Ведьмак (сборник) - Анджей Сапковский

– Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность, наш Сюрприз спит. А когда проснется… Мышовур, даже от самого необычного можно… порой надо уметь отречься.

– Ты же знаешь, – холодно посмотрел на него друид, – собственного ребенка у тебя не будет никогда.

– Знаю.

– И отказываешься.

– Отказываюсь. Вероятно, имею право?

– Имеешь, – сказал Мышовур. – А как же. Но это довольно рискованно. Есть такое древнее пророчество: у Меча Предназначения…

– …два острия, – докончил Геральт. – Слышал.

– А! Делай как хочешь. – Друид отвернулся, сплюнул. – Подумать только, я готов был подставить за тебя шею…

– Ты?

– Да. В противоположность тебе я верю в Предназначение. И знаю, как опасно играть с обоюдоострым мечом. Не играй, Геральт. Воспользуйся представившейся возможностью. Преврати то, что связывает тебя с Цири, в нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна. Ибо если нет… Тогда эта связь проявится иначе. Страшней. Негативным и разрушительным образом. Я хочу уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее забрать, я возражать не стану. Я взял бы на себя риск объяснить Калантэ, почему…

– Откуда ты знаешь, что Цири захочет пойти со мной? Из древних пророчеств?

– Нет, – серьезно сказал Мышовур. – Оттуда, что уснула она только тогда, когда ты ее приласкал. Что она мурлычет сквозь сон твое имя и ручкой ищет твою руку.

– Достаточно, – Геральт встал, – а то я уж готов и вовсе взволноваться. Бывай, бородач. Мои поклоны Калантэ. А относительно Цири… Придумай что-нибудь.

– Тебе не уехать, Геральт.

– От Предназначения? – Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.

– Нет, – сказал друид, глядя на спящую девочку. – От нее.

Ведьмак покачал головой, вскочил в седло. Мышовур сидел неподвижно, копаясь прутиком в погасшем костре.

Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий до стремян, по косогору, ведущему в долину, к черному лесу.

– Гера-а-альт!

Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая, серая фигурка с развевающимися пепельными волосами.

– Не уходи!

Он помахал ей рукой.

– Не уходи, – тихо всхлипнула она. – Не ухо-о-оди!

«Я должен, – подумал ведьмак. – Должен, Цири. Потому что… Я всегда ухожу».

– Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! – крикнула она. – И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь?!

«Предназначения не существует, – подумал он. – Не существует. Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть – второе острие обоюдоострого меча. Одно – это я. А второе – смерть, идущая за мной по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири».

– Я – твое Предназначение! – донеслось до него с вершины холма, тихо, отчаянно.

Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну углубляясь в черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во мрак, которому, казалось, нет конца.

Нечто большее

1

Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не поднял головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со всей доступной резвостью вполз под телегу. Распластавшись, сдирая спиной шершавую корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он дрожал и прерывисто повизгивал от страха.

Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.

– Вылезай, – сказал невидимый наездник.

Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи.

Конь фыркнул, топнул.

– Спокойно, Плотва, – проговорил наездник. Йурга услышал, как он похлопывает лошадь по шее. – Вылезай оттуда, человече. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в голосе было что-то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя вряд ли можно было назвать этот голос приятным. Йурга, вознося шепотом молитвы нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.

У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал колесо телеги, по самую ступицу застрявшее между растрескавшимися досками. Неожиданно поднял голову, скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.

Йурга выкарабкался из-под телеги, заморгал, вытер нос, размазывая по физиономии деготь, прихваченный со ступицы. Наездник уставился на него темными, прищуренными, проницательными, острыми, как рыбьи косточки, глазами. Йурга молчал.

– Вдвоем не вытащить, – сказал наконец незнакомец, указав на застрявшее колесо. – Один ехал?

– Сам-третей, – промямлил Йурга. – Со слугами. Сбежали, гады…

– Неудивительно, – сказал наездник, глядя под мост, на дно ущелья. – Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое время.

Йурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть на груды черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и выглядывающих из-под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки. Боялся, что достаточно еще раз увидеть черные провалы глазниц, выщеренные зубы и потрескавшиеся мослы, чтобы все его самообладание развеялось и жалкие остатки храбрости улетучились, как воздух из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей и слугой меньше часа назад.

– Чего ждешь? – тихо спросил наездник, поворачивая коня. – Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А может, и раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и как можно скорее.

– А телега? – в голос завыл Йурга, не очень понятно, со страха ли, отчаяния или бешенства. – А товары? Целый год трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю-у-у!

– Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо занесло, дружище, – спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на чудовищное кладбище под мостом. – Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми ты, когда наступит темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не то что твой паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это урочище? Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?

Йурга покрутил головой: не знаю, мол.

– Не знаешь, ну-ну, – бросил незнакомец. – Но то, что лежит на дне, видел? Трудно не заметить. Это те, которые тоже срезали дорогу. А ты говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать, что там у тебя?

Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь решить, что лучше – «пакля» или «старые тряпки».

Наездника, казалось, не очень интересовал ответ. Он успокоил каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.

– Господин, – пробормотал наконец купец. – Помогите. Спасите. До конца жизни помнить буду… Не оставляйте… Что захотите дам, чего только захотите… Спасите, господин!

Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о луку.

– Как ты сказал?

Йурга молчал, раскрыв рот.

– Дашь, чего захочу? А ну повтори.

Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел, что у него нет бороды, в которую можно бы наплевать. В голове кипело от фантастических предположений касательно награды, которую мог потребовать странный пришелец. Однако все, включая и право ежедневных любовных игр с его молодой женой Златулиной, казалось не столь страшным, как перспектива потерять воз, и, уж конечно, не таким ужасным, как возможность оказаться на дне поймы в качестве еще одного побелевшего скелета. Купеческая привычка заставила его мгновенно произвести расчеты. Верховой, хоть и не походил на привычного оборванца, бродягу или мародера, каких после войны расплодилось на дорогах тьма-тьмущая, не мог все же ни в коем разе быть и вельможей, комесом или одним из зазнавшихся рыцарьков, слишком много мнящих о себе и находивших удовольствие в том, чтобы сдирать три шкуры с ближних. Йурга решил, что больше чем на двадцать штук золота он не потянет. Однако натура торгаша удержала его от того, чтобы назвать цену самому, и он ограничился лишь бормотанием о благодарности до конца дней своих.

– Я спросил, – спокойно напомнил незнакомец, переждав, пока купец замолкнет, – дашь ли ты мне то, что я пожелаю?

Выхода не было. Йурга сглотнул, наклонил голову и несколько раз утвердительно кивнул. Незнакомец, вопреки его ожиданиям, не рассмеялся зловеще, а совсем даже наоборот, казалось, его вовсе не обрадовала победа в переговорах. Наклонившись в седле, он плюнул вниз и угрюмо проворчал:

– Что я делаю? Зачем все это? Ну ладно, хорошо. Попробую тебя вытащить, хотя, как знать, не кончится ли все это скверно для нас обоих. А если удастся, то взамен…

Йурга съежился, готовый зареветь.

– Дашь мне то, – неожиданно быстро проговорил наездник в черном плаще, – что, вернувшись, застанешь дома, но чего застать не ожидал. Обещаешь?