Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Агамемнон провозгласил Менелая победителем. — Гектор горько рассмеялся. — А вы чего ожидали? К тому же кто-то из троянцев ни с того ни с сего пустил стрелу в сторону греков[21].

Тогда Агамемнон объявил о возобновлении военных действий. Неужели вы не слышали звуков боя, который идет в долине? Или до вашей небесной спальни столь низменные звуки не долетают?

Я бросилась к окну. До меня донесся удаленный гул, похожий на шум волн. Затем его прорезал звук, который ни с чем не спутаешь: лязганье металла о металл. Парис подошел ко мне. Он сжал подоконник руками.

— Не в нашей власти остановить кровопролитие, — печально сказал он Гектору. — Слишком много людей хотят воевать.

— Глупец! — покачал головой Гектор. — Эта война — твоих рук дело.

— Нет. Я отказываюсь принимать на себя вину. В Трое были и есть люди, которые хотят воевать не меньше греков. Кто помешал Елене и мне встретиться с Менелаем и Одиссеем, когда они приходили в Трою? Неизвестно. Конечно, шпион, выдававший себя за Гиласа, разоблачен, но у него наверняка есть сообщники, и они остались на свободе. Одному Гиласу не справиться со всем. Кто-то убил нашу священную змею, чтобы запугать нас. Кто? Елена хотела уйти к грекам, чтобы прекратить войну, но ее поймал Антимах. Спроси его, что он делал за стенами города ночью?

— Елена пыталась бежать к грекам?

Гектор пришел в изумление, он понятия не имел об этом: Антимах сохранил секрет.

— Да, я хотела прекратить войну. Меня перехватил Антимах.

— Перехватил тебя? Где?

— За городской стеной.

— Ты перебралась через стену?

Гектор не мог поверить в это.

— Да. Я отошла довольно далеко от стены, когда наткнулась на Антимаха.

По лицу Гектора было понятно, что он не верит моему рассказу.

— Хорошо, тогда спроси его сам, — предложила я. — Ты увидишь, как он удивится, что ты знаешь.

— Я непременно спрошу. Но если это правда… Антимах всегда твердо настаивал на том, чтобы оставить тебя в Трое и использовать как приманку для греков. А вот Антенор более всех стремился к прекращению войны. Но теперь уже поздно.

— Именно это я тебе и говорил, — напомнил Парис. — Война катится вперед, и никто не в силах остановить ее. Того, кто попытается это сделать, она отбросит в сторону или раздавит.

— Я должен вернуться на поле битвы, — ответил Гектор. — Иначе скажут, что я тоже трус.

Он резко развернулся.

— Я не трус! — крикнул Парис. — Перестань называть меня трусом.

— Не я называю тебя трусом, а те, кто стал свидетелем твоего бегства.

— Я не бежал! Я объяснил тебе…

Но Гектор уже вышел, его шаги удалялись по лестнице.

— Парис, отныне нас будут считать трусами и злодеями, — сказала я, поворачиваясь к нему. — Мы с тобой знаем правду, но людей не разубедишь.

— Мы должны! Должны очистить наши имена от клеветы.

Сейчас он действительно выглядел глупым мальчишкой, как назвал его Гектор. Точнее, не глупым, а наивным.

— Парис, война требует жертв. Моя племянница Ифигения стала первой жертвой этой войны с греческой стороны. Нам предстоит стать жертвами с троянской стороны. Правда, пока мы пожертвовали не жизнью, а добрым именем. Ничего не поделаешь — такова война.

— Я считал, что жертвы войны — убитые воины и разрушенные города.

— Человеческое сердце — самая дорогая жертва, — ответила я, чувствуя полное изнеможение.

— Ты лишилась сил, защищая меня, — улыбнулся Парис. — Настоящий герой! Правду говорят, что женщины сражаются отчаяннее мужчин. К счастью, амазонки держат сторону Трои.

— Пора их уже позвать на помощь.

— Ты считаешь?

— Да, а то будет поздно.

— У меня нет таких полномочий. Это может сделать только Приам.

— Он будет сомневаться и откладывать со дня на день, пока греки так не обложат город, что к нему нельзя будет подойти. Ты должен послать за амазонками сам. Разве ты не царевич?

— Но такие решения принимает царь.

— А на этот раз прими решение ты. И увидишь, как изменится отношение к тебе.

Я была сыта по горло церемониями и полна решимости начать свою собственную войну.

LIV

— Амазонки уже в пути, — сказал Парис.

Мы сидели в своей комнате на верхнем этаже. Он чистил свои доспехи, когда внезапно поднял голову и сообщил мне новость. Вечерами мы уединялись здесь. Нижние этажи по-прежнему населяли наши «гости», но у себя наверху мы чувствовали себя далеко от всех, как в орлином гнезде. Порой бои шли под самыми стенами Трои, но попытки штурмовать их прекратились. Война стала повседневностью.

Мы с Парисом привыкли к холоду, который окружал нас со всех сторон. Этот холод не имел никакого отношения к зиме: зима давно прошла, уже и лето подходило к концу; правда, солнце светило еще жарко и ярко. Не проходила зима в глазах у людей, когда они смотрели на нас. У Гектора с Андромахой родился сын, долгожданный сын, но меня не пригласили на смотрины. Андромаха послала за мной по секрету, когда все члены семьи и гости разошлись, хотя мне казалось, что я имею отношение к рождению этого ребенка — ведь я сопровождала Андромаху на гору Ида.

Андромаха сказала мне то же самое, но, вздохнув, прикрыла головку сына и забрала его у меня.

— Мне очень грустно, поверь, — прошептала она, укачивая дитя. — Мне кажется, ты ему роднее, чем сестры Гектора, и все же…

— Не будем говорить об этом, — ответила я.

Она спросила, как подвигается картина, которую я тку.

— Я уделяю ей все больше и больше времени. Кажется, она растет по своим собственным законам, вбирает в себя новые темы и смыслы. Для фона я использую красную шерсть. Голубовато-серая шерсть — моя прежняя жизнь. Но середина пока пуста, не приняла формы.

— Судьба Трои еще не известна, — ответила Андромаха. — Со временем ты заполнишь эту пустоту, история завершится.

Я не сказала Андромахе, что ткачество занимает тем больше места в моей жизни, чем меньше остается жизни. Моя жизнь съеживалась, а картина росла, словно питалась ею, или, может, жила своей жизнью — как это умеет искусство.

— Парис храбро сражается, — сказала Андромаха, желая порадовать меня. — Гектор хвалит его.

Я улыбнулась, чтобы отблагодарить ее за попытку порадовать меня. Парис отложил в сторону лук и сражался в поле, с копьем и мечом в руках. И с каждым днем все искуснее.

— Да, — кивнула я. — Гектор вчера говорил, что он сражается как настоящий мужчина.

Я не сказала, как тяжко было ему каждый день идти в бой, а мне — ждать, когда на закате понесут раненых и убитых. Андромаха и сама это знала. В Нижнем городе пострадавшие лежали на одеялах, за ними ухаживали женщины и врачи. Среди них трудились и Геланор с Эвадной. Геланор изобрел несколько мазей, которые ускоряли заживление ран, если только они были не слишком тяжелые. При тяжелых ранениях оставалось полагаться на милость богов. Я была счастлива, что пока обошлось без чумы. Люди думают, что ее насылают стрелы Аполлона, но Геланор сказал, что эпидемия чумы часто возникает в местах большого скопления людей. Возможно, бог для удобства выжидает, когда жертвы соберутся вместе, добавил он.

— Амазонки уже в пути, — сказала я, посчитав, что нужно сообщить ей: она доверяла мне и единственная из всей семьи была и осталась мне другом. — Парис послал за ними и получил известие, что они уже в пути.

— Парис послал? — Андромаха нахмурилась. — Без разрешения?

— А у кого надо было спросить разрешения? У Гектора? Но он пока не царь.

— У царя и надо было спросить. Приам дал свое согласие?

— Приам в свое время попросил амазонок быть союзниками Трои. Какое еще требуется от него согласие? У него есть обыкновение тянуть до последнего, пока не станет слишком поздно.

— Значит, теперь военными делами руководишь ты? — Голос Андромахи внезапно стал таким же холодным, как у остальных. — Сомневаюсь, что эта идея принадлежит Парису.

— Почему ты сомневаешься? — возмутилась я. — Почему Парису никто не доверяет? Почему в него никто не верит? Ведь, в конце концов, он — единственный сын из царской семьи, который вырос не во дворце, а в лесу, среди диких зверей, где требовались сила и мужество, чтобы выжить!

— Не будем кривить душой, Елена. — Андромаха примирительно улыбнулась. — Меня очень трогает, что ты так переживаешь из-за репутации Париса и его положения, но ведь причиной войны являешься ты. — О боги! Она произнесла эти слова! — Поэтому неудивительно, что ты хочешь руководить войной. Возможно, тобой, в свою очередь, руководят боги — нашептывают тебе решения. Кто я такая, чтобы судить об этом! — Андромаха помолчала и закончила: — Но не следовало так оскорблять Приама. Это ошибка.

— Мы не хотели его оскорблять.

— Однако он воспримет это как оскорбление. — Она глубоко вздохнула и попыталась изменить свое настроение. — Скажи мне, когда должны прибыть амазонки? Тут поднимется большая суматоха. Может, мне даже случится сидеть рядом со знаменитой Пентесилеей, их царицей. Я видела ее посла — или послицу? — когда заключался союзный договор между Троей и амазонками. Вот это женщина!