Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики - Честер Аандерсон

— Тебе приходилось проповедовать хирлайцам? — спросил Райнасон.

— Восхитительная идея! — воскликнул Мальхомм. — А что, у них есть душа?

— По крайней мере, у них есть свой бог. Или, во всяком случае, был когда-то. Этого типа, который был их богом, сущим, знанием и чем-то еще другим, причем все эти роли исполнялись одновременно, звали Кор.

— Возвращаемся к Кору! — воскликнул Мальхомм. — Возможно, это и будет моим следующим призванием.

— А в чем заключается ваше призвание сейчас? — спросила Мара, заставив себя улыбнуться. — Кроме, разумеется, учебы на протяжении всей жизни и участия во грехе?

Мальхомм вздохнул; когда принесли выпивку, он распрямился и, порывшись в привязанной к поясу суме, извлек оттуда монету и бросил ее официанту.

— Верьте или нет, но у меня есть призвание, — ответил он, и на этот раз его голос был тихим и серьезным. — Я не просто бродяга и бездельник.

— А кто же?

— Я шпион, — сказал он, поднял свой стакан и немедленно выпил.

Мара снова улыбнулась, но он не ответил ей тем же. Подавшись вперед, он повернулся к Райнасону:

— Маннинг усиленно вентилирует вопрос о своем назначении на должность губернатора, — сказал он. — Возможно, ты знаешь об этом.

Райнасон кивнул. Головная боль, которую он ожидал, уже началась.

— Знаешь ли ты, что он подкупает здесь людей, которые должны поддержать его в том случае, если будет назначен кто-то другой? — Он бросил быстрый взгляд на Мару. — Я кручусь целыми днями среди людей, разговариваю, и многое слышу. Маннинг добьется-таки власти, так или иначе, если его не остановить.

— Подкуп людей не представляет собой ничего нового, — сказал Райнасон. — К тому же, разве есть кто-нибудь получше на этой планете?

Мальхомм покачал головой:

— Не знаю; иногда я просто разочаровываюсь в человеческой расе. Маннинг, по крайней мере, имеет хоть какие-то культурные зачатки — но, тем не менее, он еще более порочен, чем кажется. Если он получит здесь власть…

— Это будет не хуже, чем на любой другой планете такого типа, — закончил за него Райнасон.

— За исключением, возможно, одного момента — хирлайцев Я ничего не имею против того, чтобы люди убивали друг друга… Это их дело. Но если только здесь не станет у власти кто-либо получше Маннинга, хирлайцам придет конец. Люди уже начинают поговаривать… они их боятся.

— Почему? Хирлайцы безвредны.

— Из-за их размеров, а также потому, что мы ничего не знаем о них. Они обладают интеллектом, а необразованные люди как огня боятся интеллекта, а когда интеллектом обладает инородец… — он покачал головой. — Маннинг в такой ситуации ничего не станет делать.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мара.

Мальхомм еще больше нахмурился, отчего темные складки на его лице превратились в глубокие борозды.

— Он использует хирлайцев в качестве пугала. Говорит, что он единственный на этой планете человек, который умеет обращаться с ними. О, вы бы услышали, как он проходит мимо людей… Я завидую его способности влиять на них словом. Кого-то похлопает по спине, кому-то бросит шутку-другую, — большинство из этих шуток я говорил в прошлом году, и, смотришь, разговаривает с каждым совсем по-приятельски. — Он снова покачал головой. — Маннинг установил настолько дружеские отношения с эта ми отбросами общества, как будто они равны.

Райнасон улыбнулся Мальхомму усталой улыбкой; вед несмотря на неотесанность этого человека, он импонировал ему. Так было каждый раз, когда они случайно встреча лись в каком-нибудь из краевых миров. Мальхомм, грязный и циничный, вращался среди обычных для далеких звездных систем отбросов общества, проповедуя религию и сражаясь с корпорациями, оппортунистами, псевдореволюционерами, которых не интересовали ничьи интересы, кроме собственных. Он был знаменит тем, что мог кулаком разбить чей-то череп, и для него никогда не существовало никаких угрызений совести, если можно было что-то стащить или убить кого-то в гневе. И вместе с тем, он обладал каким-то своеобразным чувством благородства.

— Тебе всегда необходима какая-то цель, не так ли Ренэ?

Грузный гигант пожал плечами.

— Это делает жизнь интересной, а иногда даже доставляет удовольствие. Но я не склонен переоценивать себя: я не отрицаю того, что являюсь таким же подонком, как и все они. Единственное, что меня отличает от них, так это то, что я четко осознаю это; я просто человек, и у меня не больше прав, чем у кого-то другого, кроме тех, правда, которые мне удается отвоевать. — Он поднял свои костистые руки и поднес их к лицу. — У меня переломаны кости в обеих. Не знаю, приходилось ли когда-либо Будде или Христу ударить человека. В религиозных книгах, которые имеются в хранилищах, об этом ничего не сказано.

— Имеет ли это какое-то значение? — спросил Райнасон.

— Никакого! Просто мне интересно. — Мальхомм встал, нацепив свой плакат о покаянии на крюк своей огромной руки. Его лицо снова привяло обычное дурашливое выражение, и он объявил: — Мои обязанности требуют моего присутствия в другом месте. Но я оставляю вас с изречением из Евангелия, которое является моей путеводной звездой. Оно гласит: «Не противься злому». Так вот, не противьтесь злому, дети мои.

— Кто сказал это? — спросил Райнасон.

Мальхомм покачал головой:

— Будь я проклят, если знаю, — проворчал он и пошел к выходу.

Проводив его взглядом, Райнасон обернулся к Маре; она все еще смотрела, как Мальхомм пробирается сквозь толпу к двери.

— Итак, сейчас ты получила возможность познакомиться с моим духовным отцом, — сказал он.

Девушка бросила на него оживленный взгляд своих глубоких карих глаз:

— Мне хотелось бы попробовать на нем один из телепатеров. Интересно знать, что он думает на самом деле.

— Он думает именно то, что говорит, — ответил Райнасон. — По крайней мере, в тот момент, когда говорит о чем-то, он в это верит.

Она улыбнулась.

— Пожалуй, это единственное возможное объяснение его характера. — Она помолчала, ее лицо стало задумчивым. Затем отметила: — Он не допил свое пойло.

* * *

— Ты уже включен в цепь, — сказала девушка. — Кивни или дай мне как-то знать, когда будешь готов. — Ока склонилась над телепатером, еще раз проверяя соединения и показания приборов.

Райнасон и Хорнг сидели друг против друга. Огромная темная туша аборигена молча уставилась на землянина. Он никогда не выглядит расстроенным, подумал о своем визави Райнасон, внимательно разглядывая его. За исключением единственного случая, когда они уперлись в каменную стену блока памяти о Теброне, Хорнг демонстрировал полную уравновешенность — он всегда был спокоен, никогда не проявлял никаких признаков раздражения; казалось, что он без всякого интереса относился ко всему происходящему с ним и вокруг него. Но, конечно, если бы аборигены были совсем не заинтересованы в исследованиях землян, касающихся их истории, они бы не стали сотрудничать с ними с такой готовностью. Хирлайцы вовсе не животные, которыми можно командовать. Возможно, декодировка их истории, приведение всей сохранившейся информации в стройный порядок в какой-то степени представляла интерес для них самих; во всяком случае, они никогда не пытались выстроить факты из своей собственной истории в стройный логический ряд.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});