Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Сталин обычно оставался неразговорчивым и угрюмым, спокойно курящим свою трубку, набитую крепкой махоркой. Я вспоминаю, как табачный дым раздражал Ольгу Давыдовну (жену Каменева, которая была сестрой Троцкого — Н.К.). Она ворчала, кашляла, вздыхала, умоляла Сталина прекратить курение, но он не обращал на нее никакого внимания. Редкое участие Сталина в беседе Каменев обычно прерывал краткими, почти презрительными замечаниями… Он считал соображения Сталина недостойными серьезного рассмотрения.

Мое общее впечатление о Сталине было таково, что его интеллектуальный вровень был ниже уровня среднего «партийного работника»… Его образование было весьма недостаточным и основной багаж его идей был почерпнут их дешевых социалистических брошюр. Для меня также было очевидно, что он являл собой тип ограниченного и фанатичного человека.

Убогое образование, недостаточное знание русского языка и неспособность к абстрактному теоретическому мышлению служили для Сталина преградой для того, чтобы стать хорошим литератором, а что касается его ораторских способностей, то их у него вообще не было. Не было у него также никакого личного обаяния, которое порой придает человеку магнетическую силу. Его внешность была скорее отталкивающей, вообще его отношение к другим людям отличалось грубостью, провокационностью и цинизмом».[512]

Думается, эта характеристика относится к числу тех предвзятых оценок, которыми изобилует литература о Сталине. В данном случае полемизировать с автором нет резона по вполне понятным причинам. Мое внимание обратили на себя не столько категорические и уничижительные слова о самом Сталине, сколько то, что Каменев прерывал его короткими, почти презрительными замечаниями. Вообще, как отмечали многие, Каменеву были присущи высокомерие и некий снобизм, часто замаскированный, но тем не менее достаточно явный. Очевидно, Сталин, будучи, по общему признанию, человеком весьма мстительным, никогда не забывал о нанесенных ему обидах. В свое время припомнил он и Каменеву, видимо, не только эти, но и другие эпизоды.

С именем Каменева связано и другое событие, случившееся в первые дни после победы Февральской революции. Речь идет о телеграмме, посланной от имени участников митинга, состоявшегося в Ачинске, в адрес новых российских властей. Содержание телеграммы было таково: «Председателю Совета Министров Львову. Председателю Исполнительного Комитета Государственной Думы Родзянко.

Экстренное собрание, созванное городским общественным управлением в составе представителей всех общественных, воинских частей и граждан города Ачинска постановило признать Исполнительный Комитет Государственной Думы и новый Совет Министров и принимать к руководству и исполнению распоряжения нового правительства. Кроме того, постановлено просить передать приветствие гр-ну России великому князю Михаилу Александровичу, показавшему пример подчинения воле народа в Учредительном Собрании»[513].

Во время апрельской 1917 года конференции партии большевиков, а также в период борьбы с оппозицией в 20-е годы этот эпизод стал предметом ожесточенной внутрипартийной борьбы. Каменеву вменялась в вину фактическая поддержка Михаила Романова. (Как известно, он вынужден был отказаться от престола после отречения Николая II.) Сталин на заседании Исполкома Коминтерна счел возможным упомянуть об этом факте, позорившем репутацию большевика. Причем вся эта история приняла характер чуть ли не базарной перепалки, о чем свидетельствует стенографическая запись: «Сталин. Товарищи, я очень извиняюсь, что отнимаю у вас время из-за пустяка, — пустяка не с точки зрения того эффекта, который тогда телеграмма тов. Каменева на имя Михаила Романова произвела, — а с точки зрения давности.

Я думал, что тов. Каменев будет молчать, — уж лучше бы ему молчать, — но раз он взялся за опровержение факта, — опровергать же факт — это величайшая глупость, — то позвольте факт восстановить.

Первое: дело происходило в сибирском городе Ачинске, в 1917 году, после Февральской революции, где и я был ссыльным, вместе с тов. Каменевым. Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали телеграмму на имя Михаила Романова (Каменев с места. «Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!»). Каменев, молчите! (Каменев с места. «Признаешь, что лжешь?»). Каменев, молчите, чтобы не было хуже! (Председатель по-немецки призывает к порядку тов. Каменева.) Телеграмма на имя Михаила Романова, как первого гражданина России, посланная несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал об этом на другой день после этого банкета или собрания от самого тов. Каменева, который зашел ко мне и сказал, что он допустил глупость! (Каменев с места: «Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил!»). Каменев, молчите! (Председатель по-немецки призывает к порядку тов. Каменева.) Телеграмма была напечатана во всех газетах, кроме наших большевистских газет. Вот факт первый.

