Ферзи - Татьяна Чернявская

— Меня вот что удивляет, — подал голос Виль, когда травница с большим трудом водрузила своё бренное тело обратно в седло, и принялась шерудить в своей сумке в поисках средств первой помощи. — Зачем вам корона сдалась? Ведь и обычные украшения так просто не реализуешь без посредников, а тут такая, мягко говоря, экзотика.

Алеандр отвлеклась на миг от поливания покусанной ладони бледно-розовым составом с резким тошнотворным запахом и с неприязнью взглянула на отрешившуюся от мира подругу.

— Меня вот больше интересует: что корона делала в её рюкзаке, когда я точно помню, что укладывала её в свой узел.

Дальше путь продолжался в печальном и даже каком-то торжественном молчании, едва нарушаемом стуком копыт да позвякиванием столь бесцеремонно распотрошенной поклажи. Однако оно никого особенно не смущало, было необходимым и практически уютным в их исполнении. Виль, пригревшись в своей тонкой ворованной рубашке у горячего женского тела, совсем разомлел, поддавшись уговорам сонных духов, и тихонько дремал, раскачиваясь в такт размеренной лошадиной поступи. Изредка молодой человек приподнимал голову от женского плеча и настороженно осматривал окрестности пристальным значительно расширившимся после схождения отёка взглядом. Правда, бдительности ему хватало ненадолго, и упрямая дремота вновь опутывала вора своими чарами.

Алеандр Валент тоже было не до разговоров. В её бурой взлохмаченной после битвы головке, лишившейся-таки, как показал последний пересчёт, половины одной височной косицы, шёл непростой мыслительный процесс, где истцом выступало высокое призвание травника и целителя, требовавшее во имя науки непременно провести замеры и зафиксировать все стадии изменения повреждения, а ответчиком единым фронтом выступили здравомыслие, страх и неприятие компетентности возможного окружения. С одной стороны, девушке очень хотелось проследить, как будет развиваться заражение от слюны зомбезиума, сравнить его с изученными данными по укусам зомби и, возможно, даже разработать вакцину от подобного заражения, лишний раз доказав собственные выдающиеся способности. С другой — жертвовать рабочей правой рукой, которую и после вакцины, скорее всего, придётся ампутировать, не очень-то и хотелось. Да и всегда существовал риск, что никто из коллег-подмастерьев её вовремя не откачает после не слишком успешных попыток, погубив тем самым на корню все выдающиеся и не очень способности. Поэтому юная травница отчаянно морщила нос, кусала губы и едва не плакала, но счищала с разорванной ладони выступивший после обработки первичным индикатором яд в маленькую керамическую минзурку, успокаивая себя тем, что дома можно будет поэкспериментировать на крысах или, на худой конец, одной из кузин, выдав за «позорную хворь». От качки левая рука, не столь умелая и ловкая, то и дело давила сильнее необходимого бередя рану и всё больше склоняя «присяжных заседателей» в сторону истца. Безумно хотелось поныть на тяжесть бытия маме, Танке, а ещё лучше Арну, но травница героически терпела.

Чем занималась Чаронит, оставалось большой загадкой. Возможно, она снова отрубилась, впадая в паническое оцепенение, или следила из-за мужского плеча за уплывающими вдаль пейзажами, только после замечания о типе нежити других признаков здравости ума чародейка не подавала. Лишь время от времени откуда-то сбоку до Валент доносились обрывочные фразочки из очередной садистской песенки.

Постоялый двор показался внезапно, разбойником вынырнув из дубовой рощи и перегородив собой дорогу, не оставляя путникам и купцам другого выхода кроме как задержаться на его услужливо раскинувшейся делянке. Высокий частокол с прикреплёнными коровьими черепами стилизованный под эпоху диких племен создавал гнетущее даже немного зловещее впечатление. Из-за остро заточенных колей выглядывали тёмные крыши с резными подчас весьма устрашающими коньками, словно дикая свора из нежитеводческих псарен, следившая за незадачливыми гостями. Кривые сучковатые истуканы, неумело выкромсанные из гниловатых колод, бдительно встречали приезжих, злобно щуря провалы глаз, подобно языческим тотемам. Казалось, в любой момент тяжёлые ворота с неимоверным скрипом разойдутся и на волю вырвется Дикая охота, сметая всё на своём пути.

Вблизи, впрочем, всё выглядело немного прозаичнее, чем показалось Эл на первый взгляд. Выбитая до состояния камня дорога, петляя между истёртыми, уже порядком трухлявыми скульптурами местных умельцев, что в отличие от древних богов поливались не кровью, а, в лучшем случае, бродячими собаками, вела к простым плетёным воротам на полторы кареты. Ужасные колья оказались на половину стёртыми и достаточно тонкими, защищая исключительно от лесного зверья, да и черепа за исключением одного-двух были керамическими. Монстры на крышах в большинстве своём оказались безобидными, но очень неумело выполненными конями, а незатейливая музыка и гудение человеческих голосов и вовсе вызывали ощущение уюта.

«Стойбище Рода», как исхитрился назвать это место его хозяин, представляло собой застройку не вполне обычную, но вполне себе нормальную для укрепления какого-нибудь кочующего племени. Проходящая прямо через постоялый двор дорога г-образно изгибалась, отделяя друг от друга дорогую и дешёвую зоны. Шесть длинных невыразительных бараков для общей ночёвки с просторными задними рядами для телег и крытыми коновязями с какой-то укоризной взирали на два аккуратных двухэтажных домика с белёными печными трубами. Причина крылась в большом, стоящем между ними доме хозяина постоялого двора и прилегающей к нему славной харчевне, что являлась местом паломничества постояльцев в основном не обустроенных плитами бараков. В центре же, почти перекрывая дорогу, располагался помост для заезжих актёров, жаждущих сорвать копейку на развлечении пьяноватой толпы. Грубую сцену огораживали крепкие перила в половину человеческого роста. Очевидно для того, чтобы «ликование» толпы не утопило незадачливого балагура.

Кто из власть имущих согласился закрыть глаза на такое самоуправство, как перегораживание крупной дороги вопреки всем правилам и нормам, осталось большой и дурно пахнущей тайной. Находились недовольные, что писали жалобы и отправляли инспекторов, но жалобы шли, инспектора ходили, а «Стойбище» оставалось на прежнем месте. Поначалу, бывало, народные мстители из Березняков ещё поднимались на карательные погромы во имя справедливости и экологии. Деревенских вполне можно было понять: им исполнение нормативов было необходимо постольку поскольку, а вот прибыль от остающихся на постой купцов была значительной и неплохо подкармливала местных. После же двух трёх «душевных» разговоров представителей стражи с наиболее активными мстителями и одного найденного по весне трупа все как-то успокоились и смирились. Мужичьё из Березняков потянулось к новому шинкарю за стопочкой успокоительного. Кто более ушлый, наладил поставку овощей и яиц, да и девки погулящей нашли, так сказать, своё призвание, постоянно ошиваясь близ щедрых заезжих гостей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});