Откровенно. Автобиография - Андре Агасси

— Но мы всего лишь…

— Нет времени объяснять, — она выталкивает меня в кухню.

Я слышу, как курьер, явно влюбленный в Штефани, что-то говорит, а она нервничает не меньше его, хотя и по другой причине. Она пытается поскорее выгнать его, он же долго возится с бутылкой — и, разумеется, роняет ее. Шато Бешвель 1989 года.

Когда парень, наконец, уходит, я помогаю Штефани убрать осколки.

— Кажется, начало прекрасное! — объявляю я. — Ты согласна?

Я ЗАКАЗАЛ СТОЛИК в ресторане George on Cove с видом на океан. Мы оба заказываем цыпленка с овощами на подушке из картофельного пюре. Штефани ест быстрее, чем я, не притрагиваясь к вину. Я понимаю: она не склонна ни к обжорству, ни к гурманству и вряд ли захочет после сытного обеда расслабиться за чашкой кофе. Боится, что ее узнают.

Говорим о моем фонде. Штефани поражена рассказом о чартерной школе. У нее есть собственный благотворительный фонд — он занимается помощью детям, которых не обошли стороной войны и насилие, детям из таких мест, как ЮАР или Косово.

Разговор сам собой перескакивает на Брэда. Я рассказываю, какой он замечательный тренер, о его удивительной манере общаться с людьми. Мы смеемся над тем, как он помогал мне устроить сегодняшний вечер. Я не рассказываю ей о его предсказании и не спрашиваю о ее приятеле. Интересуюсь, чем она занимается в свободное время, и она отвечает, что любит океан.

— Хочешь, завтра поедем на пляж?

— Я думала, ты собираешься в Канаду.

— Ничего, одну ночь могу и не поспать.

Она думает.

— Хорошо.

После ужина отвожу ее в апартаменты. Она дважды целует меня в щеку — этот жест все больше напоминает мне прием самозащиты из арсенала каратиста — и убегает в дом.

На обратном пути я звоню Брэду. Он уже в Канаде, где время сдвинуто на час вперед. Я разбудил его.

— Молодец! — говорит он сонно, подавляя зевок, когда я рассказал ему о свидании. — Продолжай в том же духе!

ОНА РАССТИЛАЕТ ПОЛОТЕНЦЕ на песке и стягивает джинсы. Под ними белый закрытый купальник. Она заходит в воду до колен, останавливается и смотрит вдаль, на горизонт, упирая одну руку в бедро, а другой прикрывая глаза от солнца, словно козырьком.

— Ты идешь? — кричит она.

— Не знаю.

На мне белые теннисные шорты. Я даже не подумал взять с собой плавки: ведь я — дитя пустыни. Я не слишком ловко чувствую себя в воде, но сейчас, если надо, готов доплыть до Китая. В одних теннисных шортах подхожу к Штефани. Она смеется над моим купальным костюмом, притворно ужасаясь тому, что я не ношу белья. Я рассказываю, что это началось на Открытом чемпионате Франции, и с тех пор я никогда не изменял этой привычке.

Мы впервые говорим о теннисе. Когда я сообщаю, что ненавижу его, она смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Ну, разумеется. Наверное, все его ненавидят».

Я рассказываю ей про Джила, спрашиваю, как она поддерживает себя в форме. Она говорит, что раньше тренировалась с немецкой олимпийской сборной по легкой атлетике.

— И какая у тебя любимая дистанция?

— 800 метров.

— Серьезная дистанция. И каков твой результат?

Она застенчиво улыбается.

— Ты не хочешь мне сказать?

Нет ответа.

— Да ладно тебе! Расскажи, быстро ли ты бегаешь?

Она показывает в дальнюю точку пляжа, где на песке лежит красный воздушный шар:

— Видишь ту красную точку?

— Вижу.

— Спорим, ты меня не догонишь!

— Правда?

24

Я В КАНАДЕ — ОНА В НЬЮ-ЙОРКЕ. Я в Вегасе — она в Лос-Анджелесе. Мы все время созваниваемся. Как-то вечером она просит рассказать о том, что я люблю: любимой песне, книге, фильме, еде.

— Думаю, ты никогда не слышала про мой любимый фильм.

— Так расскажи.

— Он вышел несколько лет назад. Называется «Страна теней». Про писателя Клайва Льюиса.

Судя по звуку, у нее из рук выпала телефонная трубка.

— Невероятно, — говорит она. — Просто невозможно. Это и мой любимый фильм!

— Он про преданность, про способность открыть себя для любви.

— Да. Я знаю.

— Мы словно каменные глыбы… и содрогаемся под ударами божьего долота, которые сквозь боль делают нас совершеннее.

— Да. Совершеннее.

Я ИГРАЮ В МОНРЕАЛЕ. Мой соперник в полуфинале — Евгений Кафельников. Я не в состоянии выиграть ни единого очка. Вторая ракетка мира громит меня столь немилосердно, что зрители на трибунах прикрывают глаза. Думаю, что не смогу объяснить результаты этого матча. Я не понимаю, что сегодня со мной происходит. Я не просто проигрываю, но будто вовсе разучился играть. Это не выбивает меня из колеи. В раздевалке я встречаю Ларри, тренера Кафельникова. Он стоит у стенки, улыбаясь.

— Ларри, это была самая жалкая игра, какую я когда-либо видел. И я хочу пообещать тебе одну вещь. Передай своему подопечному, что мне придется пару раз учинить ему за это показательный разгром.

В тот же день мне звонит Штефани. Она в аэропорту Лос-Анджелеса.

— Как турнир? — спрашиваю я.

— У меня травма.

— Ох, сочувствую.

— С меня достаточно.

— Ты сейчас куда?

— Назад, в Германию. Надо закончить кое-какие дела.

Я знаю, о каких делах идет речь. Она собирается поговорить со своим бойфрендом, рассказать обо мне и покончить, наконец, с их связью. По моей физиономии невольно расползается дурацкая улыбка.

ИДЕТ 1999 ГОД. Вернувшись из Германии, она предлагает встретиться в Нью-Йорке. Мы можем провести вместе время до начала Открытого чемпионата США. Еще она собирается провести пресс-конференцию.

— Пресс-конференцию? Зачем?

— Объявлю, что ухожу из тенниса.

— Ты уходишь из тенниса?!

— Я же тебе говорила. С меня достаточно.

— Я думал, что речь идет только о турнире! Я не знал, что ты решила вообще покончить со спортом!

Я думаю о теннисе без Штефани Граф — величайшей теннисистки всех времен — и чувствую, какая это громадная потеря для всех. Я спрашиваю, каково это — понимать, что больше никогда не придется выходить с ракеткой на корт ради победы. Подобные вопросы журналисты задают мне каждый день. И все же я не могу удержаться. Я хочу это знать и задаю этот вопрос со смесью любопытства и зависти.

Штефани утверждает, что это прекрасно. Она в гармонии с собой и готова завершить карьеру.

Интересно, а готов ли к этому я? Некоторое время я упоенно размышляю о собственном уходе из тенниса. Но через неделю в Вашингтоне встречаюсь в финале турнира с Кафельниковым и обыгрываю его 7–6, 6–1. После матча выразительно смотрю на Ларри, его тренера. Что ж, обещание есть обещание.

Я понимаю, что еще не вышел в тираж. Мне предстоит сдержать еще несколько обещаний.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});