Второй факт. В апреле месяце у нас была партийная конференция, причем во время конференции делегаты подняли вопрос о том, что такого человека, как Каменев, из-за этой телеграммы ни в коем случае выбирать в ЦК нельзя. Дважды были устроены закрытые заседания большевиков, — не конференции, а только собрание старых большевиков, — где Ленин отстаивал тов. Каменева и с трудом отстоял, как кандидата в члены ЦК, как человека, которого нужно провести в члены ЦК. Только Ленин мог спасти тогда Каменева. Я также отстаивал тогда Каменева, так как он признается в своей ошибке и жалеет об этом, и, следовательно, не следует его губить.

И третий факт. Совершенно правильно, что «Правда» присоединилась тогда к тому тексту опровержения, который опубликовал тов. Каменев, так как это было единственное средство спасти Каменева и уберечь партию от ударов со стороны врагов. Если теперь тов. Каменев пользуется тем, что партия была вынуждена покрыть его, чтобы спасти его, то это не говорит об искренности тов. Каменева, это говорит не о том, что он уважает партию и правду, а о том, что он способен на то, чтобы солгать и обмануть Коминтерн. (Аплодисменты.)

Еще два слова. Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне, конечно, разрешите собрать подписи участников апрельской конференции, тех, которые настаивали на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы и тех, которых потом Ленин убедил. (Троцкий с места: «Только не хватит подписи Ленина».) Тов. Троцкий, молчали бы вы. (Троцкий с места: «Не пугайте, не пугайте!».) Вы идете против правды, а правды вы должны бояться. (Троцкий с места: «Это — сталинская правда, это — грубость и нелояльность».) (Председатель по-немецки призывает к порядку тов. Троцкого.) Разрешите мне собрать подписи участников апрельской конференции нашей партии 1917 г. с тем, чтобы они внесли заявление, что действительно это было так: телеграмма была подписана, она была подписана Каменевым, вместе с другими, а Ленин отстаивал и защищал Каменева, ибо жалел тов. Каменева. (Голос с места: «Правильно, правильно!»)[514]

Приведенный мною эпизод достаточно красноречив и говорит сам за себя. Кстати, его можно встретить и в книге Д. Волкогонова о Сталине. Правда, видимо, желая подчеркнуть научную фундированность своей книги и то, что его работа основывается на архивных документах, он в данном случае ссылается в качестве источника на архив ИККИ. Выглядит это по меньшей мере смешно, поскольку было опубликовано в открытой печати шесть десятков лет назад! Аналогичных примеров можно было бы привести немало. Но уже один этот говорит сам за себя.

Но вернемся к завершению нашей непосредственной темы.

Весть о победе Февральской революции Сталин встретил в Ачинске. Несомненно, что его, как и практически всех большевиков, да и не только их, столь стремительное и невероятно успешное развитие событий в далеком Петрограде ошеломило. Революция, о которой они мечтали и для осуществления которой отдали столько сил, стала свершившимся фактом. Революция явилась одним из переломных этапов в историческом развитии страны. Таковым стала она и в политической, и в личной судьбе Сталина.

Я не стану здесь пускаться в рассуждения об исторической закономерности и неизбежности падения царского режима. Полагаю, что этот факт трудно всерьез оспорить даже самым ярым приверженцам монархизма в России. Под углом зрения исторического процесса все сколько-нибудь значимые события уже обретают исторически закономерный характер. Ведь их нельзя вырвать из самой сути истории, они служат естественными вехами ее развития и проявления. Было бы наивно гадать, что было бы, если бы события развивались в ином историческом русле. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Но она не знает и такого феномена, как обратный ход событий. Всякое происшедшее явление в истории, будь оно даже случайным по форме своего происхождения, в действительности представляет собой проявление исторической закономерности. Подчас это трудно, и даже порой невозможно, осознать участникам происходящего события.