Шарм - Трейси Вульф

вкусу.

Вместо того чтобы ответить сразу, он переводит взгляд на окно офиса Нияза, бормоча себе под нос:

– Да. Горгулья могла бы обратить кого-то в камень вместе с собой. Или не кого-то, а что-то.

– Ты же говоришь не всерьез… – начинаю я.

Хадсон смотрит мне в глаза и перебивает меня:

– Чего боится мэр?

– Одежды без блесток, – шучу я, потому что больше мне ничего не приходит в голову. Хадсон поднимает одну бровь, и я пожимаю плечами. – Похоже, этот малый неуязвим ни для чего, кроме хорошего вкуса.

На сей раз Хадсон усмехается, затем говорит то, что, по его мнению, должно произвести эффект разорвавшейся бомбы:

– Суил как-то раз сказал, что гибель от драконьего огня – это худшая смерть, какую он может себе представить. Полагаю, дракон времени – это единственное, что теперь может убить его.

– По-онятно, – говорю я, растягивая слоги. – Но как?

– Суил продемонстрировал нам, что он может заставить целое здание исчезнуть и материализоваться вновь – и тем самым дал понять, что он может проделать подобное со всеми нами. Это была угроза, но… – Хадсон делает паузу. – Неуязвимо для магии времени только то существо, которое создано магией времени. И, думаю, Суил знает это, потому что он всякий раз появлялся только после того, как дракон времени был убит. Вряд ли та сила, которая у него есть, поможет ему противостоять дракону времени. Он поджарит его насмерть.

Мое сердце неистово колотится. Если это правда, возможно, мы все же не в полной жопе. Вот только…

– Но откуда мы возьмем еще одного дракона времени? Суил сказал, что он много веков ждал тех драконов, которых привели за собой мы, – замечаю я.

– Верно. Он дождался, когда мы уничтожим обоих драконов. – Хадсон откидывается на спинку своего стула, смотрит на меня, потом на Нияза и качает головой: – Если ему было нужно только одно – магическая сила дракона времени, – то почему же он не ушел после того, как мы прикончили первого из них? Он остался здесь еще на три месяца, подождал, когда мы убьем второго дракона, и только теперь говорит, что может отправиться домой, когда взойдет солнце.

Хадсон вскакивает на ноги, подходит к окну и продолжает:

– Мы знаем, что в прошлом он убил дракона времени – потому что дракон, последовавший за ним в Мир Теней, не нападает на город. И еще нам известно, что ему каким-то образом удалось прожить тысячу лет. Но почему, убив того дракона, он не пересек барьер? – Хадсон снова поворачивается к нам, подняв одну бровь: – Думаю, ему нужны два дракона. Ему всегда были нужны две этих твари. Один – для того, чтобы вобрать в себя магическую силу для манипуляций со временем, а второй – чтобы получить силу, которая позволит ему вернуться домой.

– Ну и что это значит? – спрашивает Нияз, явно не понимая, к чему он клонит.

Но мне все ясно.

– Суил способен на многое, но он не явился бы сюда, чтобы спасти свою дочь, не имея возможности вернуться домой. Он проник сюда вместе с кем-то еще – и за этим человеком последовал второй дракон.

Хадсон кивает:

– И поскольку он все еще здесь, поскольку он не использовал магическую силу этого дракона, чтобы вернуться домой, этот второй дракон должен быть все еще жив.

Я подхожу к окну, в которое только что смотрел Хадсон, и вижу огромную скульптуру на другом конце площади.

– А ведь эта скульптура не…

– Не скульптура? – договаривает Хадсон. – Да, думаю, так и есть.

Мое сердце начинает бешено биться.

– Я не единственная горгулья в Норомаре, да? – шепчу я.

Хадсон обвивает рукой мои плечи и крепко прижимает меня к себе:

– Да, Грейс, думаю, не единственная.

– Эта скульптура – настоящая горгулья, – изумленно шепчу я. Но тут мои глаза широко раскрываются. – Горгулья, окаменевшая вместе с драконом времени.

– Но… – начинает Нияз, похоже, начиная понимать что к чему. – Если горгулья на нашей площади настоящая, то как мы сможем убедить ее освободить дракона? Она же состоит из сплошного камня.

Я смотрю на Хадсона.

– Грейс может поговорить с ней.

И он прав.

Когда я случайно превратила в камень Дымку и саму себя, я могла слышать в своей голове ее непрестанное чириканье. Так что, коснувшись окаменевшей горгульи и окаменев вместе с ней, я и впрямь смогу с ней поговорить.

От одной только мысли о том, что я смогу поговорить с кем-то, похожим на меня, мое сердце начинает биться часто и гулко. Мне хочется задать ей столько вопросов. Мне пришлось выяснять, что значит быть горгульей, без всякой помощи других существ моего вида. И это удивительно – знать, что я не одна, что есть еще кто-то, кому пришлось учиться тому же, что и мне, и кто может много мне рассказать. К тому же это не абы какая горгулья, а великая воительница – это видно по тому, как она выглядит в камне.

– Да, думаю, я смогу с ней поговорить, – соглашаюсь я.

– Но даже если она освободит дракона, как сделать так, чтобы он напал на мэра, а всех остальных не тронул? – спрашивает Нияз, проведя рукой по подбородку.

– Мы, разумеется, заманим мэра в ловушку, – отвечает Хадсон, но я, как и он, понимаю, что это легче сказать, чем сделать. – Ему придется выйти из дома, когда взойдет солнце, чтобы пересечь барьер – тогда-то мы и нападем на него.

Я делаю глубокий вдох и медленный выдох. У меня не начинается паническая атака – что удивительно, если учесть, через что нам пришлось пройти за этот вечер – но мне все равно требуется привести свои мысли в порядок. Ловушка должна сработать – но только в том случае, если мне удастся уговорить эту горгулью нам помочь.

Я делаю еще один глубокий вдох. Затем поворачиваюсь к Ниязу и говорю:

– Я попытаюсь уговорить ее…

Я осекаюсь, потому что из-за двери кабинета доносится грохот.

Хадсон мигом переносится туда и открывает ее, чтобы посмотреть, в чем дело – и мы видим одну из горничных, стоящую на коленях за стойкой. Она опрокинула ужин Нияза и пытается поднять его.

– В чем дело? – спрашивает он, выходя из-за письменного стола.

– Простите, сэр, простите, – говорит горничная, складывая все на стойку.

– Я беспокоюсь не из-за того, что ты опрокинула на пол, Исса, – отвечает он, когда она начинает подбирать осколки стакана. – Меня беспокоит другое – что ты вообще делала за моей стойкой?

По лицу Хадсона видно, что он думает о том же – как и я сама. Но мы ничего не говорим – только отходим назад и предоставляем Ниязу самому разбираться со своей подчиненной. И тут Исса начинает рыдать.

– Простите, простите. Я шла мимо и увидела, что моя сестра подслушивает под вашей дверью. Она предана королеве, сэр, и сейчас она спешит вон из города, чтобы рассказать ей о вашем предательстве – то есть о вашем плане, – быстро поправляет она себя. – Который она называет предательством.

Пока она продолжает плакать, Хадсон переносится вон из гостиницы, не сказав ни слова ни Ниязу, ни мне.

– Почему она это сделала? – спрашивает Нияз. – Разве вы не счастливы здесь?

– Я-то счастлива, но она хочет вернуться домой. Она всегда хотела вернуться домой – в тот мир, который все это время продолжал меняться и развиваться. Мы долго спорили с ней из-за этого, и я думала, что она наконец согласилась со мной. Но если бы это и впрямь было так, она не сделала бы этого. – Исса начинает плакать еще горше. – Простите меня, сэр, мне так жаль.

Пока Нияз успокаивает ее, к нам возвращается Хадсон. Я вопросительно вскидываю брови, но он только качает головой.

– Она ушла, – тихо говорит он, подойдя ко мне.

– И что все это значит? – спрашиваю я, чувствуя, как у меня падает сердце.

Лицо Нияза мрачно.

– Это значит, что скоро армия королевы явится сюда. Она готова на все, лишь бы снять проклятие, тяготеющее над Миром Теней. – Он смотрит на меня.

И я уже знаю, что мне надо сделать. Независимо от того, как это произошло, независимо от того, как мы с Хадсоном попали в этот город, теперь мы находимся здесь, и я ни за что не могу позволить этому волшебнику времени вернуться