Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг

уединении он разрабатывал свою философию, понимая, что, несмотря на приверженность к мистической философии, у него все еще слишком абстрактный, «головной» подход к религии. Когда он начал практиковать ментальные упражнения, позволяющие погрузиться глубоко в алам аль-миталь – ум его, рассказывал он, словно воспламенился, и он обнаружил, что теперь может приблизиться к тайнам, которые прежде казались непостижимыми. Мулла Садра верил, что путем чрезвычайных усилий человек способен полностью преобразиться и в какой-то мере достичь состояния божества, приобретя божественные атрибуты – так, как получилось это у пророков и имамов[1383].

Но это не означало отвержения светского мира. Пережив подобную трансформацию, мистик не мог остаться в экстазе – он должен был вернуться в политическую жизнь и начать практическую работу по созданию более справедливого общества, то же, что буддисты называли «возвращением на рынок». В «Четырех путешествиях души» Мулла Садра описал путь такого харизматического лидера. Для начала он должен отказаться от эмпирического мышления – того, что мы называем левополушарным – и войти в холистическую образную реальность алам аль-миталь. Затем ему следует по очереди созерцать каждый из божественных атрибутов, открытых в Коране, пока он не увидит, что по сути они едины – и это открытие не преобразит его. В третьем своем путешествии мистик-файласуф возвращается к человечеству – и обнаруживает, что теперь совсем по-другому видит мир. Последняя его задача – проповедовать слово Божье, найти новые пути исполнения Корана и переустройства общества в соответствии с Божьей волей[1384]. Для Муллы Садра справедливости и равенства невозможно было достичь без религиозных и мистических ориентиров. Такое новое видение шиитского лидерства считало, что рациональные усилия, необходимые для преображения общества, неотделимы от мифического и мистического контекста, придающего им смысл. Поиск, начатый как глубинное исследование собственного сознания, завершается принципиальным возвращением в политический мир, дабы реализовать там принципы Корана.

Более поздняя реформация XVIII века в Аравии, оказавшая огромное влияние на современный ислам, как и протестантская реформация, пыталась вернуться ad fontes. В то время Османская империя уже начинала осыпаться по краям, и это центробежное движение вызвало к жизни несколько реформистских течений, причем все они характеризовались возвращением к Корану и хадисам. Реформаторы были убеждены, что нынешние нестроения – плод упадка и забвения ортодоксальных практик и внедрения чуждых обрядов, таких как поклонение могилам суфийских святых; целью их была социальная и моральная реконструкция общества. Хотя в центре их проекта стоял Коран, реформисты вовсе не призывали к абсолютно буквальному его пониманию. Пока западные христиане создавали «фильтры» для неученых, эти реформаторы побуждали всех мусульман изучать писание напрямую, не полагаясь на учебники и комментарии, используя силу иджтихада, чтобы открывать, что означали в своем изначальном контексте то или иное кораническое правило или хадис[1385].

Одним из самых значительных реформаторов в Аравии стал Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб (1702–1791). Он противостоял более консервативным улемам, опасавшимся, что, если мусульмане начнут самостоятельно изучать Коран, это подорвет авторитет учителей. Кроме того, его обвиняли в пропаганде насилия, но ибн Абд аль-Ваххаб всегда это отрицал. Его «борьба» (джихад) начиналась с образования, а физическая война была в ней самым крайним средством. Поскольку ему требовался защитник, в 1744 году он вступил в союз с Мухаммадом ибн Саудом из Неджда; он отвечал за религиозную практику, а ибн Сауд занимался политическими и военными делами. Со временем эта договоренность рухнула, поскольку ибн Абд аль-Ваххаб не готов был поддерживать все военные кампании ибн Сауда: он настаивал, что истинный джихад не может быть средством приобретения богатства и власти. Сам он вел только эпистолярный джихад – рассылал письма, в которых приглашал местных лидеров, правителей и ученых присоединиться к его движению; таким образом ваххабитские идеи распространялись по полуострову[1386].

Ибн Абд аль-Ваххаб требовал, чтобы все мусульмане, как мужчины, так и женщины, изучали писание самостоятельно; однако советовал им не тратить время на темные, «двусмысленные» стихи, а концентрироваться на ясных и прямых учениях Корана. В то же время им следовало изучать Пять Столпов. Первый Столп, шахада – это декларация: «Нет бога, кроме Аллаха». Это не просто вопрос «веры»: суть в том, что первый и единственный приоритет для мусульманина – Аллах, а не ложные «боги» богатства, власти или статуса. Как следует уяснив это и соответственно выстроив свою жизнь, ученики переходили к салат — пяти каноническим молитвам. Далее им следовало практиковать закят («милостыню»); к этому времени ученик становился истинным мусульманином и мог обратить свое внимание вовне, на построение справедливого и сострадательного общества[1387].

Требуя изучать писание, ибн Абд аль-Ваххаб всегда подчеркивал важность дискуссии, аргументации и пристального внимания к значению слов Корана. Правило о том, что любой, кто не принимает его взглядов – кяфир, то есть неверующий, первым ввел Ибн Таймия; некоторые из учеников ибн Абд аль-Ваххаба также склонялись к этому суровому взгляду, но сам он всегда настаивал, что лишь Богу ведомо, что в сердце человека, так что ни о ком не следует судить, мусульманин он или нет. Не соглашался он и с теми своими последователями, что пропагандировали более воинственное понимание ислама. Как и ранние экзегеты, он трактовал стихи о джихаде в их историческом контексте, накладывавшем на возможность ведения войны многочисленные ограничения[1388]. Однако более агрессивные ваххабиты перешли на сторону Ибн Сауда, мечтавшего создать себе в Аравии крупное королевство. Именно из-за влияния этих людей писания Ибн Таймии были в начале XIX века приняты как ваххабитский канон – и решение это привело ваххабитов к более бескомпромиссному истолкованию Корана.

* * *

В то время как западные христиане все более агрессивно делились на секты, Индия двигалась в противоположном направлении. Акбар (1542–1605), третий могольский император, выстроил Дом Богопочитания, где собирались для обсуждения духовных вопросов ученые всех религиозных традиций, и создал суфийский орден, посвященный «божественному единобожию» (таухид-э-илахи), основанному на убеждении, что Единый Бог открывает себя в любой верно направленной религии. В ноябре 1598 года Акбар, вместе со свитой из писцов, художников, поэтов и музыкантов, отправился в Гоиндвал в Пенджабе и посетил там Арджана, пятого гуру сикхов. Во время визита в качестве демонстрации власти Моголов показывались имперские рукописи, и, возможно, это побудило гуру Арджана отредактировать гимны и писания своих четверых предшественников, вместе с двумя тысячами гимнов собственного сочинения, создав таким образом первое официальное писание сикхов. Первый гуру Нанак, разумеется, отвергал саму идею писаного канона, но Амар Дас, третий гуру, вымостил путь четвертому, создав двухтомный сборник из стихов всех троих гуру, а также некоторых средневековых поэтов. По-видимому, некоторые враги гуру Арджана распространяли под именем