. А что говорить об истребительных эскадрильях ВВС метрополии, которые совершали по несколько вылетов в день, чтобы удержать воздушный зонтик над Ла-Маншем. Никто из них не спал. Лишь иногда они опрокидывали пару чашек кофе и успевали наспех перекусить, пока механики заправляли и перевооружали самолеты. А потом они снова поднимались в небо.

Внезапно я заметил, что отсутствуют два знакомых лица.

«Где Иен и Гринни?» — спросил я.

«Пропали без вести два дня назад», — ответил кто-то.

«Как?»

«Малая высота, Аахен».

«Черт! И как бедняга Делл приняла это?»

«Чертовски стойко. Адъютант сообщил ей».

«Бедный старый Иен».

«Да, не повезло».

«Да уж».

Внезапно ворвался Оскар.

«Слышал новости, Гиббо?» — спросил он. Он всегда был рад встретиться с кем-либо, вернувшимся из отпуска.

«Нет, ничего особого я не слышал. А что?»

«Черчилль выступал в палате общин. Он сказал, что мы спасли 335 000 человек. Я полагаю, что это очень хорошо, ведь раньше предполагалось, что удастся спасти не более 20 000».

Все заговорили разом.

«Что он думает о короле Леопольде?» — спросил Джекки.

«Думает, что он дрянь. Прямо этого Черчилль не сказал, но заявил, что мы дальше должны строить свои отношения с ним, исходя из того, что он капитулировал».

«Это может означать что угодно. У политиков свой язык».

«Да, но я все равно думаю, что к нему будут относиться плохо. Он обратился к нам с просьбой о помощи в самый последний момент. Если бы у него была хоть капля мозгов, то он сражался бы с нами с самого начала», — это был Тони.

«Армия говорит, что Королевские ВВС умыли руки под Дюнкерком. Что говорит по этому поводу Черчилль?» — спросил Олласон, меняя тему разговора.

«Он говорит, что так сложились обстоятельства. Парни Истребительного Командования вели жестокие бои в нескольких милях в стороне. Какие цели для германских бомбардировщиков могли оказаться привлекательнее кораблей в Дюнкерке? И я не знаю, что бы там творилось, если бы наши позволили им действовать спокойно».

Но тут вмешался я:

«Я полагаю, что все равно прорвалось много бомбардировщиков. В Брайтоне я встретил парня, который утверждал, что видел только немцев».

«Это вполне понятно, — заметил Оскар. — Когда парням нужно было заправляться, им приходилось проделывать долгий путь до своих баз. В любом случае, немцы имели численное превосходство в три раза, и часть бомбардировщиков, разумеется, прорвалась».

«Да, армия чертовски зла на нас, — сказал Билл, который только что поднялся и раскуривал свою трубку. — Я вчера вернулся из Солсбери, парни говорят, что летчикам нельзя показываться в пабах поодиночке. Армейцы избивают любого человека в синей форме».

«Чго ж, их нельзя обвинять. Они крепко оскандалились. Их вышвырнули из Норвегии, им набили морду во Франции. Что дальше?»

«Бог знает».

«Прежде всего, им следует крепко зацепиться».

«Да».

«Да, им крепко досталось, — согласился Оскар. — Второй раз их выбрасывают с континента, что само по себе достаточно плохо, но, честно говоря, я не вижу никаких ошибок».

Большинство летчиков любит порассуждать о большой стратегии, и Оскар не был исключением. Он достал портсигар и начал излагать свою точку зрения.

«В Норвегии противник имел слишком много самолетов. У нас нет баз достаточно близко к Норвегии, чтобы защитить свои войска. На сей раз такие базы имелись, но мы просто неправильно их использовали и не поддержали свою армию. Даже мы сами».

«Но нас могли перебить, как мух», — возразил я.

«Да, ведь нас должны были защищать истребители из метрополии».

«Но тогда Люфтваффе смогли бы спокойно бомбить Лондон».

«Может, ты и прав, — согласился Оскар. Он любил поспорить. — Да, мы могли бы много что сделать, имей мы самолеты поддержки войск. Но у нас их не было. Нехватка самолетов вообще и нехватка нужных типов берет начало в эпохе Свинтона. Однако вернемся к сухопутным силам. В первом случае, если бы эти жалкие нейтралы с самого начала пошли с нами, все могло повернуться иначе».

«Но в Норвегии произошло то же самое», — вставил Билл.

«Это касается всех нейтралов, — сказал Оскар, закуривая сигарету. — Затем имелся еще один капкан. Когда немцы вторглись в Бельгию, наши армии бросились им навстречу. Однако они опоздали и не сумели создать надежную сеть коммуникаций. Немцы двигались слишком быстро. Когда немцы захватили Седан и форсировали Маас, только быстрое отступление прямо к Амьену могло спасти ситуацию. Но Вейган подумал, что сможет удержать фронт и закрыть брешь. Однако большинство наших командиров оказалось не знакомо с новым типом войны — блицкригом. Один сильный пункт за другим переходил в руки врага под комбинированными ударами пикирующих бомбардировщиков и танков. Более того, французские солдаты, по крайней мере, некоторые из них, сдавались при малейшей угрозе. А потом последовал удар в спину, когда король Леопольд капитулировал и оставил разрыв шириной 30 миль, защищать который было некому. Мы ничего сделать не могли и покатились назад, прямо к Дюнкерку, понеся большие потери. Я полагаю, что в плен попали 17 французских дивизий, разумеется, вся бельгийская армия и, как мне кажется, около 30 000 наших. Если оценивать происшедшее в целом, это был полный разгром».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});