Звездный зверь. Имею скафандр - готов путешествовать - Роберт Хайнлайн

Я пытался расспросить об их государственной системе Мэмми; в частности, мне хотелось узнать, как они сохраняют мир и порядок, как действуют их законы, как они борются с преступностью, какие у них приняты наказания и правила уличного движения. Но разговор с Мэмми привел к самому серьезному случаю непонимания, когда-либо возникавшему в наших беседах.

— Но как же может разумное существо идти против собственной природы? — спрашивала Мэмми.

Сдается мне, что их единственный порок состоит в том, что у них нет никаких недостатков. А это, оказывается, очень утомительно.

Лечащие меня медики очень заинтересовались лекарствами из шлема Оскара; мы ведь интересуемся шаманскими снадобьями, но интерес не был праздным, вспомните дигиталис и кураре. Я объяснил им, от чего помогает каждое лекарство, сумел привести не только торговое, но и научное название почти всех их. Я знал, что кодеин делается из опиума, а опиум добывается из мака. Знал, что декседрин относится к сульфатам, но на этом мои познания кончались. Органическая химия и биохимия и без языкового барьера — достаточно трудная тема для разговора.

Не знаю даже, когда я уяснил, что Мэмми не женщина, или, вернее, не совсем женщина. Но значения это не имело: материнство — вопрос отношений, а не биологическое родство. Если бы Ной строил свой ковчег на Веге V, ему пришлось бы брать каждой твари не по паре, а по дюжине. Это весьма сильно все осложняет.

Но Мэмми — существо, которое заботится о других. Я вовсе не уверен, что все они одного пола, скорее, все зависит от характера.

Встречался я и с веганцем «отцовского типа». Можно назвать его «губернатором» или «мэром», но, пожалуй, «пастырь» или «вожатый» подойдет лучше, хотя его авторитет распространялся на целый континент. Он вплыл в мою комнату во время одной из наших бесед с Джо, пробыл минут пять, прочирикал Джо, чтобы тот продолжал делать полезное дело, мне прочирикал, что я хороший мальчик, пожелал поскорее поправиться, и все без какой бы то ни было спешки. От него исходило наполнившее меня теплое чувство уверенности, как от папы, когда он со мной разговаривает. Визит его носил характер «посещения раненого членом королевской семьи», а ведь нелегко, наверное, было включить посещение моей палаты в его плотный рабочий график.

Джо по отношению ко мне не проявлял ни отцовской заботы, ни материнской ласки, он учил и изучал меня, как «настоящий ученый».

Однажды Крошка вбежала ко мне, веселая и довольная, и застыла в позе манекена:

— Как тебе нравится мой новый весенний костюм?

На ней были серебристый плотно облегающий комбинезончик, а на спине горбился маленький рюкзачок. Выглядела она мило, но, конечно, не так, чтобы отправиться на бал в королевский дворец; вообще-то она была худенькая, как тростинка.

— Очень здорово, — прокомментировал я. — В акробаты готовишься?

— Не говори глупости, Кип, это мой новый скафандр!

Я посмотрел на громоздкого, неуклюжего, заполнявшего весь стенной шкаф «Оскара» и спросил:

— Слышал, дружище?

— Чего в жизни не бывает!

— А как шлем пристегивается?

— Он на мне, — хихикнула Крошка.

— Ну да? «Новое платье короля»?

— Что-то вроде этого. Забудь о предрассудках, Кип. Это скафандр того же типа, как у Мэмми, но сделан специально для меня. Мой старый скафандр был не первый сорт, да и мороз его почти доканал. А этот — просто чудо. Взять хотя бы шлем. Он на мне, просто ты его не видишь. Эффект силового поля. Воздух не может ни выйти, ни попасть сюда. — Она подошла поближе. — Дай мне пощечину;

— Зачем?

— Ой, я забыла. Поправляйся скорей и вставай с постели, я поведу тебя гулять,

— Я — за. И, говорят, не так уж долго ждать?

— Поскорей бы. Смотри, а я тебе покажу. — Она ударила себя по лицу, но в нескольких дюймах от ее лица рука наткнулась на преграду. — Смотри внимательней, — продолжала Крошка, и медленно повела рукой.

Рука прошла сквозь невидимый барьер, Крошка ущипнула себя за нос и расхохоталась. Это произвело на меня впечатление: еще бы, скафандр, через который можно дотронуться до себя. Будь у нас такие, я бы смог тогда передать Крошке и воду, и декседрин, и таблетки сахара.

— Здорово! Как он устроен?

— На спине, под резервуаром с воздухом, размещается энергоустановка. Резервуара хватает на неделю, а со шлангами подачи воздуха не бывает проблем, потому что их нет.

— А если какой-нибудь предохранитель полетит? Сразу вакуума наглотаешься.

— Мэмми говорит, что такого не бывает.

Что же, я не помню, чтобы Мэмми хоть однажды ошиблась в своих утверждениях.

— И это еще не все, — продолжала Крошка. — В нем чувствуешь себя, как в обычной одежде, ничего не мешает, никогда не бывает ни холодно, ни жарко.

— А как насчет ожогов? Ты ведь говорила…

— Поле действует как поляризатор. Кип, попроси их сделать скафандр и для тебя, и мы отправимся путешествовать!

Я поглядел на «Оскара».

— Пожалуйста, дружище, пожалуйста, — ответил он еле слышно. — Я ведь не ревнивый.

— Знаешь, Крошка, я лучше останусь с «Оскаром». Но с удовольствием изучу этот твой обезьяний наряд.

— Обезьяний! Скажет тоже!

Проснувшись однажды утром, я перевернулся на живот и понял, что хочу есть. Потом рывком сел. Я перевернулся на живот! Меня предупреждали быть готовым к этому. «Кровать» снова стала просто кроватью, и тело слушалось меня. Более того, я проголодался, а за все время пребывания на Веге V я ни разу не хотел есть. Медицинская машина сама насыщала мой организм. Очень здорово было вновь почувствовать себя человеком, а не отдельным мозгом. Я соскочил с постели, ощутил легкое головокружение, оно сразу же прошло, и я усмехнулся. Руки! Ноги!

Я с восторгом исследовал их. Они были целехоньки и нисколько не изменились. Потом я присмотрелся повнимательней. Нет, кое-какие изменения есть. На голове не было больше шрама, заработанного в детстве во время игры. Когда-то на ярмарке я вытатуировал у себя на левом предплечье слово «мама». Мама очень огорчилась, а отец разозлился, но велел татуировку не сводить, чтобы впредь неповадно было дурить. Теперь ее не было. С рук и с ног исчезли мозоли. Несколько лет назад я лишился мизинца правой ноги, потому что промахнулся топором. Теперь палец оказался на месте. Я поспешно поискал шрам от аппендицита, нашел его и успокоился; исчезни он, я бы не был уверен, что я — это действительно я.

Подойдя к зеркалу, я обнаружил, что у меня отросли такие длинные волосы, что я стал похож на хиппи.

На комоде лежали доллар и шестьдесят семь центов, автоматический карандаш, листок бумаги, мои часы и носовой платок. Часы шли. Долларовая бумажка, листочек и носовой платок были выстираны и выглажены. Одежда, безупречно чистая и отремонтированная, лежала на столе. Но носки были новые, из материала, похожего на войлок, если, конечно, бывает войлок не толще бумажной салфетки и растягивающийся вместо того, чтобы рваться. На полу стояли теннисные туфли такие же, как у Крошки, только моего размера. Я оделся. В дверь влетела Крошка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});