Дневники 1923-1925 - Михаил Пришвин

После крушения коммуны (последний этап — возвращение к винному бюджету) едва ли кто-нибудь из самих государственных деятелей понимает пользу своего дела иначе как не ослаблением злой необходимости вязать личности: словом, служить государству для того, чтобы ослаблять силу необходимости…

Эти рассуждения явились у меня оттого, что явилось презрение к М., между тем Илья Николаевич занимал в отношении меня такое же положение, как я теперь в отношении М., он был образованный, честный, умный, но без таланта, я же был недоучка, беспорядочный, неудачливый, но талантливый, в конце концов он как личность исчез где-то в служении «Русским Ведомостям», и сам Разумник Вас. исчезал в служении, я же существую и буду существовать еще порядочно как личность{157}. Вот нужно так же подумать и о революционерах как о 2-м Адаме (мужик без земли, чиновник без службы).

Вопрос: она лежит, раскрытая для акта, а он отказывается от акта, потому что она хочет быть его женой. Как это объяснить?

Материал для ответа: Неудачник (а ищущий «призвания» — признания) ищет иногда в связи с женщиной восстановления своей общественно-нравственной самости (книгу написал — все равно, что женился), она же ищет от него только супруга. Это и то у него смешалось: то он видит в этом, и если она отказывает в том, он отказывает ей в этом. Полное непонимание.

Природу я понимаю из себя — это все мое прошлое так процвело…

Детские рассказы:

1) Гуси-гуменники.

Дикие гуси во время перелета часто садятся у крестьян на гумна и там кормятся. За то и называются эти большие серые гуси гуменниками. Старуха жалела их: зерно подсыпала. Гуси гостили две недели, и свои гуси, домашние, тоже ходили и очень привыкли. Природа в это время, гуси потому гостили долго, что молодые не окрепли и посвистывали. Отлет. Гуси домашние улетели{158}. Через год прилетели и 12 молодых. Старуха узнала… Крылышки подрезала. Вот отчего у всех в деревне гуси белые, а у Дарьи серые.

2) Ветхая изба.

Под лавкой в углу поселился белый старик (мороз). Электричество проводили. Лампочка. Пуговку нажмешь — и потухнет. Раз я пуговку нажал, стало темно. Что-то мне показалось, какой-то огонек под лавкой, где старик, глянули туда: а там у него тоже светится лампочка: я зажгу — он погасит, я потушу — он зажжет. Мы долго так с ним занимались. Приходит отец.

— Что это ты балуешься! — говорит.

А я отцу:

— У нас старик под лавкой тоже электричество провел, посмотри.

И потушил огонь, у старика загорелось.

— А вот теперь посмотри.

Зажгли — старик погасил.

— Значит, — говорю, — у него тоже есть пуговка.

Отец засмеялся, пошарил рукой под лавкой и вынул гнилое полено. Потом погасил огонь — полено засветилось. Оказалось, что гнилушки в темноте светятся сами от себя, и это называется мышкин огонь.

3) Дурачки.

Курица-дурочка собак не боялась, к собаке водила дурочек. Дружба. Цыплят всех под собаку и там спят. Так всех хорек поел, а эта осталась цела. И так все куры теперь дурочки.

12 Октября. Утро, сильный мороз. Потом снег. К полудню солнце. В полдень снег еще в лесу не растаял. Гуси здесь.

13 Октября. Ночью был сильный мороз, и заволокло небо только на восходе в лесах сохранились довольно большие пятна снега от вчерашнего, так что мы нашли на них следы белки, хорька и зайца. На поле еще встречались жаворонки, в лесу видели вальдшнепа. На озере забереги, не угнали ли они наших гусей?

Часто, бывает, сквозь пудру и одеколон пробьется запах тела такой отвратительный, что уж и невозможно к этой женщине подступиться. Так же, бывает, покажется отвратительной и натура самки, когда она вдруг покажется из-за идей современной образованности. Вот почему ему казалось возможным для себя сойтись в минуту хотения с женщиной простой, даже немытой, и, может быть, даже лучше, что немытой, от которой пахнет животным, как в цирке от слона.

Но есть такие же, как одеколон, пудра, идеи, заслоны пола в высших чувствах, когда до сближения телом он ищет в ней признания себя самого (брак), и если он этого не находит, то невозможно ближе сойтись. Эта добрачная любовь может не разрешиться браком, если он (или она) «много думает о себе», а она является ему только поводом, зеркалом, в котором он хочет увидеть себя (человеком себя почувствовал) самого. Эта любовь была, как отвеивание сора от зерна, или так, бывает, расходится туман перед восходом солнца…

И опять туман! но не бывает дня самого даже пасмурного, когда солнце не влияет на жизнь даже через туман. Солнце показалось на восходе во всей славе, но тучи скоро закрыли его…

Добрачная любовь.

15 Октября. Покров. В понедельник вечером приехал Лева из Москвы, с успехом выполнив все мои поручения. Разгром моих вещей и рукописей в Союзе писателей (Крысиный домик). Герои погрома: Свирский, Соболев и др.: это было, как жизнь в деревне (одновременно и кустари меня выгоняли из дома в деревне). И, несмотря на все, выписываются именно теперь [здесь] самые бодрые книги (Курымушка, Башмаки, Родники). Воистину я становлюсь каким-то рыцарем в серых латах. Да это все безобразие и не характерно для личности человека, о которой приходится писать: личность шествует невидимо по развалинам общества.

Книга «Башмаки», к удивлению моему, вышла прекрасная книга, единственный в своем роде опыт художественного писания, сознательно выдвигаемый автором как исследование. Такое же исследование мной было сделано сектантское в книге «У стен града»{159}, но я не мог в ней показать, что это — исследование. А в «Башмаках» метод выпирает наружу. Вероятно, я наделал много ошибок в рассуждениях, но факт остается фактом: на трех листах изображен целый край.

Эта книга во исполнение мысли Курымушки, что «мечта есть вестник прекрасного мира» и этот мир находится в самой серой действительности, преодолеваемой в себе самом и преображаемой: дело исследователя расставить людей и вещи, сдвинутые случаем, на свои места (вернуть их к своей самости).

Художник должен войти внутрь самой жизни, как бы в творческий зародыш в глубине яйца, а не расписывать по белой известковой скорлупе красками.

Наши коммунисты думают это найти (зародыш творчества) в рабочем процессе: на их ложную идею отвечает фабрика своим бездушным явлением, потому что рабочий процесс не зародыш жизни, а только механика роста зародыша: механику принимают за жизнь.

Нет, зародыш жизни и самая верная ее реальность — это божественная царапина, с которой рождается едва ли не каждый человек, и это есть радость жизни, жар ее als Realismus, это объявляется наверх иногда во время обыкновенной половой любви или прячется за спиною серьезного дела как небольшое, иногда странное пристрастие, как будто бы остаток детства, вот этот прячущийся за настоящей серьезной деловой жизнью ребенок, собственно говоря, и есть жилец. Все искусства есть жизнь этого жильца в деловом человеке, но захвативший власть деловой человек считает искусство своим отдыхом и только его допускает.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});