Три мушкетёра - Александр Дюма

— В любую минуту.

— Но как же я отплачу вам за такую услугу? — сказала миледи. — Я знаю влюбленных: это люди, которые ничего не делают даром.

— Вы знаете, о какой награде я мечтаю, — ответил д'Артаньян, — единственной награде, достойной вас и меня!

И он нежно привлек ее к себе.

Она почти не сопротивлялась.

— Корыстолюбец! — сказала она с улыбкой.

— Ах! — вскричал д'Артаньян, и в самом деле охваченный страстью, которую эта женщина имела дар зажигать в его сердце. — Мое счастье мне кажется невероятным, я все время боюсь, что оно может улететь от меня, как сон, вот почему я спешу превратить его в действительность!

— Так заслужите же это невероятное счастье.

— Я в вашем распоряжении, — сказал д'Артаньян.

— Это правда? — произнесла миледи, отгоняя последнюю тень сомнения.

— Назовите мне того негодяя, который осмелился вызвать слезы на этих прекрасных глазах.

— Кто вам сказал, что я плакала?

— Мне показалось…

— Такие женщины, как я, не плачут, — сказала миледи.

— Тем лучше! Итак, скажите же мне, как его имя.

— Но подумайте, ведь в его имени заключается вся моя тайна.

— Однако должен же я знать это имя.

— Да, должны. Вот видите, как я вам доверяю!

— Я счастлив. Его имя?

— Вы знаете этого человека.

— Знаю?

— Да.

— Надеюсь, это не кто-либо из моих друзей? — спросил д'Артаньян, разыгрывая нерешительность, чтобы заставить миледи поверить в то, что он ничего не знает.

— Так, значит, будь это кто-либо из ваших друзей, вы бы поколебались? — вскричала миледи, и угрожающий огонек блеснул в ее глазах.

— Нет, хотя бы это был мой родной брат! — ответил д'Артаньян как бы в порыве восторга.

Наш гасконец ничем не рисковал, он действовал наверняка.

— Мне нравится ваша преданность, — сказала миледи.

— Увы! Неужели это все, что вам нравится во мне? — спросил д'Артаньян.

— Нет, я люблю и вас, вас! — сказала она, взяв его руку.

И д'Артаньян ощутил жгучее пожатие, от которого он весь затрепетал, словно и ему передалось волнение миледи.

— Вы любите меня! — вскричал он. — О, мне кажется, я схожу с ума!

И он заключил ее в объятия. Она не сделала попытки уклониться от его поцелуя, но и не ответила на него.

Губы ее были холодны: д'Артаньяну показалось, что он поцеловал статую.

И все же он был упоен радостью, воспламенен любовью; он почти поверил в нежные чувства миледи, он почти поверил в преступление де Варда. Если бы де Вард оказался сейчас здесь, возле него, он мог бы его убить.

Миледи воспользовалась этой минутой.

— Его имя… — начала она.

— Де Вард, я знаю! — вскричал д'Артаньян.

— Как вы узнали об этом? — спросила миледи, схватив его за руки и пытаясь проникнуть взглядом в самую глубь его души.

Д'Артаньян понял, что увлекся и совершил ошибку.

— Говорите, говорите! Да говорите же! — повторяла миледи. — Как вы узнали об этом?

— Как я узнал? — переспросил д'Артаньян.

— Да, как?

— Вчера я встретился в одном доме с де Вардом, и он показал мне кольцо, которое, по его словам, было подарено ему вами.

— Подлец! — вскричала миледи.

Это слово, по вполне понятным причинам, отдалось в самом сердце д'Артаньяна.

— Итак? — вопросительно произнесла миледи.

— Итак, я отомщу за вас этому подлецу! — ответил д'Артаньян с самым воинственным видом.

— Благодарю, мой храбрый друг! — сказала миледи. — Когда же я буду отомщена?

— Завтра, сию минуту, когда хотите!

Миледи чуть было не крикнула: «Сию минуту!» — но решила, что проявить подобную поспешность было бы не особенно любезно по отношению к д'Артаньяну.

И тому же ей надо было еще принять тысячу предосторожностей и дать своему защитнику тысячу наставлений относительно того, каким образом избежать объяснений с графом в присутствии секундантов. д'Артаньян рассеял ее сомнения одной фразой.

— Завтра вы будете отомщены, — сказал он, — или я умру!

— Нет! — ответила она. — Вы отомстите за меня, но не умрете. Это трус.

— С женщинами — возможно, но не с мужчинами. Кто-кто, а я кое-что знаю о нем.

— Однако, если не ошибаюсь, в вашей стычке с ним вам не пришлось жаловаться на судьбу.

— Судьба — куртизанка; сегодня она благосклонна, а завтра может повернуться ко мне спиной.

— Другими словами, вы уже колеблетесь.

— Нет, боже сохрани, я не колеблюсь, но справедливо ли будет послать меня на возможную смерть, подарив мне только надежду и ничего больше?

Миледи ответила взглядом, говорившим: «Ах, дело только в этом! Будьте же смелее!»

И она пояснила свой взгляд, с нежностью проговорив:

— Вы правы.

— О, вы ангел! — вскричал д'Артаньян.

— Итак, мы обо всем договорились? — спросила она.

— Кроме того, о чем я прошу вас, моя дорогая.

— Но если я говорю, что вы можете быть уверены в моей любви?

— У меня нет завтрашнего дня, и я не могу ждать.

— Тише! Я слышу шаги брата. Он не должен застать вас здесь.

Она позвонила. Появилась Кэтти.

— Выйдите через эту дверь, — сказала миледи, отворив маленькую потайную дверь, — и возвращайтесь в одиннадцать часов. Мы закончим этот разговор. Кэтти проведет вас ко мне.

При этих словах бедная девушка едва не лишилась чувств.

— Ну, сударыня! Что же вы застыли на месте, словно статуя? Вы слышали? Сегодня в одиннадцать часов вы проведете ко мне господина д'Артаньяна.

«Очевидно, все ее свидания назначаются на одиннадцать часов, — подумал д'Артаньян. — Это вошло у нее в привычку».

Миледи протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.

«Однако… — думал он, уходя и едва отвечая на упреки Кэтти, — однако как бы мне не остаться в дураках! Нет сомнения, что эта женщина способна на любое преступление. Будем же осторожны».

Глава 7. ТАЙНА МИЛЕДИ

Д'Артаньян вышел из особняка и не поднялся к Кэтти, несмотря на настойчивые мольбы девушки; он сделал это по двум причинам: чтобы избежать упреков, обвинений, просьб, а также чтобы немного сосредоточиться и разобраться в своих мыслях, а по возможности и в мыслях этой женщины.

Единственное, что было ясно во всей этой истории, — это что д'Артаньян безумно любил миледи и что она совсем его не любила. На секунду д'Артаньян понял, что лучшим выходом для него было бы вернуться домой, написать миледи длинное письмо и признаться, что он и де Вард были до сих пор одним и тем же лицом и что, следовательно, убийство де Варда было бы для него равносильно самоубийству. Но и его тоже подстегивала свирепая жажда мести; ему хотелось еще раз обладать этой женщиной, уже под своим собственным именем, и, так как эта месть имела в его глазах известную сладость, он был не в силах от нее отказаться.