Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий

Семёныч к девушке, — Это Арсений Берендеев. Наш Арсен-царевич.

— Жена? — оторопело пробормотал я, не веря собственным ушам. — Как жена? Вы же её дедушка!

— Ах, вот ты кто! Тот самый Арсен-царевич! Тогда понятно, — Ольга бросила на меня сочувственный взгляд и грустно улыбнулась. — Проходи в дом, дружок. Проходи, не стесняйся. Выходит, это тебе внучка наша непутёвая, Царствие ей Пресветлое, жизнь личную попортила?

Признаюсь честно, я ничего не понял, потому и отвечать не спешил. Молча проследовал за хозяевами в небольшую гостиную и опустился в предложенное кресло.

— Не верь глазам своим, — мяукнул тихий голосок под ногами. — Это не твоя Оля.

— А кто это здесь такой разговорчивый? — Девушка наклонилась и подхватила кошку на руки. — Никак сама Басилиса Бандитовна объявилась? Мявчик тебя по всей Нави разыскивает, а ты вона где! — Она почесала кису за ушком.

— Да. Меня Сеня нашёл, — опустила глаза Бася. — Нашёл и привёз сюда, в столицу. Но к прадедушке я пока не ходила, он ругаться будет.

В комнате повисла неловкая тишина.

Я сверлил взглядом Ольгу, она гладила кошку, отрешённо глядя в сторону, а дядя Миша замер у окна, уставившись куда-то вдаль. Объяснять мне что-либо никто не спешил.

«Не верь глазам своим», «Не твоя»…

И что Бася хотела этим сказать? Понятия не имею, но разобраться бы не помешало.

С трудом оторвав взгляд от лица хозяйки, я быстро оглядел гостиную.

Просторное и светлое помещение с тремя окнами в двух стенах, чистое и аккуратное. Воздух здесь свежий, ни пыли, ни затхлости. Пахнет садом и сухими травами. Мебель удобная, подобрана со вкусом: двухместный диванчик с кучей подушек, пара мягких кресел в вязаных чехлах, внушительный книжный шкаф и низенький круглый столик. В углу комнаты примостился сложенный из дикого камня камин с кованой решёткой. На широкой каминной полке разместилась целая коллекция ярко раскрашенных глиняных фигурок. У дальней стены стояла тумба со старинным зеркалом в резной деревянной раме, а рядом…

Я последовал Басиному совету и старательно не поверил глазам. Как оказалось — зря: сейчас они меня не подвели.

Между зеркалом и окном висел задрапированный чёрной траурной тканью портрет Оли.

Моей Оли. Моей прекрасной Царевны-лягушки…

Не удивительно, что я обознался: они с хозяйкой дома похожи, словно родные сёстры. Практически одинаковые фигуры, волосы, разрез глаз. Но Оля на портрете обладала чуть менее пышными формами и более тонкими и мягкими чертами лица, а благодаря задорной улыбке казалась моложе, веселее и проще.

Несомненно, что портрет этот срисован со знакомой мне фотографии: девушка стояла посреди широкого зелёного луга, ветер развевал полы лёгкого летнего платья, а на голове красовался пышный венок из луговых цветов и трав. Именно в этом, до боли знакомом образе она так часто приходила ко мне во сне…

— Наша Оленька, — хрипло проговорил дядя Миша. — Красавицей была, вся в бабушку, — он обнял жену за плечи и нежно прижал к себе. — Жаль, ушла так рано…

— Ай-ай! — Отчаянно пискнула придавленная Бася.

Вывернувшись из Ольгиных рук, она спрыгнула на пол и пулей метнулась под моё кресло.

— Прости, кисонька, — выдохнул Муромский, вытирая слёзы. — Целую неделю гореутоляющим вином заливался, думал — полегчает, да как-то не очень. — Он повернулся ко мне. — Знаешь, друг Арсений, есть такое специальное вино…

— Знает он, знает, — нахально прервала его киса. — Испробовал уже. И всё по тому же поводу. Тоже не особо помогло, до сих пор на ровном месте в тоску ударяется.

Снова повисла неловкая пауза.

— Так значит, вы — Олина бабушка? — Тихо кашлянув, спросил я у хозяйки. Та кивнула. — А… Сколько же вам тогда лет? — Вырвалось вдруг у меня. — Ой, извините. Просто не верится, очень уж молодо выглядите.

— Мы ровесники, — усмехнулся дядя Миша. — Я даже чуть помоложе буду. Учились вместе, так и познакомились.

— А на внешность не гляди, — мягко улыбнулась Ольга-старшая. — Для Яги-привратницы есть особая привилегия. За то, что мы смолоду в образинах старушечьих ходим, в жизни совсем не старимся. Правда, мало кто из нас до преклонных лет доживает, — она бросила горький взгляд на Олин портрет и опустила глаза.

— Так ты, говоришь, только вчера прибыл? — Преувеличенно бодрым тоном спросил дядя Миша, садясь в кресло напротив. — А остановился где? У минотавра?

— Да, в «ПУПе», — подтвердил я, в глубине души радуясь смене темы. — На Самоварной улице.

— Правильно! Кухня там хороша, цены не кусаются. Мы и стражу у ворот предупредили, чтобы тебя прямиком туда направила, — кивнул Муромский. — Только вот не думали, что так долго добираться будешь!

— А он возле камня на Распутье не туда свернул, вот седмицу и потерял! — Наябедничала из-под кресла Бася.

— Да, было дело, — нехотя признал я. — Пришлось немного поплутать. Вообще-то, дядя Миша, мы к вам случайно попали. Просто искали ответы на некоторые вопросы.

Хозяин откинулся в кресле и нахмурился.

— Если ты приехал вчера, значит, с работодателем ещё не встречался, верно? — Спросил он, и, получив утвердительный кивок, продолжил. — В таком случае, думаю, вопросы подождут. О твоей работе мне говорить запрещено.

— Это о цели моего прибытия в Китеж и в Навь вообще?

— Да. Запретная тема. Как и личность твоего работодателя. Уж прости… Всему своё время.

— Да ладно, не страшно. Потерплю до завтра. А об Оле… О ней мы можем поговорить? — Решившись, выпалил я. — Дело в том, что сюда нас направил Ярмарочный Лабиринт. Перенёс прямиком на порог вашего дома.

— Лабиринт? — Муромский переглянулся с женой.

Та кивнула, присела на диванчик и, словно пытаясь защититься, обложилась вышитыми подушечками.

— Что ж, дружок, спрашивай, — разрешила она.

Тут мне стало ясно, что в голове роится куча вопросов, а выбрать нужный никак не получается. Спасибо Басе, выручила.

— Вот вы сказали, что внучка ваша Сене личную жизнь попортила. Это как?

Да, припоминаю, о чём-то подобном Оля мне говорила…

— Ой… Да ну… Глуповато получилось, — вздохнула хозяйка. — Наш с Михеем однокашник предсказал когда-то, что Сеня с Олей друг другу самой судьбой предназначены. Что вырастут, поженятся, семьёю станут.

— Предсказал? — Недоумённо переспросил я, стараясь не обращать внимания на холод, сковавший сердце.

— Предсказал, —