Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан

— А мы его берём не на место капитана, — Колин Макловски вызывает на экран личные дела команды ЭМ-17, разархивированные Гарманом. — Нужно будет — пойдёт и на генетически подходящее мясо. Анджей не хотел оставлять брата на Юге. Чуял.

Глаза командующего сужаются на миг, но миг этот почти неуловим.

Генерал Абэлис ёжится и ищет взглядом часы. И опять не находит.

— Ты о чём? — бросает он, хмурясь.

— Есть интересная методика…

— И у нас есть,– кивает Абэлис. — Только попроще. Когда кто-то из ценных членов общины теряет осознание себя в результате системных занятий медитативными практиками, его растягивают голым на земле, и на его теле убивают того, к кому он был привязан. Убивают медленно, чтобы блуждающий, имел возможность очнуться. Иногда это кончается смертью обоих, если так и не удаётся разбудить одного и умирает от пыток другой.

— На Гране есть похожий обряд, — Колин поднимается, собирая сделанные распечатки. — И на Тайэ. Пойдём в общий зал, поможешь мне. И заменишь меня в переговорах с Дегиром. Мне ещё нужно встретиться сегодня с Хагеном.

— Ты делал? — спрашивает Абэлис, пытаясь поймать взгляд глубоких чёрных глаз.

Колин не отвечает, но генералу уже не очень-то и нужны формальные подтверждения. Вот если бы найти хоть какой-нибудь циферблат…

На следующее утро генерал Абэлис едва успевает поговорить по сети с Дегиром, как начинается война между Севером Империи и объединённым Югом.

Она объявляется как бы промежду прочим, вместе с очередными санкциями в адрес Э-лая и претензиями по юго-западным границам.

Депы забиты брызжущими слюной политиками, но голо генерал не включает, только звук:

— Север — это север, а юг — это юг! Мы говорим на одном языке, но не понимаем друг друга! За нами стоят разные культуры, разные миры людей. Мы просто используем одинаковые слова для разных реалий! — орёт динамик.

Его истерический вой успокаивает. Уже понятно, что воевать северяне осмелятся разве что в дэпах. На развязках висят жуткие белые яйца, а там очень хорошо помнят хаттов.

Колонии больше не будут спасать генетически правильный Север. А сам Север может только объявить войну хаттам, но не воевать с ними.

Генерал Абэлис вспоминает, что не завтракал. Да и гостей не мешает позвать на утренний чай.

Но, может, командующий отдыхает? Он прилетел на «Гойю» едва ли час назад.

Однако нечистого всуе не поминают. Командующий входит без стука, и генерал невольно встаёт ему навстречу.

Он чувствует напряжение, злость и покой, идущие от Колина. Всё разом.

— Остаёшься на хозяйстве, — приказывает он и прикручивает стенающий о справедливости динамик. — Я лечу с Хагеном на Землю. Возьму пока только Бренана Верена. Всё-таки братья.

Слово «Земля» звучит в его устах так же буднично и немного нелепо, как и «война» в устах гражданских политиков Севера.

Как-то незаметно пришла и ушла война, как-то некстати нашли потерянную Землю. И всё это скупо и как бы промежду прочим.

— А как же всё-таки потеряли?.. — начинает генерал и понимает, что не в состоянии сформулировать вопрос точнее. — Я понять не могу… Ты же говорил, что карты сохранились?

— Ошибка реестра, — бросает, как что-то ненужное, Колин. С таким выражением снимают и кладут на стол перчатки. — От начала колонизации центром сетки координат была материнская планета, что было страшно неудобно для широкой навигации. Реформа была неизбежна, и мы считаем теперь от центра Галактики. Земля, как и многие планеты, сменила тогда расчётные координаты, номера в реестре и на картах. И «потерять» её было просто делом техники, учитывая хаттскую проблему. Она всегда находилась под самым нашим носом. Тут рукой подать. Это было настолько очевидно, что никто и не догадался. — Командующий неожиданно улыбается и лицо его светлеет. — Потерянное всегда нужно искать на самом видном месте. Прощай!

— Про… — начинает генерал Абэлис и задумывается вдруг над самым обычным словом. — Прощай — это просьба о прощении?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну, да, — кивает командующий. — Никогда не вредно просить прощения, даже если пока не за что. Но я вернусь, ты меня знаешь. И… не ищи часы. «Твоё время само узнает тебя».

История сорок девятая. «Блеф»

Бренан. Открытый космос. «Инвалютор»

Под ногами клубился белый туман, и палубы под ним не просматривалось.

Сержант Бренан Верен замер, цепляясь за поручни десантного люка. Сзади было надёжное шлюпочное нутро, а впереди? Что это?

Командующий шагнул прямо в неверную белизну, и ноги его сразу пропали по колени. Стоял он или висел?

Бренан сделал усилие — сглотнуть, но добился лишь боли в сухом горле.

— Идём! — командующий нетерпеливо обернулся, нахмурился, протянул руку.

Бренан силился кивнуть, но подбородок дрожал и не подчинялся.

Пока они летели к белым яйцам, болтающимся в пространстве, это путешествие казалось даже забавным. Но теперь нужно было шагнуть вниз, в туман, из которого только и состояло «яйцо»!

Десантника словно примагнитило к обшивке — пальцы не разжимались, ноги не слушались.

Командующий без церемоний ухватил парня за плечо и сдёрнул вниз.

Бренан оступился было, но туман подхватил, отвердевая в опору там, где её искало тело. Однако идти сержант всё равно не мог. Неверная клубящаяся гадость металась в такт мыслям, выскальзывала из-под ног. Если бы не рука, всё ещё сжимающая предплечье, он бы… Он бы — что?

Холодный пот. Теснение в груди. Боль.

Туман принимает оседающее тело, и оно повисает, так и не упав до конца.

Бренан задыхается. Тело боится дышать. Грудные мышцы каменеют. Только сердце ещё борется. Но страх дыхания не даёт расправить лёгкие, а кислород уже на исходе.

Сердце дёргается из последних сил, словно оно лежит вовне обездвиженного, сдавшегося тела. Но вдохнуть нельзя, невозможно. Кажется, что вдох — это смерть.

Руки командующего трясут Брена, нажимают на грудь, с болью вталкивая сердце обратно. Сержант давится воздухом, кашляет, снова давится. По лицу бегут неожиданно горячие слёзы.

Влажными зрачками туман видится иным, более тонким, проникающим в тело не только с воздухом, но и через поры, слизистые, склеры глаз.

Чтобы не видеть хищно клубящегося вокруг тумана, Брен зажмуривается.

— Ну-ка, отставить с ума сходить! Распустились! Не умеете ориентироваться в боевой обстановке!

Туман сам выталкивает вдруг тело сержанта в вертикальное положение.

Бренан промаргивается было, но снова зажмуривается. Взгляд командующего необыкновенно тяжёл и страшен.

Десантник почти получил пощёчину, он ждёт, что удар последует и в реале. Капрал бы уже врезал. Тут, на Юге, никто особо не церемонится.

Но командующий всего лишь берёт за запястье и начинает считать пульс.

— Соберись, — говорит он негромко. — Двигайся так, как привык. Не думай о движении, просто иди.

Проклятый туман держит, как только Бренан перестаёт его замечать. Но стоит сосредоточиться на том, куда ставить ноги, и сержант начинает проваливаться.

«Не думать! Не думать!»

Бренан Верен спотыкаясь бредёт за командующим туда, где более яркое пятно отсвечивает в белизне. Узкое и мерцающее. Человеческая фигура?

— Нужно уложить его в капсулу. Сращения слоёв корабля он не перенесёт, — голос тоже доносится из узкой полосы света.

— Убери яркость, глаза режет, — хмурится командующий.

Сияние меркнет, и из тумана появляется бледный человек среднего возраста, тонкокостный и светловолосый.

— Сейчас уложим, — командующий оборачивается к Бренану. — Ложись, где стоишь!

Колени услужливо подгибаются. Туман обволакивает тело и держит на весу. Страшно.

— Глаза закрой, — командует генерал.

Бренан вроде бы доверяет ему, но приказ выполнить не может. Веки не слушаются. Сердце начинает работать с паузами — то замирает, то стучит быстро-быстро